Античный роман - Ахилл Татий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
32. Не пропустил Дриас мимо ушей последних слов Ломона и, домой идя, думал сам про себя: «Кто ж такой Дафнис? Его воспитала коза: значит, боги пекутся о нем. Он очень красив, ничуть не похож на Ламона, курносого, старого, и на лысую бабу его. У него оказалося сразу три тысячи драхм, а ведь столько и диких груш простой пастух не найдет у себя. Не покинули ль и его родители так же, как Хлою? Не нашел ли Ламон и его так же, как я нашел Хлою? Не было ль с ним знаков приметных, подобных; тем, что найдены были и мной? О, если б так было, владыка Пан и милые нимфы! Может быть, он, отыскавши своих родных, откроет и Хлоину тайну». Так сам с собой раздумывал он, высоко в мечтах заносясь, пока до гумна не дошел. Придя же туда и видя, что Дафнис весь в ожиданье того, что услышать ему предстоит, ободрил его, назвавши зятем своим, обещал, что свадьбу сыграют осенью. Правую руку ему протянул в знак того, что Хлоя ничьей не будет женою, кроме как Дафниса.
33. К Хлое Дафнис помчался, не пивши, не евши, быстрее, чем мысли летят. Настал он ее за работой: доила овец она и делала сыр. Ей сообщил он известье о свадьбе и после, уже не скрываясь, ее целовал, как жену, и делил с ней труды: в подойники он молоко доил, сыры в плетенках заквашивал; под маток подкладывал он и ягнят и козлят. Все хорошенько устроив, они умывались и, утоливши голод и жажду, ходили искать созревших плодов. Было много всего: эта года пора изобильна; много было груш и в лесу и в садах, много и яблок; одни уж на землю упали, другие держались на ветках — опавшие более душисты, а те, что на ветках висели, более цветисты; эти пахли вином, а те золотом ярким сверкали. На одной из яблонь все яблоки были уже собраны. Без плодов и без листьев стояла она, голыми были все ветви. Но на самой вершине ее осталось одно только яблоко, большое, прекрасное, чудным цветом своим все другие оно затмевало. Кто плоды собирал, побоялся высоко взобраться и снять его не потрудился; а может быть, чудное яблоко это как раз для влюбленного пастуха уцелело.
34. Лишь только яблоко это Дафнис увидел, как тотчас решился сорвать его с самой вершины, не слушая Хлои; и так как он ее не послушал, она, рассердившись, к стаду пошла. Дафнис же быстро на дерево влез, яблоко тотчас сорвал и подарил его Хлое; все еще сердилась она, и к ней он обратился с такими словами:
«Милая девушка! Яблоко это родили Горы прекрасные, и прекрасная яблоня воспитала его, зрелым сделало Солнце, и Судьба для меня его сохранила. Ведь глаз я не лишен, и не мог я покинуть его, чтоб на землю упало оно, чтобы стадо, пасясь, его затоптало, чтоб змея ползучая ядом своим его напитала или чтоб со временем ссохлось оно, теперь такое прекрасное и завидное. Ведь именно яблоко было дано Афродите в награду за красоту; яблоко и тебе я дарю в знак победы твоей. Судьи ваши похожи: тот пас овец, а я пасу коз».
Так сказавши, он положил ей яблоко в складки платья на грудь; когда он к ней наклонился, она его так целовала, что Дафнис ничуть не жалел, что решился залезть так высоко: он получил поцелуй, что и золотого яблока был дороже.
Книга четвёртая
1. Из Митилены пришел один раб, тому же хозяину принадлежавший, что и Ламон, и сообщил, что незадолго до сбора винограда хозяин хочет приехать сюда посмотреть, не нанес ли его полям какого вреда набег метимнейцев. Уже лето кончалось, и осень приближалась, и готовил Ламон своему господину такой прием, чтоб душа его радовалась. Он ручьи очищал, чтоб вода была чистая, вывез навоз со двора, чтоб тяжелый запах не раздражал хозяина, а за садом ухаживал, чтоб был он прекрасен на вид.
2. И верно, прекрасен был сад у него и на царский похож. Растянулся он на целый стадий, лежал на место высоком, а шириною был плетра в четыре. Сравнить его можно с лугом широким. Были в нем всякого рода деревья: яблони, мирты, груши, гранаты, фиги, маслины; виноградные лозы высоко вились по грушам: и яблоням, и зрелые грозди чернели, как будто с плодами соревнуясь. Такие-то были там деревья плодовые. Но были и кипарисы и лавры, платаны и сосны; на них вместо лоз виноградных плющ вился. Большие пучки его ягод темным цветом своим были похожи па виноградные грозди. Деревья плодовые в середине сада росли, словно под чьей-то охраной. А вокруг них стояли деревья, плодов не дающие, будто стена, руками людей воздвигнутая. Все это место было терновой изгородью обнесено. Было все разделено и размерено в точном порядке, и ствол от ствола на равном был расстоянье, а наверху ветви сходились друг с другом, переплетаясь листвою. И то, что сделала природа, казалось, создано было искусством. Здесь были и грядки цветов; одни цветы рождены землею, другие — искусства творение, розы, лилии и гиацинты — дело рук человека, а лерво-цветы, фиалки, нарциссы растила земля сама. Летом была здесь тень, весной цветы, осенью плоды, и в каждую пору года негою полнилось все.
3. Отсюда была хорошо равнина видна, и можно было разглядеть пастухов, пасущих стада, хорошо были видны и море и мореходы, мимо плывущие. И это тоже немало прелести саду придавало; а в самой его середине, где длина и ширина его пополам разделялись, был Диониса храм и алтарь, ему посвященный. Плющ обвивал алтарь, а виноградные лозы — самый храм. Внутри же храма изображена была жизнь бога: Семела рождающая, Ариадна засыпающая, Ликург, в цепи закованный, Пен-фей, на клочья растерзанный. Были тут и индийцы побежденные, и тирренцы, в рыб превращенные. И везде сатиры, точила топчущие, везде вакханки пляшущие. И Пана тут не забыли: сидел он на скале, на свирели играя, как будто под песню его и сатиры точила топтали, и вакханки плясали.
4. Таков был сад, за которым Ламон с большим стараньем ухаживал; сухие ветки он подрезал, виноградные лозы поднимал; мрамор Диониса он венками украшал; воду ручья на грядки с цветами провел; был тут ключ — его Дафнис отыскал, — чтоб цветы орошать; хоть цветам служил этот ключ, а все его звали «Дафнисов ключ». Ламон все Дафнису советовал, чтобы он как можно жирнее коз своих откормил: ведь захочет хозяин стадо посмотреть; давно уж он здесь не бывал. Дафнис же был уверен, что за коз похвалу он получит: с тех пор как стадо стал он пасти, оно удвоилось; волк у него ни одной не стащил, и козы стали жирнее овец. Но, желая, чтобы охотней на брак его господин согласился, он к стаду старанье все приложил и заботу, выгоняя на пастбища, чуть забрезжит восток, и домой гоня поздно вечером. Дважды в день на водопой их водил он, выискивал, где в здешних местах самое лучшее пастбище; старался, чтоб чаши для молока у него были новые, подойников чтоб было побольше, а плетенки для сыра повместительней, И до того его заботливость доходила, что козам он рога маслом намазывал и шерсть им расчесывал. Можно было подумать, что видишь Пана священное стадо. С ним делила заботы о козах и Хлоя; своих овец забывая, все о козах пеклась она больше; так что Дафнис думал, что только благодаря трудам ее стали такими красивыми козы.
5. Когда они заняты были всем этим, прибыл из города еще один вестник, велел возможно скорей собирать виноград и сказал, что и сам он останется здесь, пока из гроздей виноградные не сделают молодого вина, затем, когда сбор уже будет закончен, в город вернется и с собой привезет господина. Имя его было Эвдром — так называли его потому, что быстро бегать было делом его. Принят он был со всем возможным почетом, и тотчас стали собирать виноград, носить виноградные грозди в точила, сливать в бочки сок виноградный; самые ж зрелые грозди вместе с лозою снимали — с тем чтоб прибывшим из города казалось, будто сбор винограда воочию видят они и радости его вкушают.
6. Когда Эвдром уже собирался в город вернуться, Дафнис дал ему разных подарков не мало; подарил он ему. что пастух может дарить: твердых сыров, молодого козленка, косматую белую шкуру козы, чтоб зимою в дороге он мог бы накинуть ее на себя. Эвдром был очень доволен, расцеловал Дафниса и обещал за него замолвить перед хозяином доброе слово. Так он уходил, дружески к ним расположенный, а Дафнис, сильно тревожась, продолжал пасти стада вместе с Хлоей; да и она за него беспокоилась: подросток, привыкший видеть коз да овец, земледельцев и Хлою, — теперь в первый раз должен был увидать господина, которого прежде по имени только он знал. Потому она волновалась за Дафниса — как-то встретится он с господином? Она беспокоилась также о браке, — не напрасно ль они мечтают о нем? Между тем постоянно они целовались и крепко так об нимались, как будто хотели друг с другом срастись. Но поцелуи их были пугливы и печальны объятья, как будто прибыл уже господин и в страхе они от него скрываться должны. А в довершенье всего прибавился и еще один повод для тревоги.
7. Был некто Ламнис, грубый пастух, стороживший коров. Также и он Хлою сватал у Дриаса и мною уже передал подарков ему, торопясь с этим браком. Поняв, что на ней женится Дафнис, если получит согласье хозяина, он придумывать стал, как бы устроить так, чтоб господин разгневался на Дафниса и Ламона. Зная, что хозяин особенно любит сад, Ламнис решил, насколько возможно, обезобразить его и испортить. Но если деревья рубить, то услышат стук и поймают его; и он набросился на цветы и решил их уничтожить. Дождавшись ночи и перелезши через ограду, одни из цветов он повырвал, другие сломал, а иные ногами затоптал, как дикий кабан. И сам незамеченным скрылся. Наутро Ламон вышел в сад, чтоб цветы полить ключевою водой; все изгаженным увидав, он понял, что это дело не грабителя, а врага, разорвал на себе хитон и, громко крича, стал богов призывать, так что Миртала, бросив то, что держала в руках, из дома выбежала, и Дафнис, покинув коз своих, прибежал. И все они, увидев, что произошло, стали криком кричать и лить горькие слезы.