Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд) - Кирилл Васильевич Чистов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С 1764 г. развитие легенды начинает переплетаться с историей самозванчества. Таким образом с 1747 по 1761 г. легенда переживала предварительный этап в форме легенды о царевиче Петре Федоровиче, в 1761–1762 гг. была некоторая выжидательная пауза, а в 1762–1764 гг. сформировалась легенда о царе Петре III-«избавителе» на почве слухов о его спасении (С). Следующий этап развития легенды — четвертый — занимает время с 1764 по 1773 г., т. е. до времени, когда Е. И. Пугачев принял на себя имя Петра III. В эти девять лет выступили по крайней мере семь самозванцев, называвших себя этим именем, и упоминавшиеся уже самозванцы «Петры II» и «Иоанны Антоновичи». Почти непрерывное появление самозванцев и слухи, которыми сопровождались их действия, поддерживали бытование легенды, способствовали ее развитию в условиях подготовки крестьянской войны под руководством Е. И. Пугачева.[406] Вместе с тем один из интереснейших эпизодов в истории легенды этого периода не связан с самозванчеством.
Как известно, так называемая «дубинщина» — восстание крестьян Долматовского монастыря в Зауралье в 1762–1764 гг. — была одним из наиболее значительных народных волнений предпугачевского времени, вспыхнувших после временного возвращения Екатериной II монастырям их вотчин.[407] Восставшие ожидали грамоту царицы, которая «велела бы им за монастырем не быть». В 1763–1764 гг. на этой почве возникает слух о ложном указе («толкуют по всей-де России: за домами архиерейскими и монастырскими вотчинами не быть и ни в какие работы не вступать не повелено и стойте, крестьяне, в том, в чем утвердились прежде»).[408] Указ Екатерины от 26 февраля 1764 г. о секуляризации церковных и монастырских земель и о передаче монастырских крестьян в коллегию экономии воспринимается участниками «дубинщины» как недостаточный. В селах, принадлежавших Долматовскому монастырю, появляется исетский казак Федор Каменщиков (он же Скудников и Алтынный Глаз), бежавший из-под ареста и связанный с вожаками «дубинщины» Козьмой Мерзляковым и Денисом Жернаковым. Он выдает себя за «сенатского курьера Михаила Резцова», который прислан с указом, подписанным Петром III, «будто бы из правительствующего сената для исследования об обидах и разорениях».[409] Дело Ф. Каменщикова тянулось до октября 1766 г. Выяснилось, что при нем было действительно два указа — о смерти Елизаветы и о присяге Петру III. Кроме того, как говорилось в официальном документе, «во время содержания в Троицкой крепости показывал… (Федор Каменщиков. — К. Ч.) печатный указ, якобы на имя его, Каменщикова, присланный с титулом императора Петра III, и притом-де, да и во многие времена, как он, так и плотник Оренбургского полка Петр Долгих, у которого он, Каменщиков, квартиру имел, уверяли, что-де он, бывший император, вживе и неоднократно-де в Троицкую крепость обще с действительным статским советником и бывшим губернатором Оренбургской губернии Волковым приезжали для расследования о народных обидах в ночные времена, на которых он, Каменщиков, надежду имеет».[410] Расследование показало, что слышал обо всем этом Ф. Каменщиков от казака Чебаркульской крепости Конона Делянина, который якобы сам участвовал в этих поездках.
Примечательно, что в этих же местах уже обсуждали известие о том, что «царь Петр Федорович» под Оренбургом (D2) и выражали уверенность в том, что «теперь начнет правда наверх выходить»[411] (К или L). Когда монахи попытались схватить Дениса Жаркова, организовавшего сходку, он ушел к Пугачеву. В ноябре 1773 г. среди казаков Чебаркульской, Коельской и других крепостей этого района распространился слух о том, что Федор Каменщиков тоже находится у Пугачева. В связи с этим возникло намерение крестьян связаться с ним.[412] История «сенатского курьера Михаила Резцова» — Ф. Каменщикова свидетельствует о том, что легенда о Петре III-«избавителе» была не только распространена и в этом районе России, но начала уже играть некоторую роль в народных волнениях того времени. С другой стороны, характерно, что участники «дубинщины» узнают о ней уже тогда, когда движение пережило кризис; крестьянские настроения этого этапа выразились в своеобразной форме ложного указа от имени «избавителя». Это еще раз подтверждает, что в 1762–1765 гг. шел процесс активного формирования легенды. О последующем ее развитии мы знаем главным образом из документов, связанных с деятельностью самозванцев предпугачевского времени. В какие же формы отливалась легенда в эти годы?
Степень нашей осведомленности об этих семи самозванцах весьма различна. Наряду с довольно значительными самозванцами (например, Гаврилой Кремневым или особенно Федотом Казиным-Богомоловым, прямым предшественником Е. И. Пугачева) действовали неудачники (Николай Колченко, Антон Асланбеков, Петр Чернышев, Николай Кретов, Рябов) или личности, до сих пор плохо выясненные («дворцовой крестьянин», Мосякин и др.). Тем не менее мы встречаемся постоянно со знакомыми мотивами легенд о царях-«избавителях», например:
С. Гаврила Кремнев рассказывает, что «Петр III не умер, а умер солдат», а он, Кремнев, «стоял тогда (т. е. в 1762 г. — К. Ч.) на часах». Это сообщение совершенно правильно истолковано К. В. Сивковым: «Очевидно, он хотел сказать, что этим часовым был император, скрывшийся потом и теперь вот появившийся среди однодворцев южных уездов».[413] В Оренбурге Николай Кретов передает этот мотив в двух вариантах: а) «вместо него был похоронен другой человек»; б) «схоронен-де не он, а из возку (т. е. воску. — К. Ч.) сделанная статуя, а государь-де по нещастии (т. е. после свержения с престола. — К. Ч.) содержался в Петергофе под арестом и оттуда ушел» (D3 + С3) и об этом «знают гр. 3. Г. Чернышев и Н. И. Панин, да и государь цесаревич Павел Петрович известен».[414] Н. Кретов при этом добавлял: «Ведь-де простые люди многие прежде о ево смерти сумневались и говорили, будто бы не умер».[415] В 1765 г. в Нижегородской губернии была схвачена жена канцеляриста соляной конторы Устинья Завьялова и жена кронштадтского боцмана Фекла Макарова, «которые говорили, что император Петр III жив, а вместо него похоронен адъютант, что к нынешнему Петрову или Успеньеву дню надо ожидать перемен».[416] Связывался ли этот слух с каким-нибудь самозванцем, неизвестно. Таким образом, мотив подмены приобрел черты, свойственные XVIII в.: подменяет «избавителя» солдат, адъютант и т. д., а не поповский сын, стрелец или острожник, как это было в легендах XVII в.
Н. Ф. И. Казин-Богомолов, посаженный под караул и приговоренный к наказанию кнутом, вырыванию ноздрей и ссылке в Нерчинск, спрашивает у одного из караульных: где государь Петр Федорович? Караульный отвечает: «Скончался!». Через два дня караульный Я. Прокофьев доложил капралу, что «колодник показывал ему изображенный на теле крест и объявил
