Охота на Минотавра - Дмитрий Валентинович Агалаков

оставил все наследство моей матери – племяннице из провинции, которую он видел всего один раз! Каково? Но это было не все. В ближайшие пять лет умерли две мои сестры – одна от чахотки, другая от холеры. А за ними от горя, я так думаю, умерла и моя мать, которую я горячо любил. И я остался единственным наследником огромного состояния! Думал ли я о роковых совпадениях? Тогда – нет! Люди умирали вокруг: юные, зрелые, старые! От болезней, от горя, от слабости! Так чему было удивляться? Я бы мог укатить в Париж и проматывать доставшееся мне богатство, но я решил преумножить состояние. К тому времени голос перестал навещать меня. Я более не слышал его. Да, если честно, и не хотел слышать. Ведь у меня было все! Один хитрый купец из маклаков[1] когда-то учил меня, еще юношу, жизни; учил свысока; во хмелю он и проболтался мне, куда вкладывает деньги и откуда его богатство. Он скупал земли за Волгой у разорившихся помещиков и крестьян и таких же купцов, а еще мошенничал с серебряной монетой, отправлял ее в Хиву. Я втайне восхищался его хваткой! Я всё это помнил и решил перехватить его предприятие. Я создал целую сеть подставных лиц и взялся за дело. Деньги потекли рекой на мои счета! Но это было только начало. Вольжанск и другие города губернии разрастались, повсюду шло строительство, и тогда я решил укрепить и продолжить дело своего деда – отца по матери, из купцов. Из маленького кирпичного заводика я отстроил гигантский завод. Он, с огромными печами, глубоко уходил в землю. Это была крепость с подземными этажами! Завод встал на перепутье трех дорог: Вольжанск, Бирюков и Зубов – и к каждому я провел железнодорожную линию. Локомотив с платформами, груженными кирпичами, то и дело летал в каждый из этих городов. У меня не было конкурентов. Мне не было равных! И тогда я встретил Анастасию Матвеевну Сухорукову, дочь купца-мукомола. Она была юной и необыкновенно красивой! И за ней прилагались миллионы. Отец намеревался отдать ее за дворянина, ну а еще и за богатого – не смел и мечтать! А я уже знал: с ее состоянием и делом ее отца я бы мог создать самую великую торговую империю на Волге! Мы поженились – это был брак и по любви, и по расчету. Но я не мог и догадаться о той роковой беде, которая уже была мне уготована. Не просто беде – роковом ужасе, кошмаре, из которого не было исхода. Через Вольжанск проезжал цирк, заграничный, всего на один день он задержался в городе! Шатер разбили на берегу Волги. Билеты стоили дорого – это был не шутовской балаган для бедноты, а представление настоящих волшебников. И среди прочих был иллюзионист! Помню, как я увидел его на афише: пышный восточный костюм и тюрбан, а гигантские усы фокусника закручивались едва ли не спиралью. Под портретом я прочитал: „Великий волшебник сцены месье де Тавромэн“».

– Тавромэн?! – воскликнул Мишка Сомов. – Так и написано?!

Сама ошеломленная, Юля показала страницу и подвела ноготок под слово.

– «Месье де Тавромэн», – прочитал Паша. – Фокусник!

– Волшебник! – вымолвила Юля.

– Откуда же он взялся? – прошептал Мишка.

– Читаю дальше, – продолжала Юля: «И вот мы пришли на представление. Месье де Тавромэн показывал золотых львов, они рычали и бросались друг на друга, и голубых павлинов, распускавших великолепные хвосты, а потом таявших в воздухе, у него козы ходили по трапеции и бык разговаривал с ошеломленным залом человеческим голосом. Я решил засвидетельствовать ему почтение, Анастасия вдруг воспротивилась, испугалась: „Прошу тебя, не надо, – говорила она, – я боюсь его! Мы не должны подходить к нему! Он – злой колдун!“ Но я был непреклонен! „Что за выходки купеческой дочки?“ – говорил я. И снисходительно смеялся над ней. Я почти заставил жену пойти за кулисы. Вот тогда я и увидел этого человека вблизи – смуглого до черноты, с ярко сияющими синими ледяными глазами. Мне показалось, что моя жена едва не рухнула в оборок, когда он взял ее руку и поднес к своим губам. А как он посмотрел в ее глаза! И вот что меня удивило: рука его была как кипяток! Фокусник сказал мне на русском языке, но с легким акцентом: „У меня такое чувство, господин Мельников, что мы с вами знакомы“. – „Вряд ли, месье де Тавромэн, – заметил я, – уж такое знакомство я бы запомнил!“ – „Нет-нет, – сказал он, – мы определенно знакомы!“ Как же он был прав, но это я понял позже! Мы вернулись домой. Сказать, что Анастасия была в смятении, не сказать ничего. Ее словно обуревало какое-то всепоглощающее чувство, с которым невозможно справиться. Это как жажда, от которой нельзя убежать, которую нельзя забыть! И если она останется неутоленной, то можно попросту сойти с ума или умереть. Я спрашивал, что с ней, она отвечала: ничего. Просто нездоровится, лихорадит. Мало ли! В эту ночь я заснул отчего-то разом, будто провалился во тьму. Все, что я запомнил, это странный привкус у чая, который мне подавала жена. Сон, который я увидел, был ужасен. Я видел, как моя жена собирается и уезжает ночью из дома, а я следую за ней. Она торопится на край города – в цирк! Я иду по ее пятам, захожу в шатер и вижу ее в объятиях фокусника. Я смотрю, с какой жадностью она целует его и что он делает с ней. И что это вовсе не фокусник! У существа, огромного и страшного, из головы растут рога, он совокупляется с моей женой в центре полутемной цирковой арены! Я хочу закричать, наброситься на них, но у меня нет сил. И я только слышу ее крики – моей Анастасии, слышу вопли утоляемой страсти. Я падаю без сил, а когда прихожу в сознание, обнаруживаю себя на холодной сырой земле, напитанной утренней росой; шатра нет, только тяжелое рассветное небо надо мной и кружащие вороны…

Я проснулся около полудня – жена мирно спала рядом. От ее болезненного беспокойства, так взволновавшего меня накануне, не осталось и следа. На ее лицо легло умиротворение и блаженство. Она была счастлива, но… это не все. Как мне показалось, она была безмерно утомлена. Я долго смотрел на ее лицо, слушал ее дыхание. Но подозрение уже точило мое сердце: это было счастье человека, насытившегося плотской любовью, напившегося вдосталь из чаши похоти, не более того!.. Нет, я не рассказал ей о своем сне,