Избранное. Том 3: Никогда не хочется ставить точку - Олег Куваев

Зимой случилось "событие" — я как-то незаметно написал рассказ "За козерогами". Типичный охотничий и очень слабый рассказ. Но его опубликовали, я не придал этому никакого значения.

Позднее работал в верховьях Амура. Это был старый золотоносный район, с почти выработанными рудниками, основанный и заселенный. А в 1957 году поехГал на Чукотку — просто хотелось ступить ка коричневый угол карты,

о котором даже в лекциях по геологии Союза говорилось не очень внятно.

Наша экспедиция базировалась в бухте Провидения, позднее мы рейнским речным лароходиком — остатки репараций, невесть как попавшие на Север, — проплыли в бухту Преображения и оттуда на двух тракторах отправились сработой к заливу Креста.

Ещё в бухте Преображения я понял, что погиб. Ничего похожего мне видеть не приходилось, как не приходилось раньше ходить на вельботах за моржами с чукчами, охотиться с резиновых лодок в море. Позднее начались нечеловеческие "десанты", когда все г от спальных мешков и палаток до примуса и керосина — люди несли на себе. Мы разбивали стоянки в молчаливых горных долинах, встречали пастухов, и всюду была тундра, очарование которой, кажется, еще никому не удалось передать. Я вырос в вятских лесах, но меня тянуло именно в безлесные пространства вроде тянь шаньских предгорий или чукотской тундры. Экспедиция окончилась довольно неудачно: погибли оба трактора, нам пришлось пешком выбираться на берег залива Креста, где ждали вельботы, потом в течение двух недель пережидать шторм, питаясь моржатиной. Над заливом каждый вечер повисали ужасные марсианские закаты на полнеба. Все это меня окончательно доконало, и на обратной дороге я залетел в Магадан — договориться о заявке в институт. Я был уже студентом шестого курса и через полгода должен был защищать диплом. В Магадане охотно пошли навстречу, заявка была послана, но, чтобы попасть на Чукотку, еще долго пришлось обивать пороги в министерстве: нашу группу готовили к несколько иному профилю.

Но на Чукотку я попал. И в феврале 1958 года оказался в Певеке на берегу Чаунской губы в должности начальника партии. Певек частенько называют чукотским Клондайком. Незадолго до моего приезда здесь открыли хорошее промышленное золото, в геологическом управлений и в пбселке жизнь била ключом. Но система работы крепко отличалась от системы столичных экспедиций. Тундра здесь не была экзотикой, люди просто жили в ней обычной и привычной жизнью. Материальная база управления была слабой, и всякий начальник партии и сотрудники ее в значительной степени стояли в зависимости от собственной энергии, энтузиазма и. физической выносливости.

Я прожил там почти три года, даже научился ездить на собачьих упряжках — вое это послужило отличной школой. В управлении царил здоровый дух легкого полярного суперменства, что только помогало работе. Работа, собственно, была основным занятием, и просидеть до 12 ночи в управлений не считалось чем то необычным, особенно когда подходил срок сдачи отчета.

Изобилие впечатлений требовало какого то выхода, и я вспомнил о своем единственном опубликованном рассказе. Меня перевели к этому времени в Магадан, в Центральное геологическое управление Северо Востока. К этой новой руководящей должности я, видимо, не был приспособлен — затосковал и неожиданно для самого себя уехал в Москву. "Вокруг света" напечатал в 1962 году несколько моих рассказов. Я пытался как-то взвесить все, что произошло. В общем то это были, пожалуй, стандартные размышления о смысле жизни. В результате я самостоятельно, додумался до апробированного поколениями вывода, что главное — это работа, вернее, степень ее янтересности. Все остальное — сопутствующие явления. Работа может быть разной, и всякая клановость или кастовость не делает чести уму апологета какой либо профессиональной замкнутости. Главное — работать с азартом.

К тому времени, когда меня посетили эти благие мысли, в Магадане организовался Северо-восточный комплексный научно исследовательский институт, и меня пригласили туда. Институт был хорошо организован и давал большой простор инициативе. Я руководилтруппой, которой удалось провести исследования на острове Вранге 4 ля. На легких самолетах Ан 2 мы делали съемку по дрейфующим льдам Чукотского и Восточно Сибирского морей. Здесь тоже приходилось изворачиваться любыми способами подешевле: собаки вместо вездехода, фанерная лодка вместо катера, байдара и резиновая лодка вместо вертолета. За три года я сдружился с летчиками полярной авиации, с байдарными капитанами, каюрами.

Занятие литературой становилось чем то вроде второй профессии. Вышла книга, готовилась к печати вторая, и потребность писать забирала все большую власть. 4

Вероятно, занятия литературой могут увлечь человека даже сугубо научного скдада ума, не только врожденных гуманитарЩиков. Человек как объект — самое сложное из всего, что выдумано природой, и процесс создания, допу

стим, рассказа, который заранее рассчитанным образом подействует на читателя, задача неизмеримой сложности и увлекательности. Идеал ее недостижим, и именно отсюда, мне кажется, идут рассуждения о литературе как "проклятом" ремесле, которое невозможно бросить.

В калейдоскопе людей, встречающихся на Севере (а контингент их там, видимо, более калейдоскопичен, чем в других местах, ибо сюда приезжают люди с Определенным потенциалом энергии), меня всегда интересовали так называемые чудаки. Чудаки в жизни необходимы — это общеизвестно. Это люди, которые руководствуются нестандартными соображениями и, во всяком случае, не житейской целесообразностью поступков. В довольно неприглядной картине непостоянства кадров на Севере подавляющее число убывших составляют люди мелкой рациональности. А чудак поселяется прочно, он надежен в этом смысле. К тому же; знакомые призывы к молодежи — "на освоение" — изобилуют сплошь и рядом истертыми фразами, которые потеряли способность эмоционального воздействия. Я убежден, что человек очень долго (по крайней мере, до того возраста, до которого мне удалось пока дожить) остается мальчишкой, который запоем читает о приключениях на какой ни-будь Амазонке и склонен к авантюрам, в хорошем смысле этого слова! И не надо скуч нить жизнь, дорогу — мечте и фантазии! Однако и всячеА ские розовые коллизий, надуманная чепуха — лишь бы попышнее — там, где сам повседневный труд схож с приключением, — такая трактовка "жизни" граничит с беспре цедентностью обдуманной лжи. Я, в частности, говорю о литературе о геологах, ибо вееь мой жизненный опыт пока связан с геологией. Геология ныне — наука и производство, она все более становится четким промышленным комплексом и дальше будет развиваться именно по этому пути. Надуманные истории про последнюю спичку, трехпудовый рюкзак, закаты и "ахи" над месторождением: "здесь будет город" — звучат чаще всего оскорбительно для геологии. Все случается в силу жесткой необходимости, но это Нельзя возводить в ранг сугубо типичного. Вот именно в этом я вижу на ближайшее время свой долг пишущего человека. Это долг перед товарищами по профессии, с которыми вместе приходилось работать, радоваться, рисковать и просто жить. А

Из записных книжек

Чаун — остров Айон

171 59 г. Поездка в Хасын.

Тацпиты — воинственные коряки из времен войны с чукчами.

Пурга бывает оттого, что где то в тундре сидит сердитый старик и каюгуном (каменным топором) долбит снег. Ветер его подхватывает.

Тухтан — моржовый окорок.

Во время хода рыбы нельзя разжигать огонь в яранге, чтобы не отпугнуть рыбу.

Землянка Тумлука

Гым тванляркен каметвак— есть хочу". Муриэн квалове каматвак — "садись к нему". Чим уйка валёрымкын "я не понимаю". Валёрмырконе — "понимать".

Скоро встанут строгие сентябрские ночи, и легкий звон замерзающего по ночам льда будет резать ночную тишину. Первые робкие отсветы северного сияния и невиданная осенняя яркость звезд. (Записано осенью на Ичувее ме.)

Собаки характер

С о г о с — добродушный хитрец, белый, пушистый, очень ласков и деликатен.

Шаман — черный с белым, мохнатый нахал и обжора, лентяй.

Пират — мрачный колымчанин, сильный, рослый пес. Стар. Работяга. ""

Таракан — рыжая дворняжка. Очень предан и работает изо всех сил. Передовик.

Иннаклы — белый, не особенно приметный пес. Передовик, очень самолюбив. Всегда тянет в свою сторону и старается везти упряжку с собой куда хочет.

Печатается по изд.: Куваев О. М. Дневник прибрежного плавания. М., 1988; Сов. Россия. 1988. 12 июня.

Рейс по Чауну

12УУ1. Странное совпадение. Ровно 25 лет назад, 12 июня 1934 г., С. Обручев, тоже на моторной, шел вверх по Чауну. Ветер в низовьях. Наша шаланда качалась и прыгала, а в довершение всего заглох мотор. Пристали, 2 часа заводили.