Зултурган — трава степная - Бадмаев Алексей Балдуевич

Много лет живет Нарма в усадьбе зайсана, живет почти в их семье, но раньше не слышал от зайсанши подобных шуток. Она была добра к мужу, но и ревнива, зла, как рысь. Нарма обернулся и долгим взглядом посмотрел на старуху.

— Я вижу: ты не веришь! — Байчха перехватила его взгляд. — Приедешь домой, все откроется.

Эти слова словно ошпарили сердце парня кипятком. «Может, в мое отсутствие они привезли Сяяхлю в дом зайсана насильно? И бедная девушка давно в Налтанхине? Без помощи и защиты?..»

Нарма выхватил из-под сиденья кнут и резко взмахнул над головами коней… Те рванулись вскачь, опрокинув зайсаншу на подушки.

— Нарма, потише! — вскрикнула Байчха, поправляя взбившуюся юбку. — Ты слышишь, Нарма!.. Ой, моя, печень!

Нарма встал во весь рост и ожесточенно нахлестывал лошадей. Коляска то неслась над землей, то прыгала на ухабах. Зайсанша, высоко подняв ноги, прижалась к подушкам, что-то вопила, то прося, то угрожая… Наконец, поняв по ожесточенному виду Нармы, что его сейчас не унять, перевалилась на бок, встала на колени и на коленях уже подобралась к вознице сзади. Она уцепилась скрюченными пальцами в его взвихрившуюся рубашку, словно ведьма, замыслившая взобраться ему на плечи. Так они и вкатились в хотон… Выехали при добром мнении друг о друге, вернулись домой в смятении и страхе — врагами.

Когда Нарме было десять лет, его мать умерла. С тех пор жил он под неусыпным глазом Байчхи. Нарма почитал Байчху, как родную, мог бы отдать жизнь, защищая ее, никогда не грубил зайсанше. И лишь сегодня в пути он догадался, что все ласки Байчхи были притворными. Она никогда его не любила, видела в нем лишь слугу, своего раба, которого можно в любую минуту унизить или наказать.

Взмыленные, уставшие кони остановились у крыльца дома зайсана. Еле живую Байчху вынесли из коляски на руках и уложили в постель. Долго она не могла произнести ни слова.

Когда Нарма распрягал лошадей, к нему подбежал с желанием помочь сын старого табунщика.

— Зайсан дома? — спросил Нарма у мальчика.

— Нет его. Еще вчера уехал! Наверное, опять за лисой!

«Знаю я, где сейчас охотится зайсан!» — зло подумал Нарма.

— Ладно… Принеси-ка мне побыстрее седло из конюшни, — велел Нарма юному помощнику.

Освобожденных от упряжки коней он завел через калитку в стойло. Там же оседлал гнедого скакуна. В это время из дома вышли два двоюродных брата Хемби — Лавга и Санчир. Ничего не говоря, они приблизились к Нарме и стали по обе стороны.

Хотя у них была разница в три года, Лавга и Санчир были одинаковы ростом, схожи лицом, походкой и характерами. Если бы незнакомый человек встретил их по отдельности, не смог бы отличить друг от друга. Обоим братьям было за тридцать, но они еще ходили в холостяках, батрачили у зайсана, питались объедками с господского стола и вообще чем-то походили на хорошо натасканных дворняг: науськай — разорвут в клочья! Когда Хембя выезжал на зимовку скота, чтобы проверить, в каком состоянии содержатся стада батраками, всегда брал с собой Лавгу и Санчира. Братья числились телохранителями зайсана. Горе было тому, на кого укажет зайсан: «Ату!» У не обремененных заботами братьев был запас сил, а насчет ума они не беспокоились.

— Эй, парень! Может, ты скажешь нам, куда надумал ехать? — спросил Санчир.

— Брысь отсюда! — сказал ему Нарма, разворачивая коня боком, чтобы вскочить в седло.

— Сними седло, а коня поставь на место! — с нехорошим блеском в глазах потребовал Санчир.

— Уберитесь с дороги, шавки! — скомандовал почуявший недоброе Нарма. Рука его так и впилась в рукоять плети.

Как управляющий, Нарма всегда давал братьям указания: где и чем заниматься днем. Ленивые, полусонные, ничего толком не умеющие делать, они выполняли самые тяжелые, грязные работы. Однако за ними нужен был глаз. Отвернешься — свою же работу изгадят, не думая о последствиях. Они подстраивали Нарме подлости, но все же боялись его. Теперь, кажется, все в доме зайсана поменялось своими местами.

— Ну-ка потише! — выкрикнул Лавга. Он подошел к Нарме сзади, схватил за руки и приказал брату: — Санчир, сними чембур и подай мне.

Нарма оттолкнул его. Но Санчир уже бросился на него, сдавил шею, сбил с ног каким-то заученным ударом.

Они скрутили Нарме руки, на всякий случай связали и ноги тонкой волосяной веревкой и потащили к низкому полуподвалу, где хранилась сбруя летом. Зимой здесь укрывались от холода сторожевые собаки. Нарму бросили на пол и заперли снаружи дверь.

Он долго и отчаянно бился, перекатывался поближе к железным предметам, чтобы перерезать веревку на руках, но ничего не смог сделать.

«Как эти олухи могли на такое решиться? Раньше они боялись не только моего слова, а взгляда. Зайсана дома нет. Неужели Байчха дала такое приказание? Приедет Хембя, он велит освободить меня… А вдруг он привезет Сяяхлю?»

Нарма до утра не сомкнул глаз, все думал, думал.

Утром братья принесли Нарме кувшин чая и кусок пресной лепешки.

— Кто велел вам так измываться надо мной? — спросил Нарма у своих насильников. — Где вы будете искать спасения, когда мне развяжут руки?

Тень испуга пробежала по лицу Лавги — он уже однажды испытал на себе кулаки Нармы. Но другой хмуро, как заговоренный глядел в землю.

Лавга развязал руки, чтобы Нарма мог взять кувшин. Нарма действительно дотянулся до кувшина и сильным броском вышвырнул его за порог. Рванулся было встать, но братья одновременно навалились на него, заломили руки назад. Вдобавок завязали платком рот и ушли.

Вечером второго дня Нарма услышал со двора голос Хемби. Зайсан с кем-то разговаривал. Но к подвалу он так и не подошел.

Третьи сутки лежал Нарма связанным… Теперь он уже не сомневался: Хембя замыслил-таки жениться на Сяяхле. «Что ж, захочет зайсан жениться — никто не помешает ему. Но если зайсан так тверд в своих намерениях, зачем ему держать взаперти какого-то батрака? Он мог бы просто изгнать меня из хотона. Мне даже некуда головы приклонить — сирота… Какой я соперник?»

В полдень появились братья, развязали руки и ноги.

Хембя сидел в своей комнате в нарядном халате, наброшенном на плечи. Зайсан был занят делом — строгал кусок дерева, мастерил какую-то игрушку. На другом столе выстроились в рядок крохотные божки, такого же размера лошадь, верблюд, волк, баран, лисица. За этим праздным занятием Нарма заставал Хембю нередко и раньше.

Увлечение резьбой по дереву было у зайсана нешуточным. Иногда он брал с собой двух-трех человек, отправлялся с ними в заволжские леса, привозил оттуда целую подводу кленовых, дубовых, ясеневых и ольховых поленьев. Прихватывал для последующей доделки облюбованную корягу, затейливый пень или другой какой вытвор природы. В окрестностях не было ни одного такого любителя поделок, как Хембя. Его мастерство удивляло заезжих гостей, находились и такие поклонники таланта Хемби, что приезжали взглянуть на его домашний музей издалека. Все это были люди праздные. Скотоводы не признавали такого занятия всерьез. Если в какой-либо семье дети брали в руки нож и палку, мастерили себе из глины куколки, родители отчитывали ребенка: «К чему эти глупости? Или тебе время девать некуда, как нашему зайсану? Сходи вон лучше наскреби курая в степи на растопку или сена положи коровам!»

— А-а, Нарма пришел? Иди, иди поближе, садись, — сказал Хембя, как и прежде добродушно, делая вид, что ничего не случилось.

Нарма подошел к указанному месту, но перехватив пристальный взгляд зайсана, спрятал руки за спину.

— Дай-ка взглянуть, что там у тебя с руками, — потребовал Хембя.

Нарма показал руки.

— Что за полосы? — спросил зайсан недовольно.

— Это следы от чембура, — пояснил Санчир. — Нарма полез драться… Пришлось связать его.

— Ух, прохвосты! — ругнулся на своих холуев зайсан. — Вот я прикажу сейчас, чтобы Нарма так же повязал вас с Лавгой, и посмотрю, что вы запоете в подвале!

Хембя стал шарить глазами по углам комнаты, будто отыскивая чембур. На глаза попалась плеть, висевшая на стене. Зайсан кинул плеть Нарме.