Ради острых ощущений - Дик Фрэнсис

Рыжий не сводил с меня глаз.

– А он не слишком разговорчив, – отметил он после долгого молчания.

– Небось есть о чем подумать, – саркастически поддержал второй.

Собственные преступления Эдамса и Хамбера никак меня не оправдывали. Я заерзал на сиденье, наручники звякнули. Где те легкомыслие и беспечность, с которыми я когда-то отправился в Слоу в своем маскарадном костюме?

Впереди виднелись огни Клейверинга. Темноволосый посмотрел на меня с плохо сдерживаемой радостью – дело сделано, преступник задержан. Рыжий прервал затянувшуюся паузу, в его голосе было слышно такое же удовлетворение.

– Он будет гораздо старше, когда выйдет из тюрьмы, – сказал он.

Хотелось надеяться, что его прогноз не оправдается. Однако я прекрасно понимал, что продолжительность моего заключения будет всецело зависеть от того, насколько убедительно я смогу доказать убийство в целях самообороны. Недаром мой отец был юристом!

Следующие несколько часов прошли как в страшном сне. Полицейские Клейверинга были ожесточившимися циничными парнями, в меру своих возможностей пытающимися сбить растущую волну преступности в шахтерском районе с высоким процентом безработицы. Мягкость не фигурировала среди их методов обращения с преступниками. Очень возможно, что каждый из них в отдельности любил жену и баловал детей, но даже если это было и так, они сохраняли доброту и человечность исключительно для внеслужебного пользования.

Без работы они, похоже, не сидели – все здание полицейского участка гудело от хлопанья дверей, торопливых шагов и громких голосов. Меня, все так же в наручниках, таскали из одной комнаты в другую, задавая отрывистые вопросы и нетерпеливо отмахиваясь – «потом, сейчас не до него, займемся этим ночью».

Я с тоской думал о горячей ванне, мягкой постели и пригоршне аспирина. Но моим мечтам не суждено было сбыться. Ближе к ночи меня усадили на стул в ярко освещенной комнатушке с голыми стенами, и я рассказал, как я попал к Хамберу и почему убил Эдамса, подробно описав все события последнего дня. Они не поверили ни одному моему слову, и их можно понять! Мне тут же было предъявлено официальное обвинение в совершении убийства. Все мои протесты остались без ответа.

Потом они принялись меня допрашивать. Снова и снова мне задавали одни и те же вопросы, я отвечал, и вопросы опять повторялись. Допрашивающие сменяли друг друга, как участники эстафеты, оставаясь свежими и полными рвения, я же все больше уставал. Слава Богу, что мне не надо было врать – смертельная усталость и полнейшее отупление вряд ли позволили бы мне сохранять ясную голову. Мне и правду-то трудно было выговаривать – в голове царил густой туман, язык не ворочался, – а они только и ждали какой-нибудь ошибки с моей стороны.

– Теперь расскажи, как все было на самом деле.

– Я рассказал.

– Ну, это все шпионские страсти.

– Запросите из Австралии копию договора, который я подписал, когда нанимался на эту работу.

Я в четвертый раз повторил адрес адвоката, и в четвертый раз они его не записали.

– Так кто тебя нанял?

– Граф Октобер.

– С ним мы тоже можем связаться?

– Он в Германии до субботы.

– Какая неприятность!

Тут они нехорошо ухмылялись. От Касса им стало известно, что я работал в конюшне Октобера. Касс также сообщил им, что я ленивый, нечестный, трусливый и не слишком сообразительный конюх. Он верил в то, что говорил, – поверили и они.

– Ты попал в историю с дочерью его светлости, это правда? Черт бы побрал этого Касса и его длинный язык!

– А теперь ты хочешь отомстить ему за увольнение, впутав его имя в эту историю? С мистером Хамбером ты ведь тоже расквитался за то, что вчера он тебя выгнал?

– Нет. Я ушел, потому что моя работа была закончена.

– Тогда за то, что он тебя ударил?

– Нет.

– Старший конюх говорит, ты это заслужил.

– Эдамс и Хамбер занимались мошенничеством с лошадьми. Я вывел их на чистую воду, и они попытались убить меня.

Кажется, эта фраза звучала уже в десятый раз, не производя ни малейшего впечатления.

– Итак, тебя побили, ты затаил злобу и нашел способ рассчитаться… Обычная история.

– Нет.

– Ты все обдумал, вернулся и напал на них. Устроил настоящую бойню – там вся комната в крови.

– Это моя кровь.

– Мы можем установить ее группу.

– Сделайте это, и вы убедитесь, что это моя кровь.

– И все из такого крошечного пореза? Не считай нас за идиотов.

– Но врач мне все зашил!

– Ах, да! Вернемся к леди Элинор Тэррен, дочери лорда Октобера… Это с ней ты впутался в историю?

– Нет.

– Она забеременела…

– Да нет же! Спросите у врача.

– …и приняла таблетки…

– Нет. Ее отравил Эдамс.

Дважды я рассказал им о флаконе с фенобарбитоном. Наверняка они наткнулись на него в конторе, но не желали признавать этого.

– Ее отец вышвырнул тебя, потому что ты ее соблазнил. Она не стерпела позора и выпила снотворное.

– Ей незачем было терпеть позор – это не она, а ее сестра Патриция обвинила меня в том, что я ее соблазнил. Эдамс отравил Элинор, подсыпав порошок в джин с кампари. Джин, кампари и фенобарбитон вы найдете в конторе. Сравните с анализом содержимого желудка Элинор.

Они пропускали все мои слова мимо ушей.

– В довершение всего она обнаружила, что ты бросил ее и сбежал. Мистер Хамбер пытался утешить девушку, предложил ей выпить, но она вернулась в колледж и приняла таблетки.

– Нет.

К моему сообщению о применении Эдамсом огнемета они отнеслись, мягко говоря, скептически.

– Вы найдете его в сарае.

– Ну да, как же, в сарае. Так где, ты говоришь, он находится? Я еще раз объяснил.

– Наверное, поле принадлежит Эдамсу. Это можно выяснить.

– Оно существует только в твоем воображении.

– Поезжайте и проверьте. Огнемет тоже там.

– Скорее всего его используют для сжигания вереска – многие фермеры так делают.

Они дважды позволили мне попытаться связаться по телефону с полковником Беккетом. В Лондоне его камердинер сказал, что полковник уехал к друзьям в Беркшир, чтобы посетить вместе с ними скачки в Ньюбери. Местная телефонная станция Беркшира не действовала – оператор сообщил мне, что прорвало водопровод, залило кабель и его как раз сейчас чинят.

Я не мог понять, почему мое настойчивое желание связаться с руководителями Скакового комитета не заронило в головы следователей подозрения, что я все-таки могу говорить правду.

– Помнишь того парня, что жену задушил? Совершенно чокнутый – все требовал, чтобы ему разрешили позвонить лорду Бертрану Расселлу [17] и сообщить ему о своем вкладе в дело мира.

Где-то около полуночи один из полицейских высказал мысль, что даже если я не вру и меня действительно наняли следить за Эдамсом и Хамбером (в чем лично он очень сомневается), это все равно не давало мне права убивать их.

– Хамбер жив, – сказал я.

– Пока.

У меня упало сердце. Не дай Бог, если еще и Хамбер…

– Так значит, ты ударил Эдамса тростью?

– Я же говорил – я ударил его шаром из зеленого стекла. Я держал его в левой руке и ударил изо всей силы. Я хотел не убить, а только оглушить! Но я ведь не левша… Поэтому мне было трудно рассчитать силу удара…

– Зачем же ты тогда бил левой рукой?

– Я уже объяснял.

– Объясни еще раз. Я объяснил.

– И после того, как тебе перебили правую руку, ты сел на мотоцикл и проехал десять миль до Дарема? За кого ты нас принимаешь?

– На пресс-папье есть отпечатки обеих моих рук. Правой рукой я метнул его в Хамбера, а левой ударил Эдамса. Проверьте!

– Теперь еще и отпечатки пальцев! – саркастически произнес один из них.

– А на телефоне вы найдете отпечатки левой руки – я пытался позвонить вам из конторы. И еще на кране в ванной… и на ключе, и на ручке двери – внутри и снаружи. Во всяком случае, они там были…

– Но на мотоцикле-то ты все же ехал.

– К тому времени онемение прошло.

– А сейчас?

– И сейчас тоже.

Один из полицейских подошел ко мне, взял меня за правое запястье и высоко поднял мою руку. Наручники дернулись и подняли вместе с правой рукой левую. Острой болью отдались ушибы. Полицейский отпустил мою руку. Наступила короткая пауза.

– Ему действительно больно, – нехотя признал кто-то.

– Прикидывается!

– Может быть…

Весь вечер они пили чай, но мне не предлагали. Правда, когда я попросил, мне тоже принесли чашку – но я с таким трудом смог поднять ее, что, пожалуй, не стоило и стараться.

Они вновь принялись за свое.

– Допустим, Эдамс и ударил тебя по руке, но он сделал это в порядке самозащиты – увидел, как ты бросил пресс-папье в своего хозяина, и понял, что следующим будет он. Он пытался отбиться.

– К этому моменту он уже разбил мне лоб и несколько раз сильно ударил, в том числе и по голове.

– По словам старшего конюха, большую часть побоев тебе нанесли вчера. Поэтому-то ты и вернулся. И напал на мистера Хамбера.