Не ходи, Эссельте, замуж - Светлана Багдерина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стойте, стойте, стойте!!! – вскочил Иван и вскинул ладони, немного опередив помрачневшую и встревоженную зарождающейся ссорой королеву. – То, о чем вы говорите, было давно, сотни лет назад, когда никого из вас на Белом Свете еще не было! И это значит, что ни сиххё, ни люди, здесь присутствующие, не могут отвечать за дела своих предков!
– Но это правда!..
– Это было!..
– Голос крови… – пасмурно пробормотал Дагда.
– Перебивается голосом разума, – строго договорил Иванушка, и все смущенно умолкли, то ли обдумывая, то ли просто сожалея о высказанном в запале.
– А дел мы сами еще наворотим, не хуже прародителей, – первым поднял глаза и усмехнулся Амергин.
– Человек Иван прав, – тихо присоединила свой голос к мнению гостя Арнегунд. – Что было – то было… И вы, и мы наделали немало ошибок и глупостей.
– Это они… – забурчал Огрин.
– Нет, это вы… – процедил Дагда.
– Нет, мы… – подскочила Эссельте.
– Но существует же способ всё изменить и вернуть сиххё в Гвент! – решительно заявил лукоморец, снова не дав поднявшей голову розни еще и разинуть ядовитую пасть. Слова его на сей раз упали на более благодатную почву.
– И нас заодно, – еле слышно пробормотал друид.
– …и в Улад, и в Эйтн тоже!.. – с апломбом продолжал Иванушка.
– А вот это правильно. И побольше. Можно вообще всех, – так же дипломатично – хотя на тот раз так, чтобы никто из хозяев не слышал – одобрил друид. – Особенно в Улад.
– …Если вы попали сюда, значит, по законам магии, должен быть и путь обратно! – оптимистично закончил царевич, и в ожидании поддержки с энтузиазмом окинул всех светлым взором победителя.
Губы королевы дрогнули еле заметно – натянутые как нервы струны вздрогнули вместе с ней – и она отвела глаза.
– Не знаю. Наши ведуны говорили, что для этого нужно очень многое… чего мы никогда не сможем заполучить.
– Что? – нетерпеливо подался вперед лукоморец. – Вы только скажите, мы обязательно поможем! Мы найдем это, достанем, добудем, вырвем из самого громадного логова гайнов, если понадобится! Если есть что-то, что от нас зависит…
Хозяйка смутилась – уже очевидно, пристыженно опустила голову, посмотрела искоса на Аеда, на старейшину Дагду, на Амергина, поджала губы, словно принимая какое-то трудное решение, и уклончиво кивнула.
– Наши ведуны говорили, что клятва, произнесенная на Поляне Совета, была самой страшной, какая только могла быть составлена сиххё и людьми. И то, что свершилось по ее исполнению, назад возвращено быть не может…
Ничуть не обескураженный, чувствуя за всем минорным вступлением одно мажорное «но», Иванушка порывисто сжал кулаки и вытянул шею, готовый, верный своему слову, искать, доставать, добывать и вырывать – и не обманулся.
– …если только кровный потомок того человека, который поклялся, не откроет нам дорогу назад по своей воле.
Лицо царевича разочарованно вытянулось, и он, жестоко обманутый в своих ожиданиях, медленно опустился на место.
Но мигом снова вскочил.
– Эссельте?..
Принцесса встретила было его вопрос изумленным взглядом, но тут же поняла, что он имеет в виду.
– Нет, милый, – с искренним сожалением покачала она головой. – В Гвенте род Морхольта прервался. Наш род – по линии супруги правнука его младшего сына. Он умер, не имея родичей мужского пола, оставив бездетную жену править страной. Королева Прителла взяла в мужья эрла Северного Гвента, и от них ведется теперь наш род, род Грайдлонов.
– А других особ королевской крови с нами нет, – то ли с издевкой, то ли с сожалением закончил ее речь архидруид и развел руками – кружка в одну сторону, желтоватая пресная лепешка – в другую.
Сиххё перенесли удар стойко, не поведя и бровью. Наверное, после стольких веков непрерывной надежды, когда надежда действительно мелькнула на горизонте, уже нет сил ни радоваться, ни огорчаться, сочувствуя, подумал царевич.
А у нас?..
– А мы?.. – с замиранием сердца, словно прочитав его мысль, робко спросила гвентянка. – Мы, люди… сможем отсюда уйти?
– Ведь проникали же вы в наш… общий… мир? – оживился Друстан.
– Нам очень надо! Причем срочно! – умоляюще взглянул Иван на королеву.
Та перевела взгляд на Аеда. Аед – на Дагду, Дагда – на Амергина, тот снова на королеву, как на истину в последней инстанции…
Она неохотно качнула головой.
– Не знаем…
– Вряд ли…
– Я никогда не слышал о людях, которые попав сюда, вернулись бы в Аэриу…
– Боюсь, что нет…
Воспрянувший было духом Огрин снова поник бородой.
– Значит, королева Арнегунд, не только вы, но и мы, люди, застряли в этом отвратительном месте?
– Сумрачный мир вовсе не отвратителен! – выступил на защиту приемного дома, ставшего родным, старейшина Дагда. – Он дик, большей частью непригоден для проживания сиххё, опасен, непредсказуем, но отвратительным я бы его никогда не назвал!
– Он красив, – согласно кивнул Амергин.
– Как красив старый воин, покрытый шрамами, – поддержал его Аед.
– А ты, случайно, не поэт? – улыбнулась невольно хозяйка старику.
– Нет, – усмехнулся тот в ответ. – Я всего лишь хорошо слушаю старые баллады.
– Баллады?.. Я люблю баллады, – утирая рукавом намокшие глаза, прошептала Эссельте. – Как хотелось бы услышать какую-нибудь еще… Если бы кто-нибудь из нас мог играть и знал такие слова, мы бы спели вам что-нибудь свое, что поют люди, когда им грустно и страшно и хочется домой.
– На сегодня баллад хватит, девочка, – непререкаемо произнес друид, припечатав свирепым взглядом к месту Друстана, уже было потянувшегося просить хозяйку разрешения взять айволу. – Надо спать. Неизвестно, что будет завтра.
– Так и проспите последнюю в жизни ночь, – колко проговорил Амергин, от которого не укрылся демарш старика.[51] – А я бы тоже не прочь послушать, какие звуки сейчас разносятся над Светлыми Землями, когда нет нас.
– Амергин, – предупреждающе нахмурила брови королева, и воин с видом «ну, что я могу поделать против такого», капитулировал.
– А что гайны? – встревоженно вернулся мыслями Иванушка из древней истории чуждых держав ко дню сегодняшнему.
– Не волнуйся, – успокаивающе кивнул Дагда. – Наши патрули следят за тем берегом неотрывно. Незамеченными они сюда не попадут.
– Будем ждать, пока попадут замеченными, – оптимистично пробормотал друид и, засунув в рот оставшуюся лепешку, с кряхтением стал подниматься с жесткого земляного пола.
Несмотря на дневную карусель событий и встреч, скачек и усталости, сражений и купаний, Иванушке упорно не спалось.
Сначала он был не одинок в своем полуночном бдении: с дальнего конца отведенного им гостевого домика, где расположились гвентяне, то и дело доносились приглушенные обрывки горячей ссоры:
– …сделай сейчас!..
– …потом, когда…
– …зачем ждать?..
– …какая теперь разница?..
– …вот поэтому я и говорю…
– …а я говорю…
– …расскажу ей!..
– …не посмеете!..
– …раньше надо было думать…
– …нет сердца…
– …нет мозгов…
Потом препирательства прекратились, спорщики уснули, отвернувшись носами к разным стенам, а Иванушка всё равно не мог, как ни силился.
Сначала он посчитал овец.
Потом овцы в Лукоморье и сопредельных державах, занимающихся этим видом промысла, закончились, и он принялся считать лошадей.
Когда закончились лошади – кур.
Куры не хотели быть сосчитанными, постоянно разбегались, перемешивались в пестрые бестолковые кучи, перелетали с забора на завалинки и обратно, кричали петухами, и царевичу это, в конце концов, надоело. Бесплодно прокрутившись на матрасе, набитом свежими листьями и духовитыми травами в общей сложности часа три, он капитулировал перед превосходящими силами бессонницы и тревоги, поднялся, оделся, и тихо ступая, чтобы невзначай не потревожить беспокойно ворочавшегося и постанывавшего во сне Друстана и редко, но болезненно всхрапывающего Огрина, вышел наружу.
Если бы не фонарное дерево со странными светящимися оранжевыми плодами размером с огромный арбуз, возвышающееся посреди деревенской площади и подпирающее своими изогнутыми ветвями тяжелое мрачное небо, под густой сенью крупной округлой листвы было бы совсем темно.
«Как настоящей ночью,» – не успел подумать Иван, как откуда-то из-за соседнего домика к нему подошел высокий сиххё с настороженно-любопытным взглядом и нейтральной, но постоянно соскальзывающей в вопросительные, улыбкой. В одной руке его был то ли крендель, то ли бублик.
«С маком и кокосовой стружкой», – отчего-то подумалось Иванушке.
В другой – фонарь, сделанный из такого же оранжевого плода, как на дереве, только поменьше.