Чужие интриги - Сандра Браун

Спенс посмотрел в упор на свое отражение в зеркале.

– Выходит, у нас куча дел.

– Все в свое время. А сейчас о главном. – Дэвид встал. – Не могу передать, как я рад тебя видеть. Мне тебя чертовски не хватало. Но прежде, чем заняться делами, ради всего святого, помойся.

Глава 25

– Мисс Тревис, вашему поведению нет оправданий.

– Мистер Дженкинс, я понимаю, что совершила чудовищную ошибку. Ужасно… унизительно. Это будет мне уроком на будущее.

Генеральный директор канала сурово нахмурился.

– Сенатор Амбрюстер лично звонил мне – дабы изложить свою версию того, что произошло. Сообщил мне все подробности – так что теперь мне известно намного больше того, что было в газетах. И чем дольше я слушал, тем сильнее удивлялся вашему вопиющему непрофессионализму. Скажи мне кто-нибудь, что один из работников нашего канала способен на нечто подобное, я бы не поверил.

– Поверьте, я очень сожалею, что доставила руководству канала неприятности. И готова сделать все от меня зависящее, чтобы исправить эту ситуацию.

Лучшее, что Барри могла сделать в такой ситуации, это каяться и бить себя в грудь – и она старалась, как могла. Но сенатор тоже хорош! Вместо того чтобы набраться мужества и сказать ей в лицо, что она вела себя недостойно, он звонит Дженкинсу, рассказывает о ней всякие гадости, а тот отчитывает ее, словно бестолковую девчонку. Впрочем, сейчас она казалась себе именно такой.

– К счастью, ущерб оказался не слишком велик, особенно учитывая серьезность совершенной вами ошибки. И на том спасибо. Президент в срочном порядке созвал пресс-конференцию, и это позволило представить случившееся в несколько ином свете.

– Да, сэр. Полностью с вами согласна.

– Что ж, все хорошо, что хорошо кончается, – прочирикал из своего угла Хови Фрипп, вызванный «на ковер» вместе с Барри.

До этого времени он скромно жался в углу, грыз ногти и обливался холодным потом – да так, что под мышками и без того грязноватой рубашки темнели круги. Барри, конечно, понимала, что Хови волнуется не о ней. Скорее всего, он опасался за свою шкуру, гадая, как этот инцидент отразится на нем самом и его положении в редакции.

К несчастью, вмешавшись, он привлек к себе внимание Дженкинса.

– Это ведь вы отрядили в клинику оператора, не так ли, Фрипп? – рыкнул он.

– Эээ… да, но только потому, что об этом попросила Барри. Заверила, что у нее будет сенсационный материал.

– Не дай бог! – буркнул Дженкинс, перекрестившись.

Замечание больно задело самолюбие Барри, однако она сочла себя обязанной заступиться за своего шефа.

– Хови тут ни при чем, мистер Дженкинс. Это я позвонила ему домой и попросила прислать оператора. – директор бросил на Барри такой испепеляющий взгляд, что у нее загорелись уши. – Одно из многих решений, о которых я еще долго буду жалеть. – сказать по правде, Барри уже жалела, ведь именно присутствие прессы превратило недоразумение в нечто катастрофическое. Однако угрызения совести она испытывала лишь из-за этого звонка Хови, поскольку позвонила ему исключительно из вредности. Точнее, потому, что была зла на Грея, ясно давшего понять, что не нуждается в ее сочувствии. Сенатора Амбрюстера она недолюбливала с самого начала. Что же до Ванессы, то до того дня, когда она туманно намекнула на некую тайну, из-за которой ее жизнь оказалась под угрозой, Барри при виде первой леди с трудом скрывала усмешку. Ну, а потом…что толку лукавить – потом она просто ревновала, ведь Грей даже не пытался скрывать, что по-прежнему любит Ванессу.

Поэтому, когда в тот вечер Барри позвонила Хови и попросила срочно прислать оператора, она не чувствовала себя виноватой – ни перед Греем, ни перед Ванессой. Объективность превыше всего.

О, конечно, звонок был оправдан. Может, она поступила слегка эгоистично, но по справедливости. Учитывая обстоятельства, можно смело сказать, что ни один репортер за всю историю мировой журналистики не упустил бы такой шанс. После такого сенсационного репортажа ее карьера стремительно взмыла бы вверх.

Зато теперь можно было так же смело утверждать, что впереди ее ждет крах. И то, что происходит сейчас, похоже, еще цветочки.

– Сенатор мог бы выдвинуть против нас не менее дюжины исков, – угрюмо проворчал Дженкинс, – и если честно, я бы лично не стал его за это винить.

– Сенатор Амбрюстер имеет полное право злиться, – смиренно признала Барри. – По моей милости ему пришлось пережить такое, чего не пожелаешь и врагу. Однако я извинилась. Помимо этого я не раз звонила в Белый дом, надеясь, что мне дадут возможность лично принести извинения президенту и первой леди. Но мне было отказано.

– Непонятно, с чего бы это, – буркнул Хови.

Дженкинс смерил его суровым взглядом.

– Мне бы хотелось, чтобы президент и миссис Меррит знали, как сильно я сожалею о своей ошибке и как горько раскаиваюсь, что из-за меня им пришлось пережить немало неприятных минут.

– Весьма благородно с вашей стороны, мисс Тревис. Но когда – вернее, если вам все-таки представится возможность сказать им это лично, не вздумайте представиться служащей нашего канала. – Дженкинс, хлопнув ладонью по крышке стола, смерил Барри уничтожающим взглядом. – Потому что с этой минуты вы у нас больше не работаете.

В глубине души Барри с самого начала боялась, что все закончится именно так. И тем не менее упорно убеждала себя, что этого не будет. До этой самой минуты ей не верилось, что ее могут вышвырнуть за дверь. Не верилось до такой степени, что поначалу Барри даже решила, что ослышалась. Как оказалось, нет.

– Я уволена?

– В вашем распоряжении час, чтобы собрать свои вещи и покинуть здание.

– Мистер Дженкинс, прошу вас, не делайте этого! Я хорошо усвоила урок. С этой минуты я буду крайне осмотрительна, обещаю. Буду проверять каждую деталь.

– Слишком поздно, мисс Тревис. Я уже все решил.

Барри решила сыграть на его сострадании.

– Вы ведь знаете, что произошло с моим домом…

– Разумеется. Для вас настали тяжелые времена.

– Мне очень нужна эта работа.

– Очень сожалею. Но все уже решено.

С мужеством отчаяния Барри отчаянно цеплялась за соломинку.

– Хорошо, пусть так. Не поручайте мне делать репортажи – просто позвольте остаться на новостном канале.

– Мисс Тревис…

– Я могу делать копии. Редактировать сценарии. Я могу отвечать на телефонные звонки, работать суфлером, разносить почту, даже бегать за сандвичами. Пусть это станет чем-то вроде испытательного срока. Если я его пройду, через пару месяцев вы восстановите меня в прежней должности.

– Прошу вас, не унижайтесь, – перебил ее Дженкинс строгим, но доброжелательным тоном, который приберегал для тех, кому не оставлял никакой надежды. – Вы больше не вписываетесь в нашу программу.

– И что это значит?

– Что вы не соответствуете нашим стандартам – просто потому, что у вас они другие. Что вы не оправдали возложенных на вас ожиданий. Это значит, что я увольняю вас не за одну конкретную ошибку, а, так сказать, по совокупности.

– Чушь собачья!

Хови испуганно моргнул. Дженкинс выглядел так, словно его обухом по голове ударило.

– Прошу прощения? – просипел он.

– Попробуйте хоть раз поступить, как мужчина, Дженкинс! Признайте честно, что увольняете меня только потому, что сенатор потребовал поднести ему мою голову на блюдечке!

Дженкинс побагровел до синевы, тем самым подтвердив, что удар попал в цель. Барри встала и, решив, что хватит с нее унижений, гордо расправила плечи.

– Что ж, начистоту, так начистоту. Эта дерьмовая телестанция с ее подмоченной репутацией и убогим руководством тоже не соответствует моим запросам.

– Жареной картошки положить?

Барри прикинула количество жира и калорий, указанное на пакете – многовато, конечно, но есть хотелось до смерти. Да и выглядит аппетитно. Ну и черт с ними!

– Конечно, почему бы и нет? Большую порцию.

Заплатив за чизбургер и картошку, она вернулась к машине. Сегодня вечером ей предстояло ужинать в одиночестве. Она месяцами уговаривала Дэйли хоть изредка выбираться из дома. И вот сегодня, вняв ее мольбам, он принял приглашение одного из прежних коллег и отправился на кинофестиваль посмотреть какой-то фильм с Бриджит Бардо.

– Он завезет тебя домой? – Всякий раз, как Дэйли выбирался куда-то, особенно с наступлением темноты, Барри переживала, как он доберется до дома.

– Да, мамуля. Отвезет и привезет. И предваряя следующий вопрос – да, я проверил кислородный баллон, убедился, что он заправлен. Хотя, если учесть, как я обмираю при виде Бриджит Бардо, возможно, кислород закончится раньше, чем я доберусь до дома. Но даже если так, я все равно умру счастливым.

Естественно, Дэйли добавил это исключительно, чтобы ее позлить. Он и знать не знал, что сегодня ей указали на дверь. Барри подозревала, что если Дэйли узнает о ее увольнении, то непременно останется дома, чтобы ее утешить. Поэтому она молчала о произошедшем. Какой смысл страдать обоим?