Гибель Иудеи - Элиза Ожешко

Веспасиан вертел в руках маленькую шкатулочку, украшенную жемчугом; на крышке было изображение амура, оседлавшего льва. Повисла напряженная тишина; Вероника нарушила ее последней попыткой сопротивления.

— А Тит?

— Тит, конечно, — ответил Веспасиан, — утверждает то же, что и ты. Но если бы даже он имел смелость проявить свою любовь к Веронике открытым признанием подлинности поддельного и даже исчезнувшего документа, то это принесло бы мало пользы Веронике. Римские браки непохожи на иудейские. В Риме легко добиться развода без всякого повода. Что бы, например, помешало Веспасиану признать Веронику, царицу покоренного народа, военнопленной и отдать ее Титу как рабыню? Тит тогда будет иметь право поступать с рабыней по своему усмотрению. Он может ее подарить, продать или, если хочет, сделать своей наложницей. Одного только он не может сделать по нашим законам. Он не может жениться на Веронике, не лишая себя в то же время всяких прав на почести и на власть в будущем. Не забывай, что друзья Рима вместе с тем и рабы Рима. Говоря откровенно, я не думаю, чтобы Тит принес такую жертву Веронике. Он мне дал сегодня эту изящную безделушку, — вероятно, дар любви. — чтобы я передал ее тебе.

Он открыл шкатулочку и положил ее на стол перед Вероникой. Из шкатулки выпал сухой лист. Вероника вскрикнула:

— Лавр Кармеля!

Она оттолкнула шкатулку, и та упала на пол. Вероника вскочила с безумным криком. Веспасиана уже не было; она не заметила, как он ушел. Нет, она не покорится. Бороться до конца! Власть или смерть!

Когда четвертью часа позже к ней вошел Оний с очень важными вестями, она не дала ему сказать ни слова.

— Не говорил ли ты мне однажды — быстро сказала она, что ты все сделал бы для меня, Оний?

Он с изумлением заглянул в ее глаза. Потом смиренно наклонил голову.

— Все, госпожа.

— Докажи это на деле. Веспасиан должен умереть.

Оний вздрогнул от неожиданности. Вероника усадила его рядом с собой и изложила перед ним свой план.

— Исполнишь это? — спросила она.

Его глаза тоже сверкали.

— Исполню.

После триумфального шествия Регуэль стал бесцельно бродить по улицам Рима, не замечая, что происходит вокруг него. Одна мысль наполняла его существо, мысль о мщении. Вероника должна умереть на вершине достигнутого ею могущества. Теперь Вероника достигла высоты. Победа Рима над Иерусалимом была ее собственной победой. Завтра или, быть может, даже сегодня она будет провозглашена властительницей над блестящим могущественным Римом, над всем миром. Она уже держит в руках кубок, чтобы с жадностью осушить его. Но прежде, чем ей это удастся, кинжал мстителя пронзит ее, кровь ее сердца смешается со священной кровью мучеников за родину, кровью, которая уже пролилась и еще должна пролиться.

Рим требовал своей доли в опьяняющем празднестве победы. На всех зданиях вывешено было воззвание цезарей, приглашавших на празднество.

«В деревянном амфитеатре Нерона состоятся завтра бои пленных иудеев и звериная травля».

Регуэль знал, что заключается в этих простых холодных словах. Он уже слыхал о пышности победных празднеств, устроенных Титом после покорения Иерусалима в Берите и в Цезарее Филиппийской. Чем больше жертв, тем больше славы.

Для Рима было оставлено самое лучшее. Тамара и Мероэ, Габба и Хлодомар в их числе.

Конечно, Вероника будет смотреть на них с высоты императорского подиума и будет наслаждаться блеском своего могущества. Она, быть может, будет аплодировать, когда дикие звери бросятся на дочь Иоанна из Гишалы. Придет ли час мести? Регуэль поднял кулаки к небу.

Вдруг его окликнул чей-то голос. Он испуганно оглянулся. Рядом с ним рабы проносили носилки. По знаку сидевшей в них женщины они остановились около Регуэля. Он сначала растерянно взглянул на нарядную римлянку, лежавшую на пышных подушках, потом вздрогнул и краска залила его лицо.

— Саломея! — прошептал он. — Ты жива! И ты… — Он с презрением взглянул на ее богатые одежды. — И тебе не стыдно теперь, когда народ твой унижен, тебе, племяннице Иоанна?

Ее бледное лицо тоже залила краска.

— Ты все узнаешь, но не здесь. Я догадываюсь, почему ты теперь в Риме. Из-за пустяков не рискуют жизнью. Каждый шаг грозит тебе смертью. Иди за мной издали неприметно. Иначе мне не удастся укрыть тебя.

Прежде чем Регуэль успел ей возразить, она дала знак рабам, и носилки двинулись дальше. Регуэль после короткого размышления последовал за ней. Встреча с Саломеей показалась ему божественным предзнаменованием, знаком того, что небо покровительствует задуманному им делу.

У дверей великолепного дворца, в котором скрылись носилки, Регуэля встретил доверенный раб Саломеи. Он обратил внимание юноши на проходившего мимо человека с сухим желтым лицом. Регуэль узнал в нем человека, который стоял около него во время триумфального шествия.

— Как бы там ни было, — сказал раб, — ты можешь пробыть по крайней мере до вечера в полной безопасности во дворце Этерния Фронтона. Едва ли осмелятся обеспокоить друга и вольноотпущенника Тита.

— Во дворце Этерния Фронтона? — переспросил с ужасом Регуэль. Так это?..

Раб усмехнулся.

— Не пугайся этого имени, — сказал он. — Фронтон распоряжается, по воле Тита, судьбой пленных иудеев, но он совсем иной, когда дома. Там он обязан уничтожать побежденный народ, здесь он на него молится…

Раб провел его за ворота и тщательно закрыл их. Регуэль шел за ним, ошеломленный всем, что он услышал.

Раб говорил правду. Влияние Саломеи на Этерния Фронтона было безграничным. Со времени страшных дней в Птолемаиде она сделала своим рабом того, кому вынуждена была покориться. И она достигла власти не лестью и покорностью, а своей гордостью, строгой сдержанностью, тем, что увлекая Этерния, она была далека от разнузданности римских женщин. Ее упорное сопротивление довело его страсть до настоящей любви. Это не была капризная любовь юноши, которую убивают неудачи, а последняя любовь стареющего человека, — он знал, что когда она кончится, то настанет пустота. Все его жизненные силы сосредоточились на этой любви, вся тоска по ушедшей молодости и весь тайный ужас перед одиночеством конца жизни.

— Такова любовь Этерния Фронтона ко мне, иудейке, — закончила Саломея свой рассказ.

Регуэль слушал ее с мрачным видом.

— Этерний не отказывает мне и в самом трудном. Тамара в числе других пленных обречена на гибель в амфитеатре, Фронтон должен освободить ее…

— Не знаю, — ответил Регуэль насмешливо, — хочет ли Тамара остаться в живых после гибели родины и смерти мужа. Всем нам смерть кажется избавлением.

Она почувствовала упрек в его словах и сказала:

— Да жить гораздо труднее. Но жизнь драгоценна — она дает возможность мстить. Неужели ты думаешь, что я перенесла бы все унижения и позор, если бы не была воодушевлена мыслью о мести?!

Она быстро поднялась, в глазах ее мелькнул гнев.

— Меч приличествует воину — у женщины другое орудие. Конечно, я уже давно бы могла вонзить римлянину кинжал в сердце, когда он лежал беззащитный у ног моих. Я могла влить яд в его кубок…

— Почему же ты этого не сделала?

— Женщина мстит тем же орудием, которым ее ранили. Этерний Фронтон убил во мне любовь, и он сам будет убит любовью. В тот день когда он с тоской будет звать Саломею, в тот день он будет одинок.

— А ты?

— Я буду тем же, чем была — потерянной песчинкой в пустыне, еще одной каплей в море крови, принесенной в жертву. Не спрашивай. Быть может, ты увидишь, как кончит Саломея. Завтра все должно решиться.

— Завтра, в день игр?

— Да. Ты удивлен, Регуэль?

— Я поражен сходством нашей судьбы, — глухо ответил он. — У нас почти одни и те же мысли. Завтра, в день игр, и я буду отомщен. Я охотно следую за тобой, Саломея, хотя вначале не доверял тебе.

— Чего же ты хочешь?

— Этерний Фронтон — устроитель игр. Его рабы окружат амфитеатр и будут иметь доступ повсюду. Покажи, имеешь ли ты власть над Фронтоном.

Она остановила его, взгляды их встретились.

— Довольно, Регуэль. Если бы я знала больше, я бы уже не могла свободно действовать. Достаточно того, что я догадываюсь о твоем намерении. В таком деле не может быть союза. Только тот, кто один, силен. Ты будешь одним из рабов Фронтона…

Июньское солнце взошло в полном своем блеске в день, назначенный для игр в амфитеатре Нерона. Народ с самого рассвета устремился к Марсову полю.

Накануне Марк, один из рабов Этерния Фронтона, попросил Регуэля взять на себя часть его обязанностей во время зрелища, устраиваемого вольноотпущенником Тита. Только на минуту Регуэлю удалось еще раз увидать Саломею.

— Не выдай себя, — шепнула она ему. — Никто не должен знать, что ты иудей. Тит приготовил для Вероники ложу, составленную из двух смежных. Вероятно, она не решится еще бесстыдно показаться римской толпе, когда будут истязать ее единоверцев. Марк будет в маленькой ложе ждать приказаний царицы. Будь около него и постарайся найти удобный момент…