Тигр Железного моря - Марлон Брандо

В каюте женщины, подчинившей своей власти всю эту банду, Энни сказал:

— Похоже, сегодня ваши ребят будут крепко спать.

— Они заслужили это, — ответила мадам Лай. — Мы все заслужили. Разве вы откажетесь от крепкого сна, капитан?

Дорогие наши читатели, разве трудно было предугадать, что Анатолю Долтри и Лай Чойсан все-таки предстоит ночь любви? При этом «любовь» — самое мягкое слово для определения… Так что если вы чересчур стыдливы относительно того, чем могут заняться взрослые мужчина и женщина в каюте судна в Южно-Китайском море, тогда вам лучше пропустить несколько страниц. А если вы не готовы так бездарно распорядиться этим милостиво выпавшим на вашу долю временем, тогда милости просим.

Горела лампа, и мадам Лай была обнажена. В первые секунды ее тело казалось невыразимо красивым и притягательным. Однако вскоре Энни обнаружил изумительный контраст: линии ее груди, плеч, бедер были, несомненно, китайскими. А ноги и вытянутая плоская мышца живота, изгиб шеи оказались как у европеянок!

И тут Энни, в котором проснулся путешественник, мореплаватель и первооткрыватель, осенило: китайская воительница, по всей видимости, полукровка, в полной мере впитавшая и достоинства, и недостатки как Востока, так и Запада. При этом она жаждала принадлежать гуайло — ее гуайло. Открывшееся диво приободрило Энни, поскольку он любил обжигающие горло коктейли.

Прилипший к замочной скважине неискушенный глаз Май Ина (он многому еще не научился в жизни) наблюдал, как упала на пол грубая одежда Энни, словно сдернули полог с огромной статуи. И юноша задохнулся — должно быть, увиденное перевернуло всю его жизнь, теперь он увидел великое «достоинство» капитана Долтри, его из-всех-членов-член. Мадам Лай тоже не могла отвести от него глаз. Сидя на кровати, как маленькая девочка, читающая молитву, она склонилась к огромному фаллосу (юноша, припавший к замочной скважине, не верил тому, что видел), рот с пухлыми губами раскрылся и «проглотил» огромным шотландский «ствол любви».

В следующее мгновение Энни уже лежал на боку, а мадам Лай лианой обвила его тело и начала засовывать черную жемчужину ему в зад.

— О боже, — выкрикнул Энни, — я сейчас кончу!

Она ничего не ответила. Это был один из тех добросовестных минетов, которые лишали возможности обменяться милыми словечками и внести нотку поэзии в физиологический акт. Но совершенства в жизни не существует, а для Энни Долтри деликатное, но настойчивое возбуждение ануса гармонично совпало с семяизвержением. Выбросы происходили один за другим, как у настоящего секс-героя. В какой-то момент Лай отодвинулась от него, чтобы посмотреть на непрекращающиеся излияния спермы. Вид у Энни был как у водопроводчика, объясняющего хозяину: «Ну что тут поделаешь? Надо сливать весь стояк!»

Постепенно Энни иссяк, и мадам Лай посмотрела на его опавший (конечно, еще не совсем) член с удовлетворением. Ее подбородок блестел от попавшей на него спермы.

— Капитан, на десерт вам будет предложена вода.

— И ты, моя дорогая.

— Ты любишь меня? — спросила она.

— Я? Люблю тебя?!

— Да, — выдохнула она.

— Скажи, кто была твоя… мать?

— Что?

— Она была из Ливерпуля? Марселя? Или из Техаса?

Она посмотрела на него в каком-то священном ужасе, а потом пришла в ярость. Это было ее страшной тайной, о которой она ни на секунду не могла забыть: возможно, одного намека на это было достаточно, чтобы поставить под угрозу всю ее власть и влияние.

— С чего ты это взял?

— С чего? Ну… кое в чем я разбираюсь. А про тебя мне шепнула твоя манда.

— У тебя жемчужина в попе, — отозвалась она усмехаясь.

Май Ин, успевший развратиться за такое короткое время, увидел, как Энни поднялся и подошел к столу, на котором стояла чаша с жемчужинами. Зачерпнул пригоршню и вернулся на кушетку.

— Ну, дорогая…

Май Ин не верил своему глазу — Энни раздвинул ноги мадам Лай и начал по одной засовывать жемчужины ей в манду. Она вскрикивала отчасти от боли, отчасти от удивления, но вскоре еще и от страсти, потому что Энни перевернул ее на живот, ввел палец в упругий анус и начал массировать жемчужное ожерелье, находившееся внутри. Она слышала, как жемчужины, соприкасаясь, поскрипывали, а наслаждение достигло такого пика, что ей казалось, она сейчас умрет, не выдержав избытка сладострастия. Но Энни знал, что он делает. Оставив в покое жемчужины, он перешел к мясистому клитору. И теперь повелительница пиратов будто раскачивалась между нарастанием экстаза и его отступлением, между небесами и адом: она никогда не знала столь возвышенного буйства страсти, и никогда прежде при мужчине она настолько не теряла контроля над собой.

Сколько прошло часов? Кто знает? Разве кто-то считал? Было еще темно. Энни проснулся, чувствуя, как раскачивается стоящая на якоре джонка. Он по-прежнему находился в каюте Лай. В этом не было сомнения, поскольку он все еще чувствовал горячую пустоту внутри члена и сладостное жжение в анусе. А это что еще такое? Чем это он так пахнет? Рядом нечто источало запах сладкий, как от розы, и отвратительно-гнилостный, как смерть.

Он подождал немного, пока глаза привыкли к полумраку, и увидел у себя на груди повыше пупка изящную кучку… Что это? Застывший шоколадный крем? Что за черт?! Только теперь он услышал посапывание. Повернул голову и увидел свернувшуюся калачиком и безмятежно спящую Лай Чойсаи. О господи, эта прелестная сучка в знак любви оставила на нем часть себя.

Энни не знал, смеяться ему или разразиться гневом. Достаточно сказать, что им овладело воодушевление. Он пошарил вокруг себя рукой. Чем же убрать этот милый и аккуратный завиток женского говна? Под руку попался нож. Самый что ни на есть подходящий предмет для такого дела. Лезвие у него широкое, но, вот беда, чтобы полностью убрать кучку, требовалось, сдерживая боль, срезать несколько завитков волос. Ювелирно выполнив эту работу, Энни поднялся вместе с ножом и любовным «подарком». С осторожностью, которой мог бы позавидовать любой повар, не нарушив форму кучки, он положил этот «десерт» на тарелку. Пару секунд он смотрел на приготовленное блюдо и понял, что надо делать дальше. Он засунул палец себе в задницу и достал оттуда изящную черную жемчужину — «вишенку на шоколадный пудинг». Элегантно и оскорбительно!

А дальше ему оставалось только сложить все жемчужины — единственное, что ему здесь было нужно, — в армейский шерстяной носок.

В одном носке, тихо, как привидение, Энни вышел на палубу. Ему не хотелось привлекать внимание к своей полусонной после ночной оргии фигуре. Перевалившись за борт «Тигра Железного моря» и по веревке осторожно, чтобы не стереть яйца, опустившись в теплую воду Южно-Китайского моря, Энни начал медленно грести руками. Его все время вело в сторону, и приходилось то и дело выравнивать курс.

С первыми лучами солнца Энни вышел из воды на каменистый берег Чип Лак Кока. Обернувшись, он увидел выступавшие из тумана паруса «Морского флюгера», усмехнулся и пошел по каменистому берегу.

У руля «Морского флюгера» стоял сам Барни, он старался держаться как можно ближе к берегу. Над шхуной парили несколько морских птиц. В поле зрения появилась новая бухточка, и Барни заметил знакомую фигуру, сидевшую на корточках у самой кромки воды. Они помахали друг другу, и Энни медленно поплыл к своему кораблю. Когда он поднялся на палубу, рана вновь начала кровоточить.

— Черт тебя дери, Энни! — простонал Барни. — Ты, мать твою, опять все потерял?

— Уцелел только я сам и мои носки, Барни.

— Я-то думал, ты с этим своим чертовым Эдвардом Лиром совсем с катушек съехал.

— А тебе ведь понравилось!

— Ну, ты сумасшедший!

— Воспоем хвалу Господу за то, что существуют сумасшедшие, — сказал Энни.

С этими словами он поднял над головой носок, вытянутый, раздутый и такой тяжелый! Он отогнул резинку, и взору предстали жемчужины.

— Господи, Энни, их так много!

— Примерно триста семь штук.

Любопытный нос Барни уткнулся в носок:

— До сих пор моллюсками пахнут, а Энни?!

— Ну, запах природы — это сила, Барни.

Наконец Барни посмотрел на него с суровой ухмылкой:

— Ты, парень, хорошо поработал.

— Спасибо, Барни, ты тоже прибыл сюда, как я и просил. А сейчас мне бы одеться надо и быстрее драть отсюда.

— А что, нас кто-то преследует? — спросил Барни.

— Рано или поздно, но за нами будет погоня!

В этот самый момент глубоко удовлетворенная красавица неопределенной национальности пробудилась, все еще полная эротических грез. Она пока не знала, какая потеря и гнев ожидают ее. Иногда лучше не просыпаться…

Мадам Лай открыла один глаз, затем другой, раздвинула скрещенные ноги и почувствовала некое излияние телесной жидкости. Потом она поднялась на локоть, чтобы посмотреть на своего спящего возлюбленного. Она знала белых. После секса они спят сутками. Но Энни не было в каюте. В следующее мгновение она увидела оставленный ей «десерт». Что это — грубость или выражение утонченной жестокости? Ей потребовался мимолетный взгляд на пустую чашу, чтобы понять: жемчужины изъяты из ее тела.