Пятое время года - Ксения Михайловна Велембовская

— У вас случайно не сдается комната?

Тунеядец передвинул кепочку с затылка на лоб и по-деловому потрусил к калитке.

— Шо, дивчины, хата треба?

Увидев подковылявшую Надьку, мужик на радостях продемонстрировал все прокуренные зубы сразу, игриво моргнул хитрыми хмельными глазками и, обтерев об штаны, протянул ей загорелую до черноты лапу:

— Дядьку Петро.

— Надя. — Русская красавица Шапиро заулыбалась, засмущалась. Дядьку подхватил ее чемодан и, тарахтя по-хохляцки, понесся вдоль забора, мимо бескрайних картофельных угодий. За углом стоял сарай. Сколоченный из почтовых ящиков.

— Во, дивчины, вамо гарна хатка! Хозяйка моя приде, о карбованцах скаже… по рубель двадцать, може.

Сервис! Две тюремные койки, табуретка и стол, чуть пошире табуретки. Окно с дохлыми мухами. Поддатый деятель отвалил, и Надька виновато захлопала ресницами:

— Жек, может, в сарае даже лучше. Не будем зависеть от хозяев. Мне кажется, в такую отличную погоду очень приятно умываться на улице. Видела, там на сосне приколочен умывальничек? Не сердись на меня, Женечка!

— Кончай, подруга, слезы лить! Клёвая хата!

Побросали шмотки, заперли хату ржавым ключом и, умирая со смеху, помчались к морю. Волны, белый песок, чайки, соленый ветер! Кайф!

Солнце прожаривало до косточек, в ушах сладко постанывало море, а ненормальная Надюха все никак не могла пережить, что уговорила «Женечку» попереться дикарями на Рижское взморье. В конце концов, чтобы загладить свою вину и обеспечить подруге максимум комфорта, Надюха рванула в магазин. Притащила четыре граненых стакана — два пить чай, два — чистить зубы, чайные ложки, литровую кружку для кипятильника, два килограмма печенья, килограмм шоколадных конфет, чай и сахар.

Надька оказалась хозяйственной — жуть! Все чего-то хлопотала, чистоту наводила в сараюхе. Салфеточки стелила, цветочки ставила в бутылку из-под кефира, чаек заваривала по утрам, к пробуждению подруги. Не Надька, а родная мать! Хотя всего-то на три года старше. До судьбоносной встречи на первом курсе — дружбы с первого взгляда — успела Надюшка поучиться в институте советской торговли и, прибалдев в обществе бывших троечников, бросить это тупое заведение. А кто из нормальных людей попрется в институт советской торговли? Только Надька. С подачи любимого папочки — директора обувного магазина на Кутузовке.

Поздними вечерами в пятиметровой сакле, на краю леса, со стучащим по фанере дождиком, делать было абсолютно не фига. Тоска! Да еще Надька принялась вздыхать на сон грядущий и лить слезы в драную подушку. Горевала, родная, по своему поганому Толику. Как положено истинному борцу за дело коммунизма, кадр отдыхал с законной супругой. На берегу другого моря, и не в сарае, а в санатории ЦК ВЛКСМ.

— Эх, Надюха! Надо было нам с тобой рвануть со стройотрядом в Курскую область возводить коровники для остатков колхозного стада. Говорят, стройотрядовские парни жутко темпераментные, все под метр девяносто, и каждый вечер у них там танцы до упаду… в коровнике.

Вместо того чтобы взбодриться, развить предложенный сюжетик и похохотать на пару, влюбленная дурочка Надька опять хлюпнула носом:

— Прости меня, Женечка…

Кисли девушки недолго. Дня через три сонные послеобеденные окрестности огласили счастливые мужские голоса, и мимо распахнутой настежь двери проследовал Петруха в кепочке, надвинутой на лоб, а за ним два парня с чемоданами. На обратном пути дядьку заглянул в сарай:

— Во, девчата, я до вас гарных хлопцив привив! Щоб було веселише. Тож, видамо, з Москвы.

Надькины глаза стали огромными, как небо над морем. Или наоборот.

— Куда же вы их поселили, дядя Петро?

— Та у мэне на горке закута е. Нехай коза гуляе! Жалко хлопцив… Ёлы палы! Едуть, едуть, а местив нема! — Петруха, хитрый змей, чуть не прослезился, до того рассочувствовался отдыхающим.

Собрались на море, а дверь, зараза, не закрывается. Тем временем из-за кустов, с горки, вывалились те самые два парня, уже в одних плавках. Парни не остановились, не предложили помочь, но болтали они между собой преувеличенно весело и громко — явно старались вызвать интерес. Пока боролись с дверью, кадры успели оторваться метров на сто. Сзади парочка смотрелась — обхохочешься! Высокий — тощий, как из Освенцима, с волосатыми ногами и мелькавшей между сосен розовой лысиной — по-паганельски вышагивал впереди. За ним, переваливаясь с одной кривой ноги на другую, семенил маленький — откормленный мамой-папой и в кого-то из них кудряво-рыжий.

— Ну и хлопцы! Ой, Жек, я сейчас умру со смеху! Пат и Паташон!

— Дон Кихот и Санчо Панса!

— Тарапунька и Штепсель!

Море было отличным: прохладным, с хорошей волной. Наплававшись до одури, она плюхнулась на теплый песок, подставила лицо солнцу, но какой-то хмырь перекрыл светило. Басовито откашлялся. Решив, что опять клеится какой-нибудь ветеран трех революций, она уже приготовилась послать его куда подальше: вали давай, дед, к такой бабушке! — однако перед приоткрытым глазом оказались густо-волосатые ноги, которые трудно было не узнать. Хлопец!

— Девушки, не составите ли нам партию в бридж?

— Мы не умеем играть в бридж.

— А мы тоже не умеем, но не могу же я пригласить интеллигентных московских девушек перекинуться в «дурака»?

Длинного звали Борисом. Того, который на полметра ниже, — Григорием. Григорий моментально запал на Надьку. Веселые рыжие глазки скользили по ее обнаженным достопримечательностям, по льняным волосам а ля Марина Влади, и кадр, понятное дело, путался в мастях.

— Григ, ты давай в карты смотри! — не переставая, орал на него Борька, всячески стараясь продемонстрировать свое лидерство. — Ты чего, фраер, клевых чувих никогда не видел?.. Чувак, ты ваще головой иногда думаешь? Зачем отдал козырного туза?.. Кончай, чувачок, с девчонками кадриться! Играй давай!

Искупались всем коллективом и еще часа полтора резались в «тысячу». Пока Борьке не надоело.

— Джейн, не пойти ли нам прошвырнуться вдоль моря? Понаблюдаем, как отдыхает советский обыватель.

Долго босиком месили песок. Впереди — «Джейн», она же «Женевьева», и «Надин», сзади — хлопцы. Свернули через лес в поселок. Парни купили три бутылки портвейна «777», Надюха — закусон: колбаски, хлеба, рижских шпрот, сушек. В сумерках, по еще не остывшему асфальту, притопали во владения дядьки Петро.

— Девчонки, сейчас Григ фрак напялит, и подваливайте в козлиные апартаменты. Но предупреждаю, банкет пройдет при свечах. Козу не охватили планом ГОЭЛРО.

— Тогда лучше приходите вы к нам.

Хлопцы приперлись через пять минут. Григ развалился рядом с Надькой на ее кровати, Борька оседлал табуретку. После первого тоста: за девушек нашей мечты! — и звона граненых стаканов Борька набросился на бутерброды с колбасой и шпроты. Наворачивал их из банки чайной ложкой. Затюканный им Григ сразу