Холодные сердца - Антон Чиж

Гривцов на мгновение задумался и хлопнул себя по колену.

– Точно: мокрые. Я еще подумал: чего это они так блестят?

– Я рад, – сказал Ванзаров, поднимаясь. – Держите ее под наблюдением. Сегодня вечером обязательно угостите ужином.

– Где ужинать?

– Николя, в этом городе не так много мест. Здесь, у Фомана, и угостите.

– Родион Георгиевич, вы серьезно?

– Считайте это моим распоряжением. Денег хватит на разгул?

Николя заверил, что готов ради дела потратить все отпускные подчистую.

– Что бы ни случилось, не встревайте. Мы с вами не знакомы.

– Разве я не понимаю!

– Надеюсь. И еще. Отнеситесь к моим словам со всей серьезностью: быть предельно осторожным. Все время начеку. Думать и наблюдать. Этот милый городок не так прост, как кажется. Игра идет опасная. Со мной все время на связи.

2 О пользе бумаг

Время было не властно над Степаном Петровичем. Потому что он его не замечал. Он считал, что в жизни потрудился достаточно, денег всех не заработаешь, а лишние хлопоты да беготня за клиентами или новомодными штучками к добру не приведут. Дело надо вести основательно и не торопясь. Ежели кому нужна кастрюля или фунт гвоздей, так все одно придет к нему в лавку. А если уж не требуется, так хоть с каланчи кричи, все рано не купят. Степан Петрович отказывался обновлять вывеску «Скобяные товары», пережившую не одну зиму и непогоду, отчего она превратилась в кусок ржавой жести, говоря, что и так все знают, где его лавка. Когда же ему предложили дать рекламное объявление в местном листке, вытолкал агента взашей. Еще чего, деньги на рекламу тратить. Он и приказчика не держал, так неужели будет тратить деньги на какую-то газетенку?

Несмотря на это, дело Степана Петровича удивительным образом не разорялось. Объяснить это с точки зрения Маркса или даже Энгельса было невозможно. Степан Петрович делал все вопреки экономической теории, хамил покупателям, сбывал некачественный товар и вообще ленился подняться из-за прилавка. Но, как назло, сколько было у него покупателей, столько и оставалось. Быть может, потому, что все знали: Усольцев лишнюю копейку не возьмет. Действительно, единственным достоинством скобяной лавки были неприлично низкие цены. Казалось, что Степан Петрович торгует себе в убыток. И уже много лет подряд. Чудесная лавка встала бы костью в горле профессорам экономики, – профессоров спасала только отдаленность лавки от центров новейших экономических идей.

Испив чаю в полдень, недовольно выговорив покупателю, оторвавшему его от этого важного дела, Степан Петрович развалился на стуле и обмахивался газеткой. Спроси его, что в ней, он бы не ответил. Газет он тоже не читал, пользуя их в качестве оберточной бумаги. Он недовольно сморщился, когда в лавку зашел моложавый господин в строгом черном костюме. Степан Петрович сразу понял, что покупать ничего не будет, да и вообще не местный, значит, беспокоиться нечего.

Посетитель шагнул к прилавку, густо заставленному коробами со всякой хозяйственной мелочью, и снял шляпу.

– Имею честь видеть господина Усольцева-старшего? – спросил он, приятно вздернув роскошные усы.

Степан Петрович отогнал газеткой невидимую муху.

– Имеете, а как же. Вам чего угодно?

– Чиновник для особых поручений Ванзаров, из Петербурга, – сказал молодой человек и поклонился. – У меня к вам разговор о вашем сыне. Могу я рассчитывать на вашу помощь?

Газетка была отброшена под прилавок, Степан Петрович довольно шустро поднялся и одернул жилетку.

– Вот те на! – сказал он скорее с интересом, чем с испугом. – Не соврал, значит, Васька! Ай да молодец… Я-то думал, все фантазиями балует. А вышла – правда. Так это, чем могу?

– Ваш сын на хорошем счету, – сказал Ванзаров, пряча шляпу за спину. – Но прежде чем сделать ему важное предложение, нам необходимо проверить кое-что. Изволите взглянуть на мои полномочия?

Степан Петрович отказался глядеть. Зачем бумажки, когда и так видно: господин из столицы, прибыл по важному делу.

– В таком случае, вся проверка будет состоять в том, что я вас опрошу, – сказал Ванзаров. – Прошу быть искренним, ведь мы все равно все узнаем.

– Не сомневайтесь, господин хороший, врать не умеем, – ответил Степан Петрович и поправил горку гвоздей. – Все как есть изложу. Если моему сынишке такой случай выпал. Надо же, он говорил, что важный человек из Петербурга к нему приедет, а я и не поверил. Вот будет старику урок. Принарядился тут, помылся на дворе. Думал, сердечные дела у Васьки завелись. А вон как вышло. Очень даже приятно.

– Не будем тратить время. Василий Степанович Усольцев, ваш сын, с некоторых пор получает деньги. Он рассказывал про их источник?

– Что вы, как можно. Васька рот на замке держать умеет. Только сказал, что скоро солидную премию получит. Говорит, после этого вся его жизнь по-другому пойдет.

– Когда Василий ожидал премию?

– Так ведь, вот-вот. Обещал мне с нее подарочек купить. Хороший у меня сынок, вы не сомневайтесь. В лавке сидеть не хочет, но в другом – смышленый. Я, говорит, папаша, вас никогда не обижу.

– Вы воспитали хорошего сына и, как хороший отец, наверняка знаете его маленькие секреты.

Степан Петрович довольно усмехнулся.

– Не без этого. Васька, конечно, скрытничает, но нам все известно. От отца не должно быть тайн. Плох тот отец, который не знает, что у его сынка в тайном дневнике написано.

– Очень умно и правильно. Неужели знаете, где Василий хранит секретные записи?

– А чего тут знать! Все его секреты под матрацем спрятаны. Желаете взглянуть?

– Это одна из целей нашей проверки. Не будете возражать?

Лавка была немедленно заперта на замок, а Ванзарова пригласили в жилище Усольцевых, находившееся тут же, в задних комнатах.

По пыли и мирному беспорядку было ясно, что женская рука давно не касалась этого дома. Усольцев и в быту держался того принципа, что тратить силы на уборку так же бесполезно, как зазывать покупателей. Сколько ни убирай, все равно грязь будет. Так зачем напрягаться? Он провел гостя через крохотную гостиную прямо в спальню Василия.

Комната Усольцева-младшего мало отличалась от остального дома. Одежда валялась где попало, черный студенческий китель висел на ручке окна. На линялом ковре лежали валенки, как видно, с зимы, и несколько пар стоптанных ботинок. Стены были украшены картинками из журналов, в основном героического содержания, а постельное белье имело серо-мышиный оттенок. Запах, казалось, стоял в комнате низким облаком. Степан Петрович залез между матрацами, вынул толстую тетрадку и записную книжечку.

– Вот и все Васькины секреты, – сказал он, протягивая тетрадь.

Слова были написаны хуже, чем курица лапой. От жары чернила расплылись, жирные пятна густо покрывали страницы. Содержание дневника было самое невинное. Усольцев раскрывал свои мечты и желания, которые не шли дальше поездки в Ниццу и владения капиталом. О деньгах Василий писал много, со вкусом и удовольствием. О чем еще можно мечтать в двадцать пять лет?

– Я оставлю это на некоторое время у себя, – сказал Ванзаров. – Верну лично.

Степан Петрович не колебался ни секунды. Надо так надо.

– А это что за книжечка?

– Васька конторскую книгу завел, доходы свои записывает. Желаете взглянуть?

Ванзаров желал. Записной блокнотик целиком помещался в ладонь. Тонкий и дешевый, таким гимназисты пользуются. На первой странице стояла дата, когда его завели. Дата относилась к декабрю прошлого года. Но записей было не много. На весь разворот была надпись: «ШМЕЛЬ». Под ней на удивление ровными буквами значилось: «М.ф. К.». Дальше два небольших столбика цифр. Левый начинался с единицы, через дефис была написана цифра «10». Ряд цифр в этой колонке доходил до «6». А в правой увеличился до «50», причем только в последней строчке.

Пролистав пустые страницы, Ванзаров нашел, что блокнот вели еще и с конца. Стоило открыть его с другой стороны, как нашелся еще один подписанный разворот. Он был озаглавлен: «СЛЕДОПЫТ». Под этим словом было написано: «Л.Р-Б.». Столбики цифр были совсем короткие. В левом ряду – только шестерка. В правом – цифра «20». На этом все.

– Блокнотик позже верну, – сказал Ванзаров, пряча находку в пиджак.

Степан Петрович рад был помочь в столь важном деле. Он стал предлагать гостю выпить чаю или закусить. Ванзаров вежливо отказался.

– Друзья Василия часто к вам заходят? – спросил он.

– Еще чего! Нечего чужим людям по дому шастать. Васька у меня порядок знает. Пусть себе мимо идут.

– А сегодня утром кто-нибудь приходил?

– К Ваське? Нет, сам куда-то отправился. Встал рано-рано, оделся, как на свадьбу, и побежал. Говорит, важное дело имеется. Разве не с вами встречался?

– Когда он вернулся вчера вечером? – спросил Ванзаров.