Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

Есть, конечно, свой смысл и в гипотезе «невезения», поскольку жизнь Мясоедова представляет собой буквально цепь неудач и поражении. Однако это не может служить единственным и исчерпывающим объяснением юридического убийства. Злая судьба могла привести Сергея Николаевича на край пропасти, однако не она столкнула его туда. Тут требовались другие люди — либо те, в чьих интересах было уничтожить Мясоедова, независимо от свидетельств его невиновности, либо те, чью веру в его предательство не могли поколебать никакие доводы.

И тут мы подходим ко второй гипотезе: возможно, Мясоедов пал жертвой злого умысла, за которым стояло некое могущественное и ревнивое лицо. Сторонником этой теории был Вальтер Николаи из германской секретной службы, который на страницах своих мемуаров утверждал, что «обвинения против него [Мясоедова] были лишь предлогом, весьма действенным в военное время, чтобы убрать его с дороги, поскольку он соперничал за симпатию некой дамы с одной весьма высокопоставленной особой»35. Николаи, очевидно, имеет в виду Евгению Столбину. Напомним, что, будучи любовницей Мясоедова, Столбина сохраняла ему верность, лишь когда тот был рядом. Расставаясь с Сергеем, она проводила время со множеством разных мужчин, среди которых, как гласят полицейские отчеты, был сын великого князя Константина Константиновича. Константин Константинович (одаренный поэт, публиковавшийся под псевдонимом К.Р., и переводчик Шекспира), действительно, несмотря на свою устойчивую склонность к мужчинам, был отцом шести сыновей — Ивана (р. 1886), Гавриила (р. 1887), Константна (р. 1891), Олега (р. 1892), Игоря (р. 1894) и Георгия (р. 1903). Поскольку Георгий к моменту описываемых событий был еще мальчиком, а Олег был смертельно ранен в октябре 1914 года, любой из четырех оставшихся Константиновичей мог в 1915 году иметь отношения со Столбиной. К сожалению, доступные нам данные не позволяют ответить на этот вопрос точнее. В любом случае, смысл утверждения Николаи ясен: любовник Столбиной, принадлежавший к императорской фамилии, завидуя ее симпатии к Мясоедову, раздул дело против жандарма, дабы навсегда убрать его со сцены. Эта версия служит удачной романтической кодой к изложенной Николаи истории Мясоедова, однако в ней нет ни капли правды. Не существует ни одного свидетельства, указывающего на связь кого-либо из сыновей Константина Константиновича со шпионским скандалом Мясоедова. Все четверо гипотетических кандидатов служили в армии, однако ни один из них не занимал сколько-нибудь важной должности, тогда как арест, суд и казнь Мясоедова, как мы знаем, от первого до последнего шага направлялись армейской элитой, преимущественно Ставкой.

Можно ли, следовательно, считать гибель Мясоедова результатом некоего злого умысла Ставки? Чтобы выяснить этот вопрос — третью нашу гипотезу, необходимо вернуться к уже обсуждавшейся теме — войны и разлада между Ставкой и двором.

Несмотря на то что спустя шесть месяцев после начала войны патриотический подъем, сопровождавший ее начало в августе 1914 года, не исчез вовсе, проявления его изменились. К этому моменту, как мы знаем, накопилось достаточно оснований для недовольства ходом ведения войны. Отдадим должное армии — она честно исполняла свой долг; русские солдаты в полной мере проявляли свое былинное мужество. Главнокомандующий армией, желчный и болезненно нервный великий князь Николай Николаевич, сохранял личную популярность как своего рода воплощенный символ преданности отечеству. Но что могут сделать командир и армия, если они лишены необходимых людских и материальных ресурсов? Амуниции и вооружения не хватало до такой степени, что зеленые новобранцы, часто едва закончив десятинедельную подготовку, отправлялись на фронт безоружными, с приказом вооружиться самостоятельно, подбирая винтовки убитых. Людские потери достигли в среднем трехсот тысяч человек в месяц. Не забудем и серию катастрофических поражений — при Танненберге, Мазурских озерах, у Зольдау, — и это лишь некоторые. Даже Юго-Западный фронт не радовал добрыми вестями: наступательная операция против Австрии буквально вмерзла в лед на тропах Карпатских гор. Все эти обстоятельства охладили общественные ожидания быстрого и успешного завершения войны. Никогда еще победа не казалась столь невозможной.

Чем объяснить столь разительное поражение России на поле боя? Раз в армии все более или менее в порядке, значит, причину следует искать в тылу, а то и в самой столице. Образованные оппоненты режима свято уверовали в то, что именно действия правительства предопределили мучительную агонию армии. Война — так решили многие — продемонстрировала фундаментальную несостоятельность правительства. Пока у руля находятся коррумпированные реакционеры, так же как Сухомлинов и Маклаков, Совет министров Российской империи не сможет организовать снабжение фронта, не говоря уже о том, чтобы мобилизовать должным образом экономику страны. «Священный союз» — обещание воздерживаться от политической борьбы на время военного конфликта, под которым летом 1914 года подписалось большинство политических партий, начал распадаться. «Частное» письмо Керенского о деле Мясоедова, о котором шла речь в предыдущей главе, свидетельствовало о новой тенденции. Политики умеренно правого толка, центристы и левые стали призывать императора уволить одиозных министров и обратиться для организации экономической поддержки воины к помощи всего российского общества. В атмосфере беспорядочного отступления русской армии летом 1915 года зазвучали требования создать «министерство доверия», то есть кабинет, ответственный перед Думой и составленный преимущественно из ее членов36.

Однако были и те, кто задавался вопросом: что, если дело не просто в бездарности правительства? Ходили слухи, что при дворе процветают германофилы и пораженцы. Придворная камарилья из темных дельцов, склеротических генералов и совершенно невозможного Распутна оплела своими щупальцами императора с императрицей. А тут еще немецкое происхождение Александры Федоровны и то, что у нее в Германии остались близкие родственники, в том числе родной брат Эрнест, герцог Гессен-Дармштадтский. Анекдот, имевший широкое хождение в те дни, демонстрирует глубокие сомнения публики относительно лояльности императрицы: «Наследник каждый день плачет. У него спрашивают, о чем он плачет. «Как же мне не плакать: русских бьют — папа плачет, и я с ним; немцев бьют — мама плачет, и я плачу с нею»37.

Таким образом, двор стал восприниматься как прямой антипод армии, а императрица — как антипод великого князя Николая Николаевича. Если великий князь и Ставка стояли за мужественное и прямодушное продолжение войны до победы, клика императрицы, воплощение «темных сил», тайно способствовала поражению России и ее унижению. Само собой разумеется, что «честные люди всех сословий» поддерживали великого князя38. В любом случае, мысль о тайных врагах при дворе, ставящих палки в колеса русской армии, получила широкое распространение. Как свидетельствует приведенное выше не совсем, мягко выражаясь, правдивое утверждение Янушкевича относительно графини Ностиц, таких взглядов на окружение императора придерживались даже некоторые представители Ставки39.

Слухи эти неизбежно должны были привести к разладу между императором и его главнокомандующим. Понимая опасность конфликта, Николай Николаевич всячески пытался уверить императора в своей преданности — для чего он, в частности, сдерживал пыл думских политиков. Однако очевидно и то, что Николай Николаевич извлекал пользу для себя из слухов о конфликте двора и Ставки. Прежде всего ореол национального героя льстил его непомерному самолюбию. Кроме того, эти слухи давали ему устойчивое, неколебимое личное оправдание, освобождая от ответственности за катастрофическое положение на фронте. Простодушная вера в существование злонамеренной «придворной камарильи» спасала его самого и его фаворитов от каких бы то ни было обвинений в неумелом руководстве или военных промахах. А под командованием Николая Николаевича и того и другого было в избытке. Однако общество этого не заметит, если уверует в то, что поражение есть результат злоумышлений двора или происков шпионов, внедренных в армию неизвестными предателями.

Именно тут обвинение Мясоедова оказалось особенно на руку Ставке, поскольку, фокусируя общественное внимание на теме предательства, оно отвлекало его от пороков верховного командования. На кону стояли репутация и карьера не одного Николая Николаевича. Вспомним, кто из высокопоставленных военных принимал непосредственное участие в деле Мясоедова. Все они были так или иначе связаны с Мазурским крахом русской армии — следовательно, клевета на Мясоедова была им лично выгодна. Генерал В.Н. Рузский, отдавший приказ об аресте Мясоедова, во время Мазурского сражения командовал Северо-Западным фронтом. Начальник его штаба генерал А. А. Гулевич фактически руководил из Седльце всем ходом следствия. Генерал М.Д. Бонч-Бруевич и полковник Н.С. Батюшин состояли соответственно генерал- квартирмейстером и шефом разведки Северо-Западного фронта. Занимая эти посты, они технически были ответственны за несвоевременное получение тактических разведывательных сведений о передвижениях германских войск и, следовательно, были отчасти виновны в уничтожении 20-го корпуса. Именно эти люди возглавили следствие над Мясоедовым, а Бонч-Бруевич лично отобрал судей для военно-полевого суда40.