Острова, не тронутые временем - Лоуренс Грин

В те времена моряки, что жили на черепашьем рационе, дали Ассеншену прозвище «Суповый остров». Правильнее было бы назвать его «Супо-яичным островом». Население Святой Елены считает яйца крачек большим деликатесом. Каждый, кто работает на острове Вознесения, имеет право увезти с собой две дюжины яиц, и пароходы, которые идут на юг, всегда везут на остров Святой Елены подарки с «родственной земли».

Во многих местах лава окрашена пятнами свежего гуано. Впадины в шлаке забиты старыми отложениями помета, по ним ученые определили, что на острове гнездовали ныне исчезнувшие с лица земли виды пингвинов и альбатросов.

Гуано это добывали с большим или меньшим успехом. В Инглиш-Бее, заливе к северу от Гарнизона, находилась штаб-квартира компании по разработке гуано. Здесь еще сохранилось несколько построек.

Если плыть дальше на запад, то попадешь к островку Ботсуэйн-Бёрд. Здесь есть целая скала из гуано. Я встретил одного жителя Святой Елены, который тридцать лет назад жил и работал в этом ужасном месте. Да и на меня этот остров произвел довольно жуткое впечатление.

Остров Ботсуэйн-Бёрд поднимается прямо из моря невдалеке от берегов острова Вознесения, но глубина пролива такая, что между двумя островами может пройти даже большое судно. Ходить по этой массивной колонне высотой триста футов, на верхушке которой не больше акра плоского пространства, может только опытный скалолаз. Бледно-желтого цвета от нагромождений гуано, он напоминает некий чудовищный старый зуб, высовывающийся из прозрачной синей воды. На скалу заброшена веревочная лестница, по ней исследователи и сборщики гуано карабкаются наверх и попадают на узкую опасную тропинку, ведущую к вершине. Как проделал этот путь первый исследователь — страшно даже подумать!

Полицейский сержант Диллон со Святой Елены рассказал мне, как пятнадцатилетним мальчиком он отправился на добычу гуано. Их артель провела пять дней на острове и в конце недели вернулась на Гарнизон. «Чтобы не свалиться во время сна со скалы в море, нам пришлось выкопать себе ямки в толще гуано, — вспоминает Диллон. — На полдороге к вершине есть пещера — нечто вроде ниши, где мы и устроили себе жилище. Но и там мы не могли найти покоя. Вершина скалы и вовсе неприступна. Здесь человека буквально скидывали в море птицы и поедали вши».

Незадолго до описываемого события на Ботсуэйн-Бёрд побывала группа американских натуралистов — членов экспедиции Кливлендского музея, отправившего шхуну «Блоссом» к островам Южной Атлантики. Пятеро натуралистов провели ночь на острове. Их ноги и руки оказались искусанными и растерзанными острыми птичьими клювами и когтями, они беспрестанно кашляли, так как пыль гуано проникала в легкие. Тем не менее они тщательно изучили жизнь птиц и привезли много чучел.

Остров Ботсуэйн-Бёрд является также гнездовищем ассеншенского фрегата[127], птицы, описанной еще два века назад шведским естествоиспытателем Линнеем и обитающей сейчас только на этом островке. Тело у фрегата величиной с курицу, а размах крыльев достигает десяти футов. У самцов и самок черное оперение. Фрегаты неожиданно и злобно нападают на других птиц, как это делали в старину пиратские корабли-фрегаты, — отсюда и их название. Фрегат врасплох застигает какую-нибудь зазевавшуюся олушу или крачку и, если жертва тотчас не уступит рыбу, наносит сокрушительный удар своим острым крючковатым клювом. Фрегатов называют еще «боевыми ястребами» (некоторые виды, встречающиеся на островах Тихого океана, можно приручить. Их используют для передачи известий, как голубей). Яйца фрегатов белые, овальной формы, по величине больше утиных, так же как и яйца крачек, считаются деликатесом у жителей Святой Елены.

Тропическая птица ботсуэй, которая дала название острову, имеет красный клюв, белое оперение и белые длинные перья на хвосте, развевающиеся наподобие вымпелов.

Крачки непрерывно воюют с другими птицами за место на вершине скалы, где гнездится еще и олуша, соревнуясь с крачками в подводном нырянии.

Вы уже убедились, что остров Вознесения далеко не пустыня, и все же можете не понять того, в чем заключается магическая сила его притягательности. Я расскажу, как мне открылась тайна острова.

Время — пять утра, берег еще погружен в темноту, а моторный катер уже везет меня к скале в заливе Кларенс. В глубь скалы врезаются ступеньки, образуя ряд выступов, которые получили название «Лестница в ад». С них ловят здесь акул-людоедов. Длинные пологие волны с шумом разбиваются о Берег Мертвеца. Моторка причаливает к молу, где мы пересаживаемся в маленькую лодку, которая движется вдоль ступенек. Мы — это Брюс со станции кабельной службы, два лодочника со Святой Елены и я, любознательный путешественник.

Лодку то подбрасывает на волне, то кидает вниз, прибой грохочет в нескольких ярдах. Брюс считает, что выйти на берег будет нелегко. Я убеждаю его, что привык плавать в маленьких лодочках и не вижу никакой опасности. Брюс направляет лодку к канату, что свисает над ступеньками. Он прыгает, промахивается и оказывается в бурлящей черной воде. Я вспоминаю об акулах. Вместе с одним гребцом мы вытаскиваем Брюса на борт, в то время как другой демонстрирует свое умение удерживать лодку подальше от прибоя. Мы ловим момент, когда волны не так сильно качают челн, и взбираемся на ступеньки. И вот я второй раз на острове Вознесения. Пока Брюс идет сменить одежду, я бесцельно брожу вокруг Гарнизона.

Иду по центру маленькой столицы острова к двухэтажному «Клубу Изгнанников», которому королева Виктория в свое время даровала часы. Двери клуба распахнуты настежь, на длинном балконе стоят плетеные стулья. Проходит десятилетие за десятилетием, а для мужчин и женщин Гарнизона по-прежнему одним из самых больших удовольствий остается потягивать виски на балконе, обвеваемом прохладным пассатом. (Виски здесь, как и раньше, стоит меньше шести шиллингов бутылка, а джин — меньше трех.) Здесь ведутся неторопливые беседы о жизни на кабельных станциях где-нибудь в Рио или на Кокосовых островах, об уединенных уголках и больших многолюдных столицах. Здешние жители, как говорится, повидали свет, и я по сей день не могу понять, почему они так привязаны к Ассеншену. Захожу в клуб и осматриваюсь, пытаясь найти ответ.

На стенах висят три огромных черепаховых панциря. На одном из них, самом старом, высечены имена всех военных и гражданских комендантов, на втором — имена директоров телеграфных компаний, на третьем — фамилии американских офицеров, командовавших воздушной базой. Первый панцирь напоминает о трагическом прошлом острова Вознесения: на нем среди прочих имена трех комендантов, которые погибли на своем посту, и одного, который был смещен.