Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

И ранним утром, когда я выгонял скот, огонь не угомонился, хотя языки его стали короче и полыхание жара спало.

А потом узнал я, что Аббас и Гачай всю ночь искали Акбера и Шукюра, рыскали по домам, но нигде их не нашли. Бахшали, наверно, успел предупредить их — то ли сам, то ли через кого-то, и те как в воду канули.

В доме Осман-бека решили: один фаэтон надо послать в Агдам за приставом. Когда я, подставив грудь теплым лучам солнца, смотрел на дорогу и ждал Керима, мимо промчался фаэтон, уже возвращаясь из Агдама. Но в нем никого не было.

СВЯТИЛИЩЕ ЭШГАБДАЛ

Пока Керима не было, я предался думам, и очень далеко они меня унесли. Я вспомнил сестер и племянниц. Где они? Как им без нас? Продолжают ли жить вместе тремя семьями или расстались? Они далеко за горами, которые синеют вдали. И они, наверно, тоскуют о нас, обо мне, о матери. Нет, что ни говори, а отец был не прав, когда оторвал нас от них. И я вдруг поймал себя на мысли, что в последнее время часто укоряю и осуждаю отцовские поступки. А что? Не надо было ему нас разлучать, вместе было бы легче. Он рвался в Баку, а к чему мы пришли? Батрачим на бека! Мы до того отвергнуты всеми, что нас смеют подозревать в поджоге дома Гани-бека!.. А как тяжело матери! Ей больше всех достается в доме Вели-бека. С утра и до ночи работает, не зная ни минуты отдыха.

Вот и хорошо, что пришел Керим. Иначе мне бы пришлось идти вымаливать помощь к святилищу Эшгабдал, которое многим облегчает жизнь, как говорят. А каково Кериму без матери? Я на миг представил себя на его месте, и меня обуял ужас! Нет, по-моему, спокойствия в сердце ребенка, если он не видит каждый день приветливое лицо матери, не взглянет в ее полные любви глаза. Горький вкус у хлеба, если он не протянут тебе матерью! Вырастет ли хоть на вершок сын, если не почувствует на спине материнскую руку, если ее пальцы не коснутся волос на его голове?.. Бедный Керим!..

Ну вот и он сам! Мое лицо расплылось в улыбке, так я был рад ему.

— Что-то ты поздно сегодня явился, как какой-нибудь бек, что не любит рано вставать.

— Не хочу быть беком, — пошутил Керим, — а то предадут мое имение огню!

Мы поговорили о том, как полыхал дом Гани-бека. А когда я рассказал о вчерашнем пиршестве у Садых-бека, Керим прервал меня:

— Эта новость уже устарела! Еще вчера вечером рассказывали!

— Кто рассказывал?

— Земля слухами полнится.

Когда же я еще раз спросил, кто ему рассказал о пиршестве, Керим коротко ответил:

— Друг отца сказал.

— А имя есть у этого друга?

— Есть. Бахшали-киши!

Меня почему-то обрадовало, что Керим назвал другом отца Бахшали, и я, чтоб как-то вознаградить его, задал ему загадку (уверенный, что он отгадает):

— Слушай моих три вопроса. Ответишь — получишь жирные лепешки, которыми снабдил меня на сегодняшний день наш Мирза Алыш! А не ответишь — наказание тебе: не мигать, пока не сосчитаешь до ста!

— Из-за лепешек готов на все, задавай свои вопросы.

— Что самое сладкое на свете? Это первый вопрос. Что не имеет тени? Это второй вопрос. И третий: какого наказания заслуживает человек, изменивший другу?

— Эти твои вопросы посложнее сочиненного тобой вчера баяты!

— И это тебе известно?

— Я же сказал: земля слухами полнится!.. А теперь слушай, я сейчас тебе отвечу. Самое сладкое на земле — мать!

Я подтвердил:

— Твоя правда!

— А не имеет тени вода. Угадал?

— Молодец! — похвалил я Керима.

— А изменившего друга надо забыть! Ты не согласен?

Керим мне очень нравился: и умен, и сметлив, и предан.

— Керим, — спросил я его, — а где ты учился?

— Три года у моллы, — вздохнул он тяжело, — когда еще мама была жива. — И умолк.

Я подумал, хорошо бы нам с Керимом вместе учиться! К сожалению, если времена не изменятся, оставаться нам с ним пастухами.

— Ты мне зубы не заговаривай! — сказал вдруг Керим. — Доставай из сумки свои хваленые лепешки! Я буду есть, а ты, чтоб не завидно было, погляди на фаэтон, который проезжает по дороге, а в нем люди в погонах, сверкающих на солнце.

Действительно — фаэтон, а в нем люди. Одного я тотчас узнал — это же Гасан-бек! Решил было побежать за фаэтоном, но оставил эту затею: во-первых, он советовал держать в тайне наше знакомство, а во-вторых, вечером я все узнаю, когда пригоню скот.

Вытащил лепешки и протянул их Кериму.

— Мама моя пекла такие, — проговорил он задумчиво. А как распробовал на вкус, покачал головой в блаженстве. — Вкусно как! Кто пек?

— Мама.

— То-то я говорю, как вкусно! Да, счастливец ты, Будаг, живешь с отцом и матерью! Цени это!.. — И, съев лепешку, продолжил: — Я не ропщу, но мачеха — это тебе не мать! Мать и отругает — не больно. А эта слово не так скажет, а уже обидно! — Остальные лепешки он сунул себе в карман. Я знал, что это он оставил для сестренок.

А люди шли и шли мимо нас к святилищу Эшгабдал.

— Сколько у людей горя, Будаг, и все ищут утешения, надеются, верят, что святилище исцеляет.

И фаэтоны, и арбы, и пешеходы — все двигались по направлению к святилищу. Керим сказал, что существует легенда, будто святилище возвышается над могилами двух несчастных влюбленных. Рассказывают, что дочь богатого бека влюбилась в сына бедняка. Девушку звали Эшг, а парня Абдал. Сыновья бека угрожали Абдалу, чтобы он не виделся с их сестрой. Иначе, предупреждали, убьют. Но, несмотря на угрозы, они встретились однажды в сумерках у этих мест. Эшг прижалась к Абдалу, и никак они не могли расстаться. А тем временем взошла луна, обошла чуть ли не полнеба, братья хватились — нет сестры! Крадучись подошли они к влюбленным. Блеснули при ярком свете луны их стальные кинжалы, но только хотели они изловчиться, чтобы наброситься на Абдала, как свершилось чудо: влюбленные пропали, исчезли! Были здесь, стояли рядом — а уж нет их! А на том месте, где они стояли, алеет роза, а рядом опустила голову фиалка. Вернулись братья домой и рассказали об удивительном превращении. Молва о влюбленных, ставших цветами, идет из дома в дом, из деревни в деревню. На месте исчезновения влюбленных паломники соорудили