Неугомонная - Уильям Бойд

Я замерла.

— Что ты имеешь в виду?

— Я была снаружи и видела, как вы оба выходили из клуба, — ответила мама, не отводя взгляда, так бесхитростно, словно это было в порядке вещей. — Потом я проследила за Ромером до его дома и теперь знаю, где он живет: Найтсбридж, Уолтон-Кресент, дом двадцать девять. Громадный белый отштукатуренный особняк. В следующий раз его будет гораздо проще найти.

ЕВА ПОЗВОНИЛА В «ТРАНСОКЕАНСКУЮ ПРЕССУ» из телефона-автомата на улице рядом со своим «безопасным» домом в Бруклине. После событий в Лас-Крусисе прошло пять дней, в течение которых она медленно добиралась до Нью-Йорка, пользуясь всеми возможными видами транспорта — самолетом, поездом, автобусом и автомобилем. В первый день в Нью-Йорке Ева отметилась в своем «безопасном» доме. Она зашла туда только после того, как убедилась, что никакого наблюдения не было, после чего улеглась там на дно. Наконец, посчитав, что ее молчание начало уже вызывать ощутимое беспокойство, Ева позвонила в редакцию.

— Ив! — почти прокричал Моррис Деверо, забыв про установленный порядок. — Слава богу. Где ты?

— Где-то на Восточном побережье, — ответила она. — Моррис, я не вернусь.

— Ты должна вернуться, — возразил он. — Мы должны увидеться. Обстоятельства изменились.

— Ты не знаешь, что там со мной произошло, — сказала Ева с оттенком злобы. — Мне повезло, что я осталась жива. Мне надо поговорить с Ромером. Он вернулся?

— Да.

— Скажи, что я позвоню на телефон Сильвии в БЦКБ. Завтра, в четыре дня. — И Ева положила трубку.

Она зашла в продовольственный магазин и купила несколько банок консервированного супа, буханку хлеба, три яблока и две пачки сигарет «Лаки страйк», а потом вернулась в свою комнату на третьем этаже кирпичного дома, облицованного коричневым песчаником, на Пайнэппл-стрит. Никто ее не беспокоил, никто из неизвестных ей соседей, казалось, не заметил, что мисс Марджери Аллердайс была дома. Если бы Ева открыла окно в туалете и высунулась насколько могла наружу, то она увидела бы верхушку одной из башен Бруклинского моста — в ясный день. У нее в квартире имелись гостиная с выдвижной кроватью, двумя креслами, радио, маленькая кухня с двухконфорочной электрической плитой, раковина из мыльного камня (вода была только холодная) и унитаз, отделенный пластиковой занавеской с тропическими рыбками, плывшими в одном направлении. Вернувшись сюда, Ева приготовила себе суп — грибной — и съела его с куском хлеба, намазанного маслом. Потом выкурила три сигареты, обдумывая, что ей делать. «Возможно, — размышляла она, — лучше всего было бы сбежать… У меня есть документы, я могла бы стать Марджери Аллердайс и исчезнуть до того, как кто-нибудь действительно заметит это. Но куда бежать? В Мексику? Оттуда можно сесть на корабль, идущий в Испанию или Португалию. Или лучше в Канаду? Хотя, наверное, Канада — это слишком близко? И у БЦКБ там тоже солидная организация». Ева бегло просчитала все за и против, подумав, что в Канаде ей будет легче устроиться, там она вызовет меньше подозрений; в Мексике она станет выделяться — молодая англичанка, — хотя оттуда можно податься в Бразилию или еще лучше — в Аргентину. В Аргентине имеется значительное по размерам английское сообщество; она могла бы найти работу, переводить, выдумать для себя прошлое, стать невидимой, спрятаться. Именно это Ева и хотела сделать — исчезнуть. Но, продолжая думать на эту тему, она понимала, что все размышления, все планы, какими бы хорошими они ни казались, нельзя осуществить до того, как она встретится и поговорит с Ромером. Она должна была рассказать ему о том, что произошло. Возможно, он сумеет разложить все по полочкам и разрешить накопившиеся загадки. И только тогда она сможет решить, что делать, но не раньше.

Приближался вечер. Ева немного послушала музыку по радио и вернулась в мыслях к случаю в Лас-Крусисе. «Случай в Лас-Крусисе» — этот эвфемизм был довольно успокаивающим: как будто ее комнату в гостинице заняли по ошибке, или ее машина сломалась на дороге № 80. Она не испытывала никакой вины, никаких угрызений совести за то, что сделала с Луисом де Бака. Ведь если бы она не убила его, то он сам убил бы ее через минуту или две. Ева собиралась только ткнуть его в глаз и убежать. В конце концов, у нее был всего лишь остро заточенный карандаш — и его глаз был единственной возможной мишенью: а как, интересно, еще с помощью карандаша можно вывести человека из строя? Но, вспоминая те несколько секунд в машине, восстанавливая в памяти все, что произошло с де Бака, Ева поняла, что сила ее удара была настолько велика, что острие карандаша прошло сквозь глаз и глазницу прямо в череп, проделав отверстие в мозгу задев сонную артерию или, возможно, ствол мозга и вызвав тем самым немедленную остановку сердца. Другого объяснения его почти моментальной смерти не могло быть. Если бы Ева промахнулась и не попала в артерию, а карандаш просто проник бы в его мозг, де Бака мог и не умереть. Однако у нее появился бы шанс сбежать. Но Еве повезло: ее меткость и острота карандаша убили мексиканца не менее быстро и надежно, как если бы он принял синильную кислоту или его бы привязали к электрическому стулу. Ева рано легла спать, и ей приснилось, что Рауль пытался продать ей автомобиль-купе — маленький, быстрый и красный.

Ева набрала номер Сильвии в БЦКБ ровно в четыре часа одну минуту пополудни. Она стояла в будке телефона-автомата у Рокфеллер-центра на Пятой авеню, откуда хорошо был виден главный вход. После третьего гудка трубку сняли.

— Алло, Ева, — произнес Ромер. Голос его звучал ровно, в нем не было удивления. — Мы хотим, чтобы ты к нам зашла.

— Слушай внимательно, — ответила она. — Выходи сейчас же из здания и иди на юг по Пятой авеню. Я даю тебе две минуты, или не будет никакой встречи.

Ева повесила трубку и стала ждать. Прошло приблизительно три с половиной минуты, и появился Ромер. «Довольно быстро, — подумала она, — ему явно не хватило времени собрать группу». Ромер свернул на Пятую авеню. Она пошла за ним по другой стороне улицы сзади, глядя ему в спину, наблюдая за его поведением. Проследив за Лукасом почти шесть кварталов, она убедилась, что хвоста за ними не было. На Еве были шарф, очки, туфли без каблуков и пальто из верблюжьей шерсти, купленное этим утром в комиссионном магазине. Ева перешла улицу на перекрестке и шла вплотную за Лукасом еще квартал или два. Он был без головного убора, в пальто свободного покроя, старом, с несколькими заплатами, на шее повязан темно-синий шарф. Казалось, Ромер чувствовал себя очень свободно. Он шел в южном направлении, не оглядываясь по сторонам, ожидая встречи. Они дошли до Тридцать девятой улицы, после чего Ева перегнала его, сказав:

— Следуй за мной.

Она повернула на восток и на Парк-авеню снова свернула на север в направлении Сорок второй улицы и Центрального вокзала, в который вошла через вход с Вандербильт-авеню, пройдя по пандусу в главный вестибюль. По огромному пространству в разные стороны передвигались тысячи пассажиров, собираясь в толпу, толкаясь, спеша: был час пик — пожалуй, безопаснее места встречи во всем городе и не придумаешь. Ева рассудила правильно: здесь трудно случайно столкнуться с ней, зато легко организовать неразбериху и скрыться. Не оглядываясь, она пошла прямо к центральному справочному бюро, и только дойдя до него, обернулась и сняла очки.

Лукас стоял прямо у нее за спиной. На лице не отражалось никаких эмоций.

— Расслабься, я один. Я не настолько туп. — Он сделал паузу, приблизился к ней и тихим голосом спросил: — Как ты, Ева?

В том возбужденном состоянии, в котором она тогда находилась, от откровенной заботы, прозвучавшей в голосе Ромера, Еве неожиданно захотелось расплакаться. Но стоило ей только вспомнить Луиса де Бака, как она снова стала твердой и несгибаемой. Она сняла платок и, встряхнув, распустила волосы.

— Меня предали, — сказала она. — Кто-то предал меня.

— Никто из наших не мог. Я не знаю, что случилось, но в «Трансокеанской прессе» все чисто.

— Думаю, что ты ошибаешься.

— Я тебя понимаю. На твоем месте я бы тоже так думал. Но я узнаю, Ева. Хотя, похоже, у нас все чисто.

— А в БЦКБ?

— В БЦКБ тебя наградили бы медалью, если бы могли, ты сделала великолепное дело.

Его слова поразили Еву: она окинула взглядом сотни людей, спешивших в разные стороны, словно искала в них воодушевления, посмотрела вверх на громадные своды потолка, с созвездиями, мигавшими на голубом фоне. Внезапно на нее напала слабость: напряжение последних дней резко дало себя знать. Сейчас Еве хотелось только одного: чтобы Лукас обнял ее.

— Давай спустимся, — предложил Ромер. — Там можно нормально поговорить. Мне многое нужно тебе сказать.