Посольский город - Чайна Мьевиль

— Такое не повторяется, — сказала нам одна из докторов. — Эти… — Она показала рукой на стену комнаты, за пределами которой томились в своих камерах ошибки. — Они просто не в совершенстве владеют Языком. А это не то же самое, что ЭзРа. Двое случайно выбранных людей не должны уметь говорить на Языке. Такого просто не бывает. Появление ЭзРа и в первый раз было не то что маловероятно, а невозможно. Как же вы думаете найти их во второй раз?

Неудивительно, что ЭзРа не выжили. Вселенная исправляет свои ошибки. Мы сидели на заседании комитета.

— Это место надо закрыть, — сказала я.

— Не сейчас, Ависа, — ответили МагДа.

— Оно чудовищно.

— Господи, не сейчас!

— Закрывать будет нечего…

— … а может, и некому, если мы не пошевелим как следует мозгами сейчас.

Итак, молчание. Примерно раз в минуту кто-нибудь из нас вскидывал голову с таким видом, как будто хотел что-то сказать, но говорить было нечего. Кто-то хлюпал носом, точно собираясь заплакать.

МагДа шептались друг с другом.

— Приведите сюда всех учёных, каких найдёте, — сказали они, наконец. — Специалистов по сборке, биологов, медиков, лингвистов…

— Кого только сможете.

— И этого ариекая.

— Шоаш/Ту-Туана. — Они переглянулись. — Делайте с ним, что должны.

— Изучите его.

— Разберите его на части.

Они ожидали возражений. Их не последовало.

— Разберите его на части и выясните, что происходит.

— Внутри. В его костяном доме. — Они бросили взгляд на Брена и меня. — Когда он слушает ЭзРа.

— Узнайте, что внутри него происходит.

— Может, тогда мы сможем синтезировать это как-то иначе.

Вот так, под их руководством, мы замыслили убийство Хозяина. Не для самозащиты, а из расчёта. Послоград становился другим местом. Отвага Маг и Да потрясли меня. Это был ужасный поступок. МагДа знали, что инициатива должна исходить от них.

Не думаю, что кто-нибудь из нас всерьёз верил в то, что внутренности ариекая откроют нам секрет его зависимости, но все были согласны попробовать. И потом, всё равно мы все должны были скоро умереть, так что пора было принимать новые решения, и МагДа показали нам одно из них. Они взяли на себя ответственность продемонстрировать всем, что такое жизнь во время войны. Они дали нам надежду, хотя и не без примеси эгоизма. Более самоотверженного поступка я не видела никогда.

15

Проведённая в изоляторе вивисекция наркомана не дала ничего.

Не прошло и нескольких дней, как все в городе узнали, что комитет пытался отсрочить грядущее, создав нового ЭзРа, но потерпел крах. Слухи расползлись потому, что слухи вообще имеют обыкновение расползаться. Слухи воюют с тайнами, выигрывают, порождают новые тайны, с которыми борются новые слухи, и так далее.

Маг и Да заставили нас вступить в войну. Поздно, но те из нас, кто ещё не совсем поддался отчаянию, строили баррикады. Окраины Послограда мы уже сдали. И теперь на внутренних улицах выволакивали из брошенных домов всё, что можно, разбивали на куски и сваливали обломки поперёк дороги. Землекопы рыли траншеи и покрывали баррикады кусками нашего асфальта и ариеканской почвой под ним. Потом всё это заливалось для прочности пластоном и цементом, и выставлялись огневые точки для защиты нашего города в городе от ариекаев в нужде.

Здания превратились в пулемётные башни. Кое-какое оружие у нас было всегда, к нему добавили добычу из бременских складов, а инженеры и сборщики соорудили новую артиллерию. Мы проверили всю свою технику на наличие биомеханических компонентов, безжалостно уничтожая её при малейших признаках зависимости. Заражённые машины, визжа, горели на кострах, словно еретики на аутодафе.

Но время уже ушло, мы это знали. Посол ЭдГар повесились. Они состояли в комитете. Их кончина снова вызвала у нас шок. Послы завели моду на самоубийства, и простые горожане шли по их стопам.

Мужчины и женщины собирались у баррикад по нашу сторону границы, каждый в эоли, каждый с ножом, дубинкой или пистолетом, сделанным или выращенным самостоятельно. Перевалив через укрепления, они уходили туда, где ещё недавно были просто улицы, а теперь лежала ничейная земля. Они бросали нас, растекаясь по узким переулкам, держа наготове оружие в подражание нашим констеблям или полицейским из боевиков, которые присылал в миабах Чаро-Сити. Иногда, на самой границе поля зрения, мы видели ариекаев, которые поджидали храбрецов, стоя у своих чахнущих домов.

Мы не останавливали этих исследователей на раз. Сомневаюсь, что они надеялись избежать общей участи Послограда, выйдя во враждебную атмосферу помешавшегося города экзотов. Думаю, им просто нужно было что-то делать. Мы звали их идущими на смерть. Первые ушли почти незамеченными, но потом у баррикад начали собираться толпы, которые подбадривали их криками.

На ариекаев было страшно смотреть. Все были больны, все голодали. Одни отощали, других, наоборот, раздуло от голода; глаза изменили цвет до неузнаваемости; двигались они рывками, приволакивая непослушные конечности. Спинные крылья дрожали. Некоторые ещё пытались продолжать работать с нами. Превозмогая зависимость. Чтобы доказать свои добрые намерения, они собирались у подножия наших защитных сооружений и демонстративно стояли, не пытаясь перелезть через них. Они вызывали нас. Мы приглашали МагДа или РанДольф или другого посла из комитета, и они начинали переговоры.

Иногда Хозяева доставляли нам энергию, топливо, чудом сохранившие здоровье биомашины. Мы давали им еду и лекарства, которые они больше не в состоянии были производить. И обещали им голос ЭзРа, единственное, чего они желали. Если у них и возникали какие-либо сомнения касательно обмана и механизма его работы, то они ничем их не выдавали. А просто безнадёжно ждали. Они часто разбегались в разные стороны, но только когда на них нападали утратившие самоконтроль родичи.

Самые отчаянные оратеи, те, которые уже не отдавали себе отчёта в последствиях своих действий, разбегались, заскакивали на баррикаду и карабкались по ней, цепляясь крыльями и выкрикивая что-то на Языке. Этих мы отпугивали. Убивали только когда не было выбора. Я видела, как в ариекаев стреляли, разносили их на куски взрывчаткой, жгли едкой слюной биомашин, резали ножами. Когда кто-нибудь убивал своего первого ариекая, уважение к ним, впитанное ими с молоком матери, пропадало: пулемётчики плакали. Но только в первый раз.

Опустевшие улицы заняли животные. Изменённые барсуки, лисицы, обезьяны с любопытством бродили по изрытым колёсами дорогам. Трункаторы карабкались по водосточным трубам и суетились у неплотно закрытых окон. Время от времени кто-нибудь из охраны подстреливал одного, и тогда остальные бросались врассыпную, но скоро подстрелить терранского зверя стало считаться дурной приметой. Вместо этого начали на спор стрелять странную, порхающую и ковыляющую ариеканскую живность, которая тоже стала появляться в городе. Однако никто точно не знал, откуда взялись трунки, ариеканские они или терранские, и потому их на всякий случай оставили в покое.

Мы старались не думать о том, как жалки наши запасы еды, энергии и других вещей, необходимых для жизни. Вместе с баррикадами из обломков нашей прошлой жизни складывалась и легенда о сопротивлении, о последней битве с наступающей ордой. И это помогало. Вечерами люди возвращались в те немногие кварталы, которые остались у нас. Удивительно, в чём мы тогда находили утешение. Люди искусства зарылись в архивы, провели настоящие раскопки в залежах цифровых носителей, погрузились в прошлое на миллионы килочасов, добрались до эры, когда человечество ещё не было диаспорой. И извлекли оттуда потрёпанные старые фильмы, которые показали нам.

— Вот эти, похоже, кавказоиды или римляне, — объяснял мне один из организаторов. — Хотя говорят они на раннем англо. — Мужчины и женщины, в угоду какому-то неуклюжему символизму совершенно бесцветные, укрепились в доме, где оборонялись от невероятно отвратительных существ. Цвет вернулся, и протагонисты оказались в полной припасов крепости, на которую безжалостно наступал ещё более отвратительный враг. Разумеется, их историю мы восприняли как свою.

Мы знали, что ариекаи нащупают слабое место в нашей обороне. Они уже захватили дома, стоявшие вплотную к нашей зоне, отыскали в них чёрные ходы и боковые двери, большие окна, отверстия. Некоторые выскакивали из парадных на наши улицы и разрывали на части всех, кто попадался им на пути. Те, кто сохранил остатки памяти, пытались пробраться к посольству. Эти приходили ночью. Они были как монстры в ночи, как герои детских страшилок.

Были и другие опасности: среди людей развелось немало бандитов. Ходили слухи, что в одной банде вместе с терранцами состояли кеди и шурази. Доказательств не было. И всё же когда у нашей главной баррикады был найден мёртвый шурази, несомненно, убитый людьми, сразу зашептались, что он был членом той самой банды, и убили его якобы поделом. Шурази умирали только насильственной смертью или от несчастного случая, и потому для них гибель сородича — не важно какого — было событием, потрясающим устои мироздания, вроде Грехопадения для нас.