Моя команда - Дэвид Бекхэм

А нам приходилось трудно. Невероятно трудно. И, честно говоря, это был далеко не лучший наш матч. «Бавария» забила ранний гол. Она показала себя сильной командой и к тому же очень хорошо организованной, как и все немецкие дружины. Мы хорошо знали их, и они ничуть не хуже знали нас: ранее в этом же турнире, на групповой его стадии наши команды дважды сыграли между собой вничью. Тем не менее, возникало такое чувство, будто баварцы были уверены, что именно они контролируют ход событий. А последнее развивались таким образом, что, особенно в середине второго тайма, у «Баварии» было больше шансов забить второй гол, чем у нас — сравнять счет. Питер Шмейхель действовал великолепно и несколько раз буквально спасал наши ворота; баварцы упустили несколько почти идеальных возможностей. И все же тот двадцатиминутный отрезок времени не сломил нашу команду, а вызвал у нас подъем. Они нанесли коварный удар, после которого мяч попал в перекладину и отскочил от нее в руки Питера. Почему они при таких возможностях никак не могут забить нам снова? Нет, надо продолжать действовать, и не известно, как оно повернется. И на нашей улице может случиться праздник.

Внезапно — никто из нас не знал, как мало времени оставалось в тот момент до финального свистка, — мы получили возможность переломить игру. Я перехватил мяч, обыграл своего соперника и сделал дальний пас налево. Оле, который вышел на замену всего за несколько минут до этого, тоже сыграл удачно и заработал право на угловой. Я совершил спринтерский рывок, чтобы побыстрее подать его. В этот момент я хорошо помнил, что хотя поле на «Ноу Камп» очень большое, около угловых флажков едва хватает места, чтобы разбежаться при подаче корнера. А еще я видел, что Питер прибежал помочь нашим атакующим порядкам в штрафную площадку «Баварии», и, увидев его решимость, попытался успокоиться и взять себя в руки: «Только не напортачить. Надо хорошо и повыше подкрутить мяч и постараться направить его в опасную область».

Я нанес удар. Мяч полетел к Гиггзи. Тот промахнулся и не попал по нему, а мяч подпрыгнул и отлетел к Тэдди Шерингэму, второму нашему запасному, который сразу же пробил с нескольких ярдов. Тэдди был очень близок к тому, чтобы оказаться вне игры. Но этого не случилось, и мы сравняли счет — на табло загорелось 1:1. Все мы ощутили прилив сил. А я так просто обезумел. Клянусь, я испытывал желание то ли кричать, то ли плакать. И одновременно мы все в тот момент почувствовали, насколько дают себя знать труды всего этого сезона. Я был совершенно без сил. А взглянув на Гэри, увидел, как тот празднует наш успех в одиночку. Он был счастлив, но не мог заставить себя добежать до остальных ребят, лежавших кучей на Тэдди. Те, кто сидел на нашей скамейке, повскакивали и выбежали на газон. Но все находившиеся на поле и сидящие на трибунах, должно быть, думали об одном и том же: «Ясно, что нас ждет. Дополнительное время».

После почти безнадежной ситуации мысль о еще тридцати минутах игры едва только родилась, но уже готова была укорениться в наших головах. Пожалуй, только наш отец-командир был в тот вечер единственным человеком на «Ноу Камп», который пока еще не ждал финального свистка об окончании основного времени. Я бросил взгляд на нашу скамейку. Стив Маккларен пытался что-то сказать шефу, советуя реорганизовать команду. Шеф от него отмахнулся и попросил не приставать. Неужто мне померещилось, или же Алекс на самом деле действовал так, словно знал, что мы снова забьем? Он кричал нам, требуя поскорее возвращаться к центру поля и дать немцам возможность побыстрее ввести мяч в игру.

Почти сразу же после этого мы заработали еще один корнер. Это случилось настолько быстро, что когда я шел подавать его, то видел, как болельщики «Юнайтед» все еще продолжают прыгать, выкрикивая радостную весть в свои мобильные телефоны и празднуя гол, забитый Тэдди. А игроки «Баварии», как мне подумалось, пока лишь старались осмыслить произошедшее. В мгновение ока я ударил по мячу, Оле первым добрался к нему, и мы снова забили. И хотя наш второй гол влетел в их ворота уже в середине добавленного судьей времени, а после празднований до конца оставалось совсем немного, «Бавария» нашла в себе силы перевести мяч на нашу половину поля и еще раз двинуться вперед. Мои ноги были уже на пределе. Да и у всех они были налиты свинцом: «О, нет. Только не забейте, пожалуйста, теперь».

Кто-то сумел отбить мяч подальше от нашей штрафной площадки, и тут же раздался свисток. Не знаю, как это получилось, но этот пронзительный звук подействовал на меня подобно удару током, и я ощутил последний взрыв неизвестно откуда взявшейся энергии. Я пробежал — и не как-нибудь, а по-спринтерски — с распростертыми руками почти через все поле по направлению к трибуне с нашими болельщиками. Большинство остальных наших парней просто попадали на газон, поскольку не держались на ногах, они были в изнеможении и совершенно лишились сил. Вероятно, это было лучшим, что можно было сделать в данный момент, но я не мог сдержаться. Рев, поднявшийся среди болельщиков «Юнайтед», когда игра закончилась, был настолько оглушительным, что у меня заложило уши и возникло такое чувство, словно с трибун палят в меня из пушек. Не знаю, доведется ли мне когда-либо снова испытать хоть что-то подобное или увидеть такое бурное празднование успеха.

Мы в полной отключке провели на поле какое-то время, показавшееся нам часами, а потом устроили там же, на открытом воздухе, под дуновениями теплого испанского вечернего ветерка нечто вроде короткой вечеринки без еды, но с участием всех: и ребят, которые только что завершили игру, и тех, кому не удалось выйти на поле, и тысяч болельщиков «Юнайтед», пришедших в тот вечер на «Ноу Камп». Это были именно те мои приверженцы, которые приветствовали меня на «Олд Траффорде» в начале текущего сезона; те, кто оставался верным мне после «Франции-98», несмотря на перекрестный огонь, под который я тогда попал. Мы могли видеть на лицах этих людей, как много значило для них только что случившееся, и они могли видеть, насколько счастливы игроки «Юнайтед» праздновать эту победу здесь и вместе с ними. Для меня лично эти чувства носили особенный характер: ведь если бы не поддержка со стороны болельщиков в той первой игре, открывавшей на «Олд Траффорде» сезон 1998/99 годов в премьер-лиге, то я не уверен, что участвовал бы сегодня на «Ноу Камп» в завершающей встрече. Я никогда не забуду того, что эти люди сделали для меня. И я знаю, что они тоже никогда не забудут того, что мы все сделали для них в заключительные минуты самого великого матча из всех сыгранных нами.

Когда мы, наконец, смогли пробраться в раздевалку, там воцарилось настоящее безумие. Шампанское лилось рекой. Альберта, отвечающего у нас за комплектование формы и прочего спортивного снаряжения. бросили в джакузи. Каждый, не обращая внимание на других, пел, кричал и смеялся. Мы много лет играли вместе в футбол, и теперь было самое подходящее время, чтобы вместе побеситься. В конце концов, народ все-таки начал переодеваться. Мы с нетерпением ждали встречи со своими близкими. Помню, как я просто сидел в раздевалке на своем месте, наблюдая за всем происходившим вокруг меня, и пытался осознать то, что мы сделали. Потом посмотрел в дальний угол — на европейский кубок, который просто стоял там, на самой обычной скамейке, и рядом с ним никого не было. Это мой шанс. Я нашел нашего клубного фотографа:

— Ты бы не мог сделать парочку снимков, на которых я его держу?

Я вернулся через туннель, прошел мимо небольшой часовни и снова оказался на поле. Половина прожекторов все еще были включены, половину уже вырубили. На обширном газоне лежали странные тени, отбрасываемые непонятно чем, а в темноте едва вырисовывались пустые трибуны. И все же вполне еще можно было воссоздать в своем воображении эхо выкриков зрителей и их приветствия, скандировавшиеся на протяжении всей встречи. Это было поразительное чувство: «Сорок минут, час назад, в этом месте было полно людей. Мы там играли. И нас там чуть не победили». Затем я опустил взгляд на кубок, который до этого установил на траве прямо перед собой. На мгновение я почувствовал себя тринадцатилетним мальчиком, который впервые бегал вразвалочку по этой же лужайке, озабоченный предстоящей встречей со звездами, игравшими в «Барселоне», и пытался тогда вообразить, какие чувства его охватят, когда он сам сможет играть на их поле. Я поднял европейский кубок, и фотограф несколько раз щелкнул затвором. Сейчас я переживал один из самых торжественных моментов, какие могут выпасть на долю футболиста в ходе его карьеры, и стоял там, при половинном освещении, с медалью победителя на шее, ощущая смирение и почтительный трепет перед тем, что только что произошло. В тот вечер я испытал такое же ощущение еще раз, немного позже, когда все игроки собрались гостинице на ужин. Наряду с родственниками и самыми близкими друзьями всех футболистов там находилась и Виктория, а также мои родители. Все присутствующие встали со своих мест за столами и долго рукоплескали. Моя жена — не тогда, а вскоре — назвала это событие немыслимым. Она совершенно правильно уловила его суть.