Счастливый слон - Анна Бялко

– Знаешь что? Твои отношения с твоей женой – это твоя проблема. Но я к этому отношения иметь не буду. Не хочу. И ночевать не оставлю, и вообще. Я в эти ваши игры не играю, мне и так хватит. Собирайся и поезжай. И кстати... – Я выбежала в комнату и вытащила там из вазы принесенный им букетище роз. Потом подумала – и отделила от него половину. – Вот. Отвези жене. Можешь не говорить, что от меня. Можешь вообще ничего не говорить. Но, поверь мне, так будет правильно.

Это потрясло его настолько, что он оставил все дальнейшие попытки напроситься ко мне на ночлег. Взял цветы, со стеблей которых ему на брюки капала вода, тряхнул головой, повернулся и направился к двери. Я, прислонившись к косяку, стояла в проеме, дожидаясь, пока придет лифт. Сашка, словно вспомнив что-то, обернулся ко мне.

– Лиза! Ты... – Он сделал паузу, подбирая нужные слова, но тут пришел лифт, и он, так и не договорив, шагнул в его коробку, закрыл за собой дверцу и ухнул в шахту. Но я его примерно поняла. Вернулась в квартиру, выдохнула и, борясь с подступившим неизвестно откуда дурацким счастьем, приступила к мытью посуды.

Следующий раз Сашка пришел ко мне в гости снова в пятницу, через неделю. На неделе мы несколько раз созванивались и пытались как-то повстречаться, но не получалось. То у него были какие-то дела, то у меня. У меня, строго говоря, никаких специальных дел не было, но не признаваться же... И потом, я все равно не скучала. Встретилась наконец с Дашкой, сходила с ней в ее любимое кафе. Дашка немного дулась за мое молчание и внезапный отъезд на море, но тот факт, что из знакомства с банкиром Редькиным у меня ничего не вышло, ее вполне утешил. Она каким-то образом проглядела, что я познакомилась с Сашкой, и поэтому была совершенно не в курсе моих новых жизненных реалий. Ну, я и не стала ее вводить.

Еще я получила деньги от Ника. Вернее, Ник перевел их на мой специальный алиментный счет, а написала мне об этом Марсия, мой адвокат. Еще она писала, что процесс идет успешно, противная сторона (в смысле Ник) никаких препятствий не выдвигает, и она надеется на успешный исход. Было немного странно читать этот отчет, который был настолько далек от моей сегодняшней жизни, как будто пришел не из другого полушария, а с того света. Я задумалась, обрадовали меня эти известия или огорчили. Радостно было то, что все получается, а огорчительно – что Ник не сопротивляется нашему разделению, как будто ему безразлично. Но на самом деле по-настоящему я не испытала ни того, ни другого. Мне было все равно. Вернее, не то чтобы совсем все равно – я механически отметила в себе и радость, и огорчение, но именно отметила, зарегистрировала, совершенно вчуже, без эмоций, как будто все это не имело ко мне прямого отношения. Прочитала, отметила, подумала, выключила компьютер и пошла в магазин за продуктами.

Потому что мне на самом деле нужно было много чего купить. К следующему Сашкиному приходу я решила выступить более торжественно, чем в первый раз, и испечь пироги. Я считаю, это очень правильно – печь пироги. Во-первых, они чертовски вкусны в моем исполнении, а во-вторых, когда в доме пекут пироги, весь дом начинает как будто дышать и пахнуть свежим живым тестом, выпечкой и уютом.

В общем, когда Сашка в пятницу вечером позвонил в мою дверь, я как раз только что вытащила из духовки один противень пирожков (с капустой), засунула на его место другой (с мясом) и занималась разделкой яблочного пирога. Поэтому руки у меня были в тесте, а сама я – по уши в муке.

– Что это с тобой?

Оценив мой вид, он было засмеялся, но почти тут же перестал, начав напряженно втягивать в себя воздух.

– Что это? – повторил он. – Чем это таким пахнет? Я еще с лестницы чуял чертовски вкусный запах, а я голодный, как волк. Это у тебя? Не может быть!

– Ну почему не может? Это я пироги пеку.

– Пироги? Сама печешь пироги? Да ладно, не свисти. Так не бывает.

Вместо ответа я просто ушла на кухню, взмахом руки предложив ему следовать за мной.

Уже позже, убедившись в моей правоте, для чего ему потребовалось срубить половину капустных пирожков и утащить прямо с противня пару слегка недопеченных мясных, Сашка признался.

– Ты знаешь, это было чудо. Ну вот, знаешь, бывает так, что идешь где-нибудь, и там чем-нибудь вкусно пахнет... И засада в том, что это всегда у чужих. То есть ты сам, может, и вкуснее где-то поешь, но пахнет всегда у других. Завидно страшно. А сегодня я иду, нюхаю, завидую – а потом выясняется, что это как раз у тебя. То есть там, куда я иду. Кайф.

Я засмеялась.

– Ну, это несложное чудо. Невелика хитрость – пирогов напечь.

– Ну, я не знаю, – не согласился он. – Я, если честно, вообще не помню, когда последний раз домашние пироги видел. В детстве, когда еще бабушка была жива, она, бывало, пекла...

– А я часто пекла. Дома... – Мне вдруг стало грустно.

– А я тебе и говорю, что ты – нечто! Кстати, – сказал он мне каким-то вдруг заговорщическим голосом. – Моя жена вчера улетела. На курорт. На Лазурный берег.

– Ну и что? – довольно резко спросила я. Как-то мало меня волновала его жена, разве что она бы улетела вообще на фиг. Да и момент был неподходящий.

– Ну и то! – торжествующе ответил он. – Не будет у тебя в этот раз повода выпереть меня домой одного! Не отболтаешься. Я остаюсь здесь!

Прозвучало это так гордо, что я не выдержала и заржала.

– Это мы еще посмотрим.

– На что это мы будем смотреть?

– На твое поведение. Будешь хорошо себя вести, может, и оставлю.

– Я буду. Буду очень хорошо, – сказал он и цапнул с противня очередной пирожок.

Он сдержал слово, и, когда дело подошло к вечеру, то есть собственно к делу, я в ответ на невысказанный вопрос – да, собственно, даже вопроса тут почти никакого не было, так, формальность – только кивнула.

– Ладно, так и быть. Оставайся. Комнат у меня две, в большой диван раскладывается, я тебе там постелю. Ночуй.

Сашка попытался было что-то такое мне возражать, дескать, зачем же такие ненужные хлопоты, но я снова была сурова и непреклонна, как скала.

– Знаешь, не нравится – не оставайся. Я это даже обсуждать не буду.

Он сдался, ворча себе под нос что-то вроде: «Глупости, все равно только возня лишняя», и явно не веря до конца в мою решимость. Так, с недоверием в глазах, он и ходил за мной по квартире, наблюдая весь процесс – как я убирала на кухне, как раскладывала в гостиной тяжелый диван, как рылась в шкафу в поисках постельного белья, расстилала простынь и натягивала наволочку на подушку, доставала полотенце...

Закончив, я обернулась к нему.

– Вот. Вроде все. Только зубной щетки у меня лишней нет. Но ты можешь воспользоваться моей, я ее с мылом помою.

Он недовольно пожал плечами.

– Сурово. Я уж и не помню, когда в последний раз сталкивался с таким уровнем сервиса.

– А вот тут ты обсдался, дружок, – отрезала я. – Это не сервис, это – дружеская услуга. И тебе с этим сильно повезло. Я боюсь, если бы это таки был сервис, тебе не хватило бы всех твоих миллионов, чтобы расплатиться со мной по тарифам, существующим на сегодняшний день.

Надо сказать, прозвучало это достаточно резко, я и сама понимала. Может, немного даже излишне резко, но я-то тоже живая и была на некотором взводе. Сашка явно обиделся и только хотел что-то такое нелестное мне ответить, как я его опередила.

– А если тебя что-то в происходящем не устраивает – так ты же свободный человек. То есть даже некоторым образом женатый и не обязан все это терпеть. Выход – вон, в пяти метрах за твоей спиной. Спокойной ночи, – бросила я через плечо, уходя в ванную и закрывая за собой дверь.

Эту тираду я постаралась произнести мягче, чем предыдущую. Суть ее, впрочем, от этого все равно сильно не изменилась. Ну и ладно. Решит уйти – пусть уходит, так оно и проще. Расхлебывать потом не придется.

Но, когда я, выйдя из ванной, осторожно заглянула краем глаза в большую комнату, он оказался там. Сидел боком на расстеленном диване и смотрел в пол. Его почему-то было жалко, и я, позабыв про все принципы, чуть было не ломанулась его утешать, сдержав себя буквально последним усилием воли. Услышав мои шаги, Сашка поднял глаза, увидел меня в проеме двери и улыбнулся.

– Спокойной ночи, Лизка-скандалистка. Щетку-то хоть помыла?

Заснула я на удивление легко и быстро, а вот проснулась рано. Во всяком случае мне так показалось – из-за плотных штор в спальне было почти темно, а вставать и смотреть на часы мне не хотелось. Из-за двери, насколько я могла различить, никаких посторонних звуков не доносилось. Заснуть снова не получалось, вставать не хотелось, так что других вариантов, кроме как лежать и размышлять о бренности всего сущего, тоже не представлялось.

Интересно, чего ради и зачем я устроила вчера весь этот концерт с раскладыванием дивана? Я ведь не девочка и прекрасно все понимаю. Более того, я даже, наверное, догадываюсь, что все равно так или иначе этим же все и кончится, если, конечно, он раньше от меня не сбежит. Но почему-то я была уверена, что не сбежит. По крайней мере до тех пор, пока этим не кончится. И главное, я ведь в принципе и сама была не против. Сашка мне нравился, во всяком случае никаких негативных эмоций не вызывал, люди мы оба взрослые, некоторым образом почти свободные, хоть оба и женаты, дело естественное... Так чего ж меня вчера так расколбасило?