Выйти замуж за дурака - Надежда Первухина

– Иначе будем ходить, как стадо коров – с колокольчиками! – гневно шептал Микула Селянинович. Это ж надо было до такой пакости додуматься!

– Быстрее работайте, быстрее! – торопили «пациентов» милосердные надсмотрщики, но оказывалось, что те работают все медленнее и медленнее. Да еще приключилась странность: все колокольцы, что попадали в руки Микуле Селяниновичу, оказывались бракованными – у них почему-то отваливался язык…

Словом, до вечера подводу только-только разгрузили, Милосердные братья ругались на чем свет стоит, но ничего поделать не могли, посему пришлось им чистку колоколов мелом отложить на завтра. В наказание нерадивых «пациентов» лишили ужина, но тем ужин и не требовался. Колокольчики оказались последней каплей, переполнившей чашу терпения. Заговорщики едва дождались ночи.

– Ну, ребята, сегодня или никогда! – торжественно прошептал Иван-царевич (в соседние палаты его речь передавалась особым условным стуком по стенке). Что станется с нами далее, не ведаем, но одно известно доподлинно: лучше умереть свободным, чем жить рабом с колокольчиком на шее!

За полчаса до полуночи заговорщики достали припасенные заранее доски и, притаившись в палатах, слушали затихающие в отдалении шаги милосердных братьев, ушедших на общую медитацию. Ушастый пивовар со спринтерской скоростью обежал все комнаты очистилища и возвратился с благою вестью:

– Никого нет!

– Пора!

– Уходим, как договаривались!

«Пациенты» мгновенно высыпали из палат и разделились на группы. Тех, кто уже не мог ходить, вроде Денисия Салоеда, несли на переделанных из топчанов носилках.

– Пряничники, пошли! – скомандовал Микула Селянинович, и группа человек в пятьдесят аккуратно снесла с петель дверь запасного выхода и устремилась на свободу.

– Кузнецы и винокуры – короткими перебежками до кладбища!

Еще одна группа почти бесшумно движущихся людей и еще одна выломанная дверь.

– Пчеловоды, вперед!

Группа пчеловодов, самая многочисленная и сплоченная, шла к свободе без шума и жужжания.

– Поосторожней там! – отечески напутствовал их Микула. Рассредоточьтесь меж могилок и ждите нас!

Наконец в опустевшем лечебно-трудовом очистилище остались только богатыри с царевичем и мастера Таранов и Солодов.

– Давайте, нечего волка за хвост тянуть! – нервничал царевич, но все медлили из-за Ивана Таранова.

Тот аккуратно рассыпал по всем комнатам какой-то черный порошок, шепча при этом себе под нос некий заговор. Наконец отряхнул ладони и сказал:

– Вот теперь и бежать можно.

И они побежали.

Ночь была за беглецов. Луну затянуло серыми тучами, моросил мелкий дождик, неспособный даже толком намочить землю.

– Это хорошо, что дождик, – приговаривал, запыхавшись от бега, Иван Таранов. Он следы наши как раз смоет.

До кладбища, казалось, добрались за один миг. И застыли в испуге: все те, кто выбежал из очистилища раньше, стояли и не смели шелохнуться, окруженные неопрятного вида мертвецами.

– Что делать будем? – поинтересовался у друзей Маздай Маздаевич. Нашими досками покойничков не перебьешь, да и рука на бывшего соплеменника не подымается…

Но и тут вмешался бесстрашный ушастый пивовар. Он быстренько обошел строй мертвецов, внимательно вглядываясь в их испорченные тлением лица, и вдруг радостно воскликнул:

– Дедушка, вот ты где! Вот и довелось свидеться!

– Уж не повредился ли в уме наш Таранов от сущего страху? – запереглядывались богатыри, но их опасения оказались напрасными.

Иван Таранов и вправду разговаривал со своим почившим предком, Демьяном Тарановым, тоже известным когда-то пивоваром.

– Эй, братва, – негромко клацнул челюстью Демьян, обращаясь к остальным покойникам, – снимай осаду, переводи стрелку. Это мой внучок со своими корешами на дело в Чертоногий лес идут.

– Базара нет, проход свободен! – согласно загомонили мертвецы и разомкнули кольцо.

– Братаны, вы на нас зуб не держите, – виновато развел костлявыми руками один из могильных насельников. Мы ж это не с подляны, мы чисто: по принципу: идешь – плати. А раз вы кореша, то с вас не спрос.

– Деда, деда, – подергал предка за ветхий саван Иван Таранов. Мы пойдем, а вы уж сделайте нам милость: ежели попрут через ваше мирное кладбище поганые рожи в белых балахонах, объясните им, кто в Кутеже хозяин.

– Это можно! – кивнул Демьян.

– Ништяк! – добавили покойнички.

– Вставим им не по-детски! Мало не покажется!

– Вот спасибо! – поклонился Иван Таранов. А теперича прощевайте. Пора нам.

–Счастливо! Заходите к нам еще! – запросили покойнички и напоследок даже затянули песню нестройными голосами.

Только песня эта вся сплошь состояла из слов, в печати неприемлемых. Поэтому в тексте она не приводится. Можно только сказать, что весь смысл песни сводился к тому, что некая красная девица полюбила не добра молодца, а такую же красну девицу. Сошла с ума, в общем, про что и песню сложила…

Едва беглецы миновали кладбище и скрылись в мелкорослом осиннике, с которого уже начинался Чертоногий лес, Иван Таранов, посмеиваясь, сказал друзьям:

– Глядите-ка, люди добрые! Чай это лечебно-трудовое очистилище загорелось?

И в самом деле, на окраине Кутежа, где до сего момента располагалось проклятое ЛТО, вздымалось до небес яростное пламя.

– Ну, вы Таранов, есть пиротехник! – осклабившись, сказал Фондей Соросович. Мастер огня.

– Есть маленько, – довольно улыбнулся пивовар.

– Ты как это сделал? – поинтересовался Елпидифор Калинкин.

– Военно-колдовская хитрость! – отчеканил пивовар. Заговоренного пороху я везде насыпал и указание ему дал: возгораться лишь тогда, когда мы леса достигнем.

– Шуму это много наделает.

– Ничего. Зато некуда им будет новых «пациентов» набирать! – Пивовар погрозил пламени маленьким кулачком. И от такого жара наверняка у них все бутыли с проклятым зельем полопались.

Беглецы еще с минуту смотрели на багровое пламя, а потом развернулись и углубились в лес.

И сразу поняли, что шагая в полной темноте, рискуют потеряться.

А зажегши огонь, рискуют быть обнаруженными.

– Как быть? – задал риторический вопрос Маздай Маздаевич.

– Водку пить, – беззлобно огрызнулся Елпидифор. Предлагаю всем тут стоять до рассветного часа.

– Это не есть правильно. Даже в кромешной тьме Чертоногого леса голос Фондея Соросовича звучал уверенно и спокойно. За нами наверняка пустят погонья. Этот пожар станет причиной для большого их волнения.

– Ничего, пущай поволнуются!

– Ты, Соросович, все правильно толкуешь. Только не можем мы, как оборотни-шатуны, сами себе глазами дорогу освещать.

– Это не есть нужно. Мистер Промт Дикшинари!

– Эссе Сум, патронус!

– Мистер Дикшинари, от имьени, этого общества прошью вас продьемонстрировать ваши способностьи. Ищите тропу! Тропу к партизанам! И ведите нас за собой…

– Бене, – согласился невидимый переводчик. И тут же в руках его налилось неярким алым, пульсирующим каким-то светом нечто по форме напоминающее сердце.

– Прошу всех взяться за руки и следовать за мной!– скомандовал Промт Дикшинари каким-то механическим голосом.

Ему подчинились и споро зашагали по черному лесу, ориентируясь на пульсирующий свет.

– Не заметят ли сей свет из Кутежа? – разволновался Маздай Маздаевич, но Фондей Соросович вежливо рассеял его опасения:

– Этот свет есть видьеть только мы. Потому что он предназначается только для нас.

– Понятно. А светильничек-то какой странный! Ни на лампадку, ни на лучину не похож…

– Коньечно, не похож. Потому что это – есть благородное сердце мистера Дикшинари.

– Так он что же, сердце себе вынул?! Как же он не помрет до сих пор?

– Потому что у него есть запасное, сделанное искусным мьехаником при дворе ее величества королевы Братанской.

– Вона как! Сие премудрость, нами непостижимая.

– Отнюдь, мистер Маздай. Все со временем постижьимо в этом мире. Все, кромье двух вещей.

– Каких же, Фондей Соросович?

– Как узнать, есть ли жизнь на Марсе и как заставить женщину поменьше болтать языком…

– Тю! Я-то думал! Жизнь на каком-то Марсе нам совсем ни к чему, в своей разобраться не можем. А бабе-то легко можно рот заткнуть!

– Не применьяя насильственных методов, – поторопился ввести дополнительное условие толерантный Фондей Соросович.

– Это как?

– Не бить.

Маздай вздохнул.

– Тогда не то что трудно, – сказал он, – а просто невозможно.

К утру беглецы уже оказались в глубоком лесу. Самое странное было то, что за все время их продвижения ни одна тварь лесная – обычная либо сверхъестественная – не трогала отряд. Сердце Промта Дикшинари мало-помалу начало тускнеть и гаснуть, и бесстрашный переводчик аккуратно вдвинул его на место, на ходу проверяя показания систолического давления… Впрочем, теперь в свете его сердца и не было особенной нужды: над верхушками Чертоногого леса занимался рассвет.