Великая. История «железной» Маргарет - Маргарет Тэтчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы не могли предложить надежного решения, но могли винить во всем правительство. Такой подход был бы одобрительно встречен теми из моих коллег, кто гордился своим скептическим отношением к любого рода экономическим теориям. Аргументы Алана Уолтерса о том, что денежная невоздержанность правительства Хита была виновной в инфляции, казались мне убедительными. В форме разрушительного официального обвинения и прогнозов они были представлены Китом для обсуждения с коллегами в теневом кабинете в марте 1975 г. Но если бы я публично это признала, это спровоцировало бы еще большие проблемы со стороны Теда и его единомышленников. Наша неспособность высказаться откровенно о доминирующей важности валютной политики открывала, однако, возможность атаковать политику доходов. Ибо если увеличение заработной платы было причиной инфляции, тогда как, оказавшись в правительстве, мы могли бы удержать ее рост?
Октябрьский предвыборный манифест Консервативной партии 1974 г. обязывал нас добиваться добровольной политики для цен и доходов с оговоркой, что, возможно, придется применить законодательные меры. Я могла только постепенно изменить позицию партии. Задача усложнялась тем фактом, что зарплаты и цены тревожно росли, и тем, что Тед Хит и Питер Уокер организовали мощное общественное давление, чтобы заставить меня поддержать последующие этапы политики доходов, проводимой лейбористским правительством.
В интервью с Робином Дэем в мае 1975 г. я сказала, что при определенных обстоятельствах замораживание заработной платы могло оказаться необходимым, но не как знак начала постоянной политики доходов. Кроме того, заработная плата увеличивалась примерно на 30 % в год с тех пор, как лейбористы пришли к власти. В действительности уже появились признаки того, что правительство осознало необходимость финансовой дисциплины. В бюджете 1975 г. было запланировано сокращение государственных расходов и поднята ставка подоходного дохода на два пенса до 35 %, чтобы уменьшить разбухший дефицит, который, как ожидалось, мог достигнуть £9 000 миллионов в 1975–1976 гг.
Если государственные расходы были одним из ключевых аспектов дебатов об антиинфляционной политике, то проблема профсоюзов была другим. На протяжении этих лет мнение теневого кабинета по этому вопросу несколько отличалось от мнения по вопросу о добровольной/принудительной политике доходов, противостоящей «свободным переговорам между предпринимателями и профсоюзами». Дж. Хау был агрессивнее всех настроен по отношению к профсоюзам. С самого начала он подчеркивал в наших дискуссиях необходимость изменить равновесие сил в промышленных отношениях: на самом деле, я подозреваю, в идеале он хотел бы вернуться к структуре Закона о промышленных отношениях, который он разработал. Кит Джозеф и я разделяли это мнение, Джим Прайер и большая часть теневого кабинета придерживались другой позиции.
По поводу политики доходов, однако, Джеффри и Джим, поддерживаемые Яном Гилмором, были стронниками государственного соглашения с профсоюзами. Джеффри полагал, что нам следует копировать видимый успех Западной Германии, ориентированный на то, чтобы дать представление «обеим сторонам» промышленности о реальном состоянии экономики и добиться некоторого согласия об ограничении заработных плат. Это само по себе не означало отказа от монетаризма, к которому Джеффри все сильнее склонялся, но вносило сильный элемент корпоративизма и означало принятие решений по принципу централизованной экономики, которым яростно противостоял Кит и которые мне тоже не нравились.
Самым убежденным противником монетаризма и всех его механизмов был Реджи Модлинг. Реджи был приверженцем принудительной политики доходов. Он изложил свой взгляд в докладе на майском заседании теневого кабинета: «Для экономического пуриста, несомненно, цены лишь симптом инфляции, но для нас, политиков, они настоящая проблема, потому что именно растущие цены раскалывают страну надвое». Неудивительно, что при таком разбросе мнений нашей экономической политике не хватало последовательности.
Трудности, с которыми я столкнулась в дебатах по экономике 22 мая, когда я не смогла представить вразумительной альтернативы правительственной политике, убедили меня в необходимости срочно определить нашу позицию. Вскоре эти разногласия стали публичными. В июне я выступала на Уэльской партийной конференции в Аберистуите, выражая сомнения о необходимости государственного контроля заработной платы; в тот же день Реджи Модлинг выступал в Чизлхерсте, давая понять, что мы можем поддержать принудительную политику доходов. Несколько дней спустя Кит выступал с речью, в которой выразил глубокие сомнения в ценности замораживания заработной платы, предполагая, что оно может быть использовано как повод, чтобы избежать сокращения государственных расходов. В тот же день Питер Уокер призвал к принудительному ограничению заработной платы и встретил отпор Кита, который сказал, что замораживание заработной платы не принесет результатов. Неудивительно, что раскол среди консерваторов широко освещался в прессе. То, что подобное происходило в правительстве, несло мало утешения.
По моим данным, консерваторы по всей стране были сильно настроены против того, чтобы главное бремя антиинфляционных мер ложилось на работодателей. Наши сторонники хотели, чтобы мы были жестки с лейбористами. На следующий день парламентский финансовый комитет собрался на заседание, и Билл Шелтон сообщил мне об их обеспокоенности. Хотя очень немногие хотели, чтобы мы откровенно голосовали против пакета мер, предложенных правительством, все же члены парламента были встревожены тем, что, поддержав его, мы одобрим продолжение социалистической программы.
На заседании теневого кабинета в понедельник 7 июля Джим Прайер и Кит Джозеф отстаивали исключающие друг друга позиции. Но ключевым вопросом все еще оставалось, какое лобби для голосования должна избрать партия, если вообще голосовать. На тот момент самым безопасным казалось воздержаться от голосования. Риск состоял в том, что такая тактика приведет в смятение оба крыла парламентской фракции, и мы окажемся перед лицом трехстороннего раскола.
Какую бы тактику мы ни избрали, мне самой нужно было разобраться, были ли меры, предлагаемые правительством Хили, шагом на пути к финансовой дисциплине или лишь дымовой завесой. На следующий день после заседания теневого кабинета я провела рабочий ужин в моем парламентском кабинете вместе с Уилли, Китом, Джеффри, Джимом и несколькими экономистами и экспертами из Сити, включая таких людей, как Ал. Уолтерс, Бр. Гриффитс, Г. Пеппер и С. Бриттэн, мнение которых я высоко ценила{ Алан Уолтерс был профессором в Лондонской школе экономики. В следующем году он уехал в США работать во Всемирном банке. Он был моим советником по экономике, когда я занимала пост премьера в 1981–1984 гг. и в 1989 г., Брайан Гриффитс (позднее глава отдела по политике на Даунинг-стрит, 10) тогда преподавал в Лондонской школе экономики, на следующий год он стал профессором в Университете Сити. Гордон Пеппер был экономическим аналитиком в «Гринвелл энд Ко» и экспертом по валютной политике. Сэм Бриттэн работал главным экономическим комментатором «Файненшиел Таймс».}. Хотя мы рассмотрели весь пакет мер, в том числе его валютную и финансовую составляющие, я совсем не чувствовала желания поддерживать предложения, которые считала пагубными.
Белая книга была опубликована 11 июля. Как и ожидалось, она представляла собой нечто ущербное, но в целом пригодное. Она предлагала такие меры, как лимит наличности, но не согласовывала его с реальным сокращением государственных расходов. Центральное место занимало ограничение в £6 на увеличение заработной платы в следующем году. Самым удивительным было то, что правительство отказалось опубликовать черновой законопроект, который бы вводил государственный контроль в случае, если добровольные ограничения будут проигнорированы. Когда пришло время голосовать, мнение членов парламента и теневого кабинета было согласовано: мы решили воздержаться. Моя собственная речь прошла не слишком удачно, что неудивительно, принимая во внимание противоречивость вопроса, который я представляла. Меня выручил Тед, выразив сожаление, что мы не поддерживаем правительство, и затем отказавшись отменить нашу критическую резолюцию.
Единственно, что было хорошо, так это то, что теневой кабинет занял согласованную позицию по поводу политики доходов. Ведь, чтобы победить инфляцию, требовалось, чтобы все направления экономического курса были едины, особенно государственные расходы и валютная политика. Политика доходов могла сыграть важную роль как часть целого пакета мер, но нельзя было ожидать, что сама по себе она окажется результативной. Вряд ли это можно назвать оригинальным (или даже настоящим) экономическим прозрением, но это обеспечило временное спасение. В любом случае июльский пакет мер правительства был правильно оценен как недостаточный для того, чтобы побороть экономический кризис. Инфляция тем летом достигла небывалого уровня в 26,9 %.