Восставшие из пепла - Слав Караславов

— Вы должны умереть или сдаться!

— Мы сдадимся, если нам даруют жизнь и сопроводят до мадьярской границы. Смилуйся, государь!..

— Да будет так! — сказал Калоян.

И стали выходить из верхней крепости некогда горделивые рыцари. Бряцало тяжелое оружие, поверженное к ногам Калояна, росла подле него груда рыцарских мечей, словно дровосек складывал нарубленные колья, на пронзительно ярком шелке и бархате сверкало награбленное золото и серебро.

Болгарский царь сдержал свое слово. Затем он приказал Цузмену испытать на прочность стены Фессалоник. Они оказались не столь уж крепкими. Цузмен чуть было не взял город, но поползли слухи, что приближается маркиз Бонифаций Монферратский; Цузмен решил не рисковать и отошел от города. Однако в сердце Калояна все сильнее стучало: Фессалоники… Мои Фессалоники!..

Звон наковален не давал спокойно спать жителям Тырново. Ремесленники работали днем и ночью. Приводили в порядок старые камнеметы, строили новые. Гнули крюки для подвижных лестниц, для войска ковали новые арбалеты. Механизмы для натягивания тетивы делали более надежными, на их зубцы ставили хорошо закаленный металл. У Калояна не было времени ни на сон, ни на отдых. Лишь Фессалоники жили в его сердце. Подумывал он и о Константинополе, но идти на его покорение пока не решался. Опасался, может быть, потому, что в свое время познал лицемерие и вероломство этого города. И не мечей он страшился, а ромейского духа — тлетворного, развращающего. Пример тому Борил… Трусливый и коварный, злобный и продажный… Что с ним делать? Отправить его куда-нибудь подальше, как советует Иван Звездица, или оставить в Тырново — пусть, как и прежде, волочится за юбками? Во всяком случае Калоян никогда не возьмет его с собой в поход. После битвы под Адрианополем, когда тот, перетрусив, оставил Слава одного сражаться с двумя рыцарями и их оборонительными клиньями, Калоян еще больше запрезирал его. Таких улиток в их роду еще не было. Севаст Сергей Стрез, Слав — тоже родственники, но они совсем другие люди, верные и надежные, настоящие воины. А этот вечно шушукается с самыми подозрительными людьми, вечно ухмыляется как юродивый, плетет какой-то заговор…

Калоян надеялся, что последние его победы положат конец всяческим тайным намерениям его боляр и их недовольству. Кто дал им земли? Кто их обогатил? Каждый день патриарх[151] начинал утреннюю службу прославлением царской десницы и ума Калояна, хотя он не был честолюбцем, но, как любой мужчина, ценил боевые достоинства в других и хотел, чтобы и они воздавали ему должное… А когда Калояна охватывали сомнения в искренности приближенных, он через Слава проверял свои подозрения. Но сейчас не было рядом Слава, Калоян оставил его в бывших землях Иванко. И хорошо сделал. Недавно Слав порадовал его: гонец доставил голову маркиза Бонифация Монферратского. Поймал-таки его Слав где-то возле Фессалоник! Да, этот город должен стать морским глазом земель Калояна! Тогда ему легче будет поддерживать сношения с папой. Сильная держава должна иметь мощный флот. И он добьется этого своими силами, без помощи таких ненадежных людей, как никейский император Феодор Ласкарис. Ласкарис ведь предлагал ему союз, надеясь, конечно, с его помощью захватить Константинополь. А он, Калоян, что получил бы от этого? Ничего!

Калоян знал, что ему делать: без устали воевать за себя и за свой народ? Фессалоники должны пасть! После гибели маркиза Бонифация взятие города представлялось ему простым делом. А затем — Константинополь. И тогда, как бы его ни презирали ромеи, у них не будет другого василевса кроме него. Алексея Ангела уже нет среди них. Маркиз Бонифаций Монферратский захватил его в плен вместе с женой Евфросинией и заточил обоих в тюрьму. Все складывалось в пользу Калояна. Фессалоники должны быть его городом! А там и Царьград…

Но в лихорадочной подготовке к походу некое беспокойство постоянно угнетало царя, заставляло хмурить чело. Недавно он приказал задушить пленного Балдуина, ибо, по словам жены — куманки, тот позволил себе вольности по отношению к ней. Не слишком ли он доверился жене, не оказался ли глупым ревнивцем? А каковы отношения его жены с Борилом? Калоян часто видит, как они шушукаются. Любовь? Да разве он мужчина, этот Борил? Слюнтяй! И все-таки она ни разу не сказала о Бориле плохого слова. Почему? Может, она заболела дурацкой болезнью знатных жен — покровительствовать болванам, обиженным и слабоумным?.. И что с Феодорой? Где она? Может, она в Фессалониках! Скорее в поход!

…Торжественно и величаво гудели колокола. Войска выходили из Тырново. Знамена развевались на башнях города и на улицах, где ехал царь. Сверкали золотые и серебряные доспехи. Какой-то мальчишка-озорник поднял на шесте репу с воткнутыми в нее пестрыми перьями павлина и разных диких птиц и что-то весело кричал. Воины бросали ему мелкие монеты, получали по одному-два пера и укрепляли их на шлемах, дополняя свой наряд. За железной конницей шли арбалетчики и меченосцы, пращники и копьеносцы. Последними тянулись всадники Манастра и повозки.

У городских ворот стояли провожающие во главе с царицей, патриархом, Сергеем Стрезом и Борилом. Борил, уставившись тяжелым взглядом в спину Калояна, недобро ухмылялся. Потом он обернулся, встретился глазами с Манастром и помахал ему рукой, словно лучшему другу. Сергей Стрез всматривался в даль, где сверкал царский шлем, и мысленно желал Калояну успеха в битве за Фессалоники. Он сожалел, что царь не взял его с собой, а оставил охранять Тырново.

Войско все шло и шло, но царя уже не было видно. Калоян спешил. Он спешил перейти Хем, покорить Фессалоники, спешил на встречу с Феодорой и своей смертью…

Деспот[**] Слав

Глава первая

Слав, один из высокопоставленных и родовитых людей, воевал против Борила, хотя и был его двоюродным братом. Борил считал, что земля, коей владел Слав, должна принадлежать ему, Борилу. Слав с этим не соглашался, и потому они воевали друг с другом… Слав, дабы иметь силу, воззвал к помощи и послал императору Генриху предложение заключить союз.

…Потом он (император Генрих) улыбнулся, позвал Слава и сказал ему: «Слав, я отдаю тебе дочь мою, пусть бог дарует вам счастье и радость. А я даю ей в приданое все мои здешние завоевания, но при условии, что ты будешь моим человеком и будешь верно служить мне»…

Этот деспот Слав, обладая сильной и неприступной крепостью Мельник, был полновластным государем и не подчинялся никому из соседних властителей. Порой он выступал на стороне крестоносцев, имея родственные с ними связи, иногда помогал болгарам, как единокровный брат их, и даже Феодору Комнину. Но истинно верным, преданным и надежным союзником он не был никому.

По узкой тропе ветер гонял желто-бурые листья, швырял их под ноги стражника, внимательно оглядывающего окрестности. Внизу, на дороге он вдруг увидел трех конников. Неизвестные ехали медленно, не торопя усталых коней. Косые лучи послеобеденного солнца взблескивали на их шлемах и кольчугах, словно крохотные молнии.

Приложив ладонь ко лбу, стражник тревожно рассматривал путников. И, убедившись в их мирных намерениях, как положено, трижды ударил мечом по щиту, вспугнув тишину, царившую в горах. Народ в крепости зашевелился.

Деспот Слав поднял голову от свитков, чтением которых был занят, и посмотрел на Ивана Звездицу, своего доверенного советника. Тот, стоя за спиной писаря Панкратия, составляющего дарственную грамоту на земли соседнему монастырю, с интересом наблюдал за красивым письмом мастера.

— Кажется, гости пожаловали, — сказал Слав.

— С добрыми, надеюсь, намерениями, — откликнулся Звездица.

— Ко всему я привык, брат…

Слав вздохнул. Да, весь мир будто сошел с ума, повсюду витала смерть. Давно пресытившаяся жизнями беспомощных простолюдинов, она охотно посещала и знатных особ. Императоры — и те бессильны были перед нею. Смерть настигала их порой неожиданно, и они засыпали вечным сном, низвергнутые в небытие ядом или ударом меча. Кто думал, что так короток окажется земной путь императора Генриха Фландрского?! Смерть пришла за ним после обильного и веселого ужина. Тотчас же разнеслась лихая молва: о кончине императора позаботилась его жена, дочь Калояна. И многие стали тут же находить подтверждение старой истины: яблоко от яблони недалеко падает; гнев Калояна настиг Балдуина, а коварство дочери царя — брата Балдуина, Генриха — смелого и бесстрашного императора Анри, как называли его рыцари.