Искатель. 1965. Выпуск №2 - Сергей Жемайтис

Собственно говоря, меня не очень удивляет, что такой человек, как сэр Джордж Бэрнвелл, смог приобрести столь большое влияние на моего сына. Артур нередко привозил его к нам, и я чувствовал, что и сам подпадаю под влияние сэра Джорджа. Он старше Артура, светский человек до мозга костей, интереснейший собеседник, много поездивший, знакомый со всеми сторонами жизни, и к тому же человек большого личного обаяния. И все лее, думая о нем хладнокровно в его отсутствие, вспоминая его циничные речи, я сознавал, что сэру Джорджу ни в чем нельзя доверять.

Так думал я. Того же мнения была и моя маленькая Мэри, у которой прекрасно развита женская интуиция.

Теперь остается описать лишь ее. Она моя племянница. Когда пять лет назад умер мой брат и она осталась одна на всем свете, я принял ее к себе и отношусь к ней, как к родной дочери. Мэри — солнечный луч в моем доме. Ласковая, любящая, нежная, какой только может быть женщина. К тому же она превосходная хозяйка. Она моя правая рука, и я не представляю, что бы делал, не будь ее.

И только в одном она всегда шла против моей воли. Мой сын Артур дважды просил ее руки, он любит ее, но она отказала ему. Я глубоко уверен, что если кто-нибудь на свете способен направить моего сына на путь истинный, то это только она. Брак с ней мог бы изменить всю его жизнь. Но теперь, увы! Слишком поздно. Все погибло!

Теперь, мистер Холмс, вы знакомы с людьми, живущими под моим кровом, и я продолжу свою горестную повесть.

Когда мы в тот вечер после обеда пили кофе в гостиной, я рассказал Артуру и Мэри о диадеме, которая хранится у нас, умолчав только об имени клиента.

Люси Парр, подававшая нам кофе, в это время вышла из комнаты. Я твердо уверен в этом, хотя не могу утверждать, что дверь за ней была плотно закрыта. Мэри и Артур, заинтригованные моим рассказом, хотели посмотреть знаменитую диадему, но я полагал, что лучше ее не трогать.

«Куда же ты ее положил?» — спросил Артур.

«В бюро».

«Будем надеяться, что сегодня ночью грабители не заберутся к нам», — сказал он.

«Бюро заперто на ключ», — возразил я.

«Пустяки! К нему подойдет любой ключ. В детстве я сам открывал его ключом от буфета».

После кофе он последовал за мной в мою комнату с очень мрачным лицом.

«Послушай, папа, — сказал он, опустив глаза. — Не можешь ли ты одолжить мне двести фунтов?»

«Нет! — ответил я резко. — Я и так слишком много даю тебе».

«Я знаю, ты всегда щедр ко мне, — сказал он, — но это долг чести, и мне крайне нужны эти деньги, иначе я никогда не смогу показаться в клубе».

«Тем лучше!» — воскликнул я.

«Но ты же не захочешь, чтобы я ушел из клуба обесчещенным. Я не вынесу такого позора. При любых обстоятельствах я должен достать эти деньги, и, если ты их не дашь мне, я буду вынужден принять иные меры».

Я возмутился. Ведь это была уже третья просьба за последний месяц.

«Ты не получишь ни фартинга!» — закричал я.

Он поклонился и вышел из комнаты, не сказав ни слова.

После его ухода я отпер бюро, убедился, что драгоценность на месте, и снова запер его. Затем я решил пройтись по комнатам, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Обычно эту обязанность каждый вечер выполняет Мэри, но мне казалось, что сегодня лучше сделать это самому.

Спускаясь с лестницы, я увидел Мэри. Она закрывала окно гостиной.

«Скажите, отец, — спросила она, как мне показалось, несколько встревоженно, — вы разрешили горничной Люси отлучиться сегодня вечером?»

«Нет».

«Но она только что вошла через — черный ход. Думаю, она была не дальше калитки на свидании со своим поклонником, но мне кажется это неприличным. Пора это прекратить».

«Поговори с ней завтра, или, если хочешь, я сам с ней поговорю. Ты проверила, все хорошо заперто?»

«Да, отец».

«Тогда спокойной ночи, дитя мое». — Я поцеловал ее, отправился к себе в спальню и вскоре уснул…

Я подробно говорю обо всем, мистер Холмс, что может иметь хоть какое-то отношение к делу. Прошу задавать мне вопросы, если что-либо покажется вам неясным.

— Вы рассказываете достаточно ясно, — ответил Холмс.

— Сейчас я перейду к той части рассказа, которую хотел бы изложить особенно четко.

Я сплю не очень крепко, а беспокойные мысли о диадеме заставляли меня спать еще более чутко. Около двух часов ночи меня разбудил какой-то слабый шум в доме. Шум прекратился прежде, чем я окончательно проснулся, но у меня создалось впечатление, что где-то осторожно закрыли окно. Я лежал, весь обратившись в слух. Вдруг до меня донесся легкий шорох шагов в туалетной комнате рядом с моей спальной. Я соскочил с постели и, дрожа от страха, выглянул за дверь.

«Артур! — закричал я. — Негодяй! Вор! Как ты посмел взять диадему!»

Газ был притушен, и при его свете я увидел своего несчастного мальчика, одетого только в рубашку и брюки. Он стоял около газовой горелки. В руках у него была диадема, и мне показалось, что он изо всех сил сгибает или выкручивает ее.

Услышав мой крик, Артур выронил диадему и повернулся ко мне бледный как смерть. Я схватил сокровище и поднес к глазам. Одного из золотых углов с тремя бериллами не хватало.

«Подлец! — кричал я, вне себя от ярости. — Ты разорил меня! Ты обесчестил меня навек! Куда ты дел камни, которые украл?»

«Украл!» — попятился он.

«Да, ты вор! Вор!» — кричал я, тряся его за плечо.

«Ничего не пропало… Ничего не могло пропасть!» — бормотал он.

«Исчезли три берилла. И ты хорошо знаешь, где они. Ты не только вор, но и лжец! Ведь я видел, как ты пытался отломить еще кусок».

«Ты нанес мне достаточно оскорблений, — холодно сказал он. — Я не потерплю этого больше. Ты не услышишь от меня ни слова об этом деле. Я покину твой дом и стану сам пробивать себе дорогу в жизни».

«Ты покинешь мой дом, только чтобы отправиться в тюрьму! — Я кричал, обезумев от горя и гнева. — Я доведу это дело до конца!»

«Я не скажу больше ни слова, — повторил он с яростью, которой я не мог предполагать в нем. — Если ты считаешь нужным вызвать полицию — пожалуйста, вызывай, пусть они ищут, как хотят».

В бешенстве, не помня себя, я кричал так, что поднял на ноги весь дом. Мэри первой вбежала в комнату. При виде диадемы и Артура она все поняла и, вскрикнув, упала без чувств. Я послал горничную за полицией, чтобы передать в ее руки расследование преступления.

Когда полицейский инспектор и констебль вошли в комнату, Артур, мрачно стоявший со скрещенными руками, спросил меня, неужели я действительно намерен обвинить его в воровстве. Я ответил, что эта кража не мое частное дело, что поломанная диадема собственность нации-и что я твердо решил дать законный ход этому делу.