Автограф президента - Игорь Прелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, как Рольф поведет себя теперь?
И как мне вести себя с ним? Заискивать, пресмыкаться, как перед своим победителем, или, наоборот, вести себя нагло, как ведут себя люди, у которых нет понятия о совести и чести и которые не относят предательство к числу самых тяжких преступлений?
Не придя к какому-то определенному мнению, я решил, что интуиция подскажет мне правильную линию поведения, когда я встречусь с Рольфом. За десять минут до встречи я вышел из кафе и к назначенному времени был на месте.
Я увидел Рольфа, как только свернул в переулок. Обычно он возникал откуда-то из темноты, одетый в темные брюки, темную куртку или черный кожаный пиджак, под которым была темная водолазка, а сегодня он стоял под уличным фонарем на краю тротуара в белой сорочке с галстуком и светлых брюках. И хотя в руке у него, как всегда, был черный кейс, я сразу обратил внимание на эти перемены в его одежде и понял: Рольф перестал играть свою роль и больше не считал нужным прятаться.
Ну что ж, это облегчало и мою задачу!
Я затормозил возле фонарного столба, и Рольф неторопливо уселся на переднее сиденье.
— Добрый вечер, коллега! — сказал он с улыбкой, от которой так и несло сознанием собственного превосходства. В этот миг, глядя на меня, он, безусловно, торжествовал свою победу.
Я хорошо понимал его состояние. Нечто подобное, наверное, испытывал бы и я, если бы мне удалось заманить кого-то в такую ловушку. Нет, я все же не стал бы так откровенно торжествовать. Победа победой, вот только иногда победителем в нашем деле оказывается тот, кто еще минуту назад казался проигравшим. Настоящий профессионал всегда должен об этом помнить и ни на минуту не расслабляться, а ощущение собственного превосходства — как раз одно из тех коварных чувств, которые притупляют бдительность и приводят к провалу.
— Привет, — довольно фамильярно ответил я на приветствие Рольфа и, как мне показалось, с первой же фразы поймал верный тон. — Я думаю, нам теперь нет смысла играть в конспирацию и ездить по городу. Я чертовски устал! Постоим здесь…
Ссылка на мою усталость помогала в этой ситуации. Она давала мне возможность резко ограничить свой творческий потенциал и не изображать всякие муки совести и прочие переживания. Кроме того, усталый, а тем более чертовски усталый человек не склонен к длительным переговорам и может позволить себе не вдаваться в пространные рассуждения, ограничиваясь короткими репликами. Это избавляло меня от необходимости объяснять мою позицию по тем вопросам, которые, по заданию Палмера, намеревался обсудить со мной Рольф, а значит, и уменьшало возможность всякого рода ошибок в ходе этих обсуждений. И вообще, чем меньше сказано слов, тем меньше сделано ошибок! Потому что все, что я сейчас скажу, наверняка будет записано на находящийся в кейсе Рольфа магнитофон и потом подвергнуто скрупулезному анализу.
— Как хотите, — не стал возражать Рольф, который тоже, судя по его одежде и поведению перед встречей, не считал нужным продолжать инсценировку. Теперь я получил возможность спокойно сидеть на месте и, не отвлекаясь на вождение автомобиля, обдумывать каждое сказанное мной слово.
— Ваши друзья, — заговорил Рольф, — просили передать, что у них все готово и они хотят встретиться с вами.
Я был готов к тому, что Дик за две недели успеет сделать все необходимое, чтобы обеспечить мое бегство в США, и место нашей с ним встречи для обсуждения рабочих деталей было уже подобрано. Но я тем не менее некоторое время помолчал, делая вид, будто обдумываю, где мне удобнее всего встретиться с Диком.
— Передайте им, — наконец подвел я итог своим размышлениям, — что я могу встретиться послезавтра в ресторане «Карпаты».
День и место встречи были подобраны нами с таким расчетом, чтобы в случае согласия американцев мы успели провести всю подготовительную работу и провели это рандеву на высоком организационном и творческом уровне.
Но Рольфу предложенное мной место не понравилось.
— Этот ресторан не годится! — возразил он. — Там всегда полно местных украинцев. Многие из них ходят в ваше посольство и могут узнать вас.
Рольф был прав: ресторан «Карпаты» был, по существу, культурным центром довольно многочисленного местного украинского землячества. Я и до этого посещал с Татьяной этот ресторан, и хотя меня, как я полагаю, действительно узнавали некоторые посетители, им до нас не было никакого дела, и никто не приставал ко мне с какими-либо просьбами или заявлениями. Тем более сейчас, когда я собирался провести деловую встречу с моим американским другом, мне нечего было опасаться повышенного внимания со стороны выходцев с далекой Украины. Я так и сказал Рольфу:
— Это мои проблемы!
— Но они знают Бодена! — снова возразил Рольф.
Значит, Боден не хотел полностью выключаться из игры! Рассчитывал ли он на то, что правительство оценит его заслуги, или просто хотел иметь возможность контролировать поведение своего прыткого американского коллеги на завершающем этапе операции по моему вывозу на Запад — в любом из этих и других возможных случаев присутствие Бодена за столом переговоров меня не устраивало.
— А при чем здесь Боден? — искренне удивился я. — Я не хочу больше знать никакого Бодена!
— Почему? — спросил опешивший Рольф.
А потому! — в тон ему ответил я. — Пусть Палмер придет один в девять часов вечера и займет столик. И больше чтобы в ресторане никого из ваших не было! Я приду чуть позже, все проверю и, если замечу, что возле ресторана крутятся люди Бодена, в ресторан не войду!
Я был абсолютно уверен, что, несмотря на мое требование, людей Бодена все равно и возле ресторана, и в самом ресторане будет предостаточно. Более того, я был также убежден, что, как бы я ни старался, никого я не замечу, даже если буду проверять каждого прохожего или посетителя на ощупь, потому что они так попрячутся, так замаскируются, что обнаружить их мне при всем желании не удастся. Я сказал это просто из принципа, чтобы еще раз продемонстрировать мой дурной характер и напомнить моим друзьям, что хотят они этого или не хотят, но им придется считаться с моими капризами.
Выслушав меня, Рольф не мог сдержать улыбки. Впервые за все время нашего знакомства он посмотрел на меня, как удав на кролика, и довольно ехидно произнес:
— Не слишком ли много условий, коллега? Вашим друзьям это может не понравиться!
Желая унизить меня, Рольф забыл, что он тоже всего лишь мелкий посредник в сделке, в которой я как-никак играю все же одну из главных ролей. Поэтому я, не глядя в его сторону, как будто Рольфа для меня больше не существовало, все тем же усталым голосом парировал:
— Плевать мне на это! Я им нужен, я рискую и поэтому пока я буду ставить условия! Понятно? Так и передайте! Когда Палмер вывезет меня в Штаты, пусть тогда командует сам…
Боковым зрением я заметил, что Рольф от моих слов съежился и весь как-то обмяк. Чтобы окончательно поставить его на место, я хозяйским тоном, которым никогда не позволял себе разговаривать во время работы с ним, спросил:
— Материалы привезли?
— Да, — уже без прежней самоуверенности в голосе ответил Рольф и открыл кейс, лежавший до этого у него на коленях, чтобы микрофон находился на оптимальном от меня расстоянии. — Вот, возьмите.
С этими словами он протянул мне довольно объемистый пакет из плотной бумаги. По привычке я хотел развернуть пакет и посмотреть, что он принес, чтобы на месте определить характер и ценность полученных от него материалов, но он остановил меня:
— Можете не смотреть. Это не липа, здесь есть очень ценные для вас сведения о решениях, принятых на последней сессии Совета НАТО.
«Ну что ж, Дик держит слово!» — с удовлетворением подумал я и сказал Рольфу:
— Пишите расписку на тысячу!
Рольф полез в нагрудный карман белой сорочки и достал заранее заготовленную расписку. Если бы он сделал так раньше, я бы отругал его за грубое нарушение конспирации в работе: попадись он с такой распиской, это стоило бы ему жизни. Но теперь его жизнь была в полной безопасности, и я за него больше не беспокоился. Поэтому я молча взял расписку и тоже положил ее в нагрудный карман. Это еще совсем недавно также было бы грубейшим нарушением конспирации, раньше я всегда прятал расписку и другие полученные от Рольфа документы в специальный тайник, оборудованный в моей машине. Но теперь я совсем не опасался, что меня могут на обратном пути задержать под каким-нибудь предлогом или подстроить мне аварию, найти расписку и пакет, и тем самым я погубил бы Рольфа.
Положив его расписку в карман, я тяжело вздохнул, как будто закончил тяжелую работу, и продолжал молча сидеть, ожидая, что он скажет дальше.
Рольф с недоумением посмотрел на меня, поерзал на своем сиденье, а потом, не выдержав затянувшегося молчания, спросил: