Майдан. Нерассказанная история - Соня Кошкина

«Я ответственно заявляю, что до момента бойни под парламентом оружия на Майдане не было. Оно появилось только после обеда восемнадцатого числа, когда стало понятно, что бой идет не на жизнь, а на смерть, — вторит Пашинский. — Началась гражданская война. В Мариинском парке, на Липской — вот там она началась. Когда число погибших начало множиться в геометрической прогрессии, естественно, Майдан озлобился. Естественно, родственники, друзья, побратимы погибших находились в состоянии аффекта — хотели убивать в ответ».

На соседних улицах правительственного квартала оппозиционеры спасали раненых. Говорит Петр Порошенко:

«Мне звонит дворник из нашего дома (на Грушевского. — С. К.). Кричит в трубку: «Петр Алексеевич! У нас людей убивают! Прямо в нашем подъезде убивают людей! Уже два трупа!». Я хватаю помощника, мы выскакиваем из Рады и бежим через парк, мимо Дома офицеров. Там тоже трупы. Вокруг стрельба, взрывы, очень густой дым — дальше трех метров ничего не видно. Подлетаю к дому. На улице стоит наша дворничиха, родители жены, на тротуаре — убитые и раненые. Что делать? Мы с помощником подхватываем одно тело — несем его к Дому офицеров, там передаем санитарам, возвращаемся обратно.

Застаю картину: под подъездом — свалка. «Титушки» добивают лежачих. Рядом стоят менты и не вмешиваются в происходящее. Из подъезда доносятся нечеловеческие крики. Оказалось, «титушки» загнали туда несколько человек и просто их там добивают. Дверь заблокирована. Я пытаюсь ее как-то открыть, но ничего не получается. Наконец мы вместе с помощником взламываем эту дверь, выгоняем из подъезда «титушек», помогаем раненым. Тут подворачивается какой-то милицейский начальник. Я его хватаю: «Что же вы, суки, творите?! Прекратите это немедленно! Хотите — задерживайте, что хотите делайте! Только остановите убийство!». Он зовет подчиненных, они разоружают нашу Самооборону, хватают — для видимости — несколько нападавших из числа «титушек», оттаскивают их от раненых. «Ну, слава Богу! — думаю. — Хоть кого-то спас». Захожу в подъезд и начинаю подниматься по лестнице — хотел проверить, как там родители жены. И тут я снова слышу за своей спиной страшные крики. Этот милицейский начальник думал, что я ушел, и четверых ребят наших — тех, что были больше всего избиты и еще минуту тому лежали в подъезде, — он передает «титушкам», чтобы те их «кончили». Представляешь?!

Я возвращаюсь, с боем отбираю этих четверых, и мы с помощником тащим их — уже полуживых — наверх, в квартиру родителей жены. Оставляю там помощника с ними и закрываю квартиру. Другого способа спасти ребят нет: их же никак не выведешь. Ужас того дня, эту совершенно неоправданную жестокость силовиков я долго буду помнить».

Попасться «титушкам» — это было самое страшное!

«Если кадровые офицеры иногда не решались стрелять, то эти отморозки стреляли направо и налево, — констатирует Турчинов. — От страха власть вооружила всех, кого могла. Всех, кто готов был убивать».

Вспоминает Андрей Шевченко:

«Между гостиницами «Киев» и «Национальный» стоит автозак. Как позже выяснилось, там внутри было несколько раненых майдановцев. В кабине — наш депутат Лида Котеляк. Оказалось, что она заскочила в машину, вытащила из замка зажигания ключи и забросила эти ключи внутрь автозака, к раненым. То есть, чтобы завести машину, силовикам нужно было открыть двери автозака. Лида от этого автозака ни на шаг не отходила, сама села за руль и позвонила другим депутатам — попросила о помощи. Вовремя подбежали мы с Аваковым, подошли Кличко с Пацканом. Силовикам пришлось открыть автозак, и мы смогли забрать раненых. У некоторых задержанных были очень тяжелые травмы — полностью разбиты головы, все лицо в крови. Они не могли самостоятельно стоять. Мы усадили их на лавочку возле «Национального». В это время какой-то силовик с кулаками бросается на Авакова. Причем он понимает, что перед ним народный депутат. В это же время на Шелковичной чуть не забили Васю Пазиняка, тоже депутата. Он кричал: «Я депутат», — а ему в ответ: «Ах депутат?! Убей его!». Васю оттуда еле вытащили.

Даже руководство «Беркута» и «вэвэшников» с трудом их сдерживало. Агрессия перехлестнула через край. Это уже была настоящая война. Надо было понимать, что если перед тобой человек в форме, то в любую минуту он может тебя побить, убить, покалечить. Что угодно…

Группу раненых мы выводили к «скорой помощи» — машины стояли на Липской, возле памятника Мануильскому (очень скоро его снесли; в настоящее время на этом месте пустой пьедестал. — С. К.). Мы тянем на себе раненых: сами они идти не могут. Одного парня мы тащим вместе с женой. И тут я впервые в жизни услышал звук свистящей мимо пули. Пули пролетали между нами, наверное «резинки». «Берку-товцы» это были или «вэвэшники»? Я не помню. Специально стреляли нам в спины — не для того, чтобы ранить, но для того, чтобы напугать, чтобы мы почувствовали: им ничего не стоит выстрелить в нас на поражение».

«Мне позвонил Арсений Яценюк — попросил вернуться в парламент. Опять все собрались в кабинете Рыбака. Присутствовали почти все руководители ПР: Рыбак, Ефремов, Новинский, Шуфрич, — вспоминает Александр Турчинов. — Уже поступила информация о первых жертвах, и все понимали, что этим, увы, не ограничится, поэтому меня начали просить встретиться с Януковичем. Убеждали как наши коллеги по оппозиции, так и депутаты ПР. Говорили, что я должен договориться о прекращении противостояния: так, чтобы силовики прекратили стрелять, а мы отошли обратно на Майдан. Потому что крови было очень много, и потерь было очень много.

Я согласился на встречу. Новинский связался с Администрацией и сообщил, что нас ждут. Но та еще была проблема — добраться в АП. Шли, естественно, пешком — все везде было заблокировано, везде шли бои.

Я зашел к Януковичу. Он, в буквальном смысле этого слова, бегал по кабинету — круги наматывал. Он был в истерике, кричал: «Я вас всех уничтожу! Всех закопаю! Вы не убежите за границу, не надейтесь. Я уже дал команду перекрыть кордоны! Вам всем конец, вас всех кончат!». Каждое слово через мат, но маты я повторять не буду.

«Всех» — в смысле оппозицию?

Да. Прежде всего. Говорю же: он был в неадекватном состоянии. Ну, я слушал это минут пять, потом говорю: «Виктор Федорович, будем считать, что я испугался. Может, теперь поговорим?». Я сказал это совершенно спокойным тоном, и на него это подействовало. Он весь как-то обмяк и опустился в кресло. «Давайте, — говорю, — находить какой-то формат, чтобы все-таки без новых кровавых жертв обойтись, уже и так слишком много крови пролито». Он что-то пробурчал себе под нос, потом отвечает: «Хорошо, как мы это будем делать?» — «Предлагаю следующее: ваши прекращают стрельбу, а мы отходим обратно на Майдан. После этого, вечером, собираем переговорную группу, которая уже наработает формат полноценного диалога. Прежде всего — возвращение к Конституции 2004 года. Сейчас это первостепенный вопрос, и его разрешение положит начало выходу из кризиса».

Он быстро согласился. Еще помню: уже через пять минут он начал рассказывать, что я «стояковый» мужик и он меня уважает… То есть его бросало из одной крайности в другую. Что характерно для человека с полностью истощенной нервной системой, выведенного из состояния равновесия.

Итак, мы поговорили, условились: они прекращают стрелять, мы возвращаемся на Майдан, а дальше уже работают переговорщики. Выйдя от него, я направился в парламент. По дороге связался с руководителями Самообороны, проинформировал о договоренности насчет перемирия, дал приказ отступать к Майдану.

Они с этим согласились?

Да. Потери были слишком велики. И вот мы начинаем отступать, а «Беркут», вместо того чтобы прекратить стрельбу, палит нам в спины и — на нашем отходе — начинает свое наступление. Причем наступление очень активное. Я еще в парламент не успел вернуться, а ребята из Самообороны уже звонят — рассказывают о происходящем.

Протестующих начали тогда активно теснить вниз по Грушевского и по Институтской. Так что обе эти улицы за короткое время были де-факто «зачищены».

Мы отступали организованно, а они решили воспользоваться этим моментом. Додавить, дойти, опять-таки на наших спинах, прямо на Майдан. По Институтской они существенно продвинулись, прорвали несколько заграждений, отбили Октябрьский и подступили уже к самому Майдану…

Наконец я в Раде. Врываюсь в кабинет к Рыбаку. «Это, — говорю, — скотство! Вы подло себя ведете. Мы только что с Януковичем договорились, и мы свои обязательства выполняем, тогда как «Беркут» действует ровно наоборот. Немедленно набирайте Януковича». Рыбак что-то залепетал, начал ему звонить. Янукович не брал трубку. Тогда набрали Клюева. Я рассказал ему о своей встрече с Януковичем. «Мы договорились о прекращении огня, а вы вместо этого начали активную фазу наступления», — говорю ему. На что Клюев отвечает: «Ну так что же, это война, а на войне все средства хороши».