Верен до конца - Василий Козлов

Надо было как можно скорее пробираться поглубже в тыл. Конечно, в этом было немало риска, но я был уверен, что мы проскочим.

Подробно расспросив, как лучше проехать, двинулись в Октябрьский район. Ехали с большой осторожностью. Жители придорожных деревень ручались только за свою деревню и редко за соседнюю. Немецких войск, может быть, и не было близко, но люди были сбиты с толку вражескими парашютистами.

Нам удалось узнать, что в центр Октябрьского района, в Карпиловку, вчера наведывались вражеские мотоциклисты. Это означало, что враг где-то близко, что надо быть еще более осторожными. Решили остановиться в деревне, расположенной возле леса, и узнать, что происходит в районном центре. Пошли к людям, начали расспрашивать. Те говорили разное. Одни — что фашисты уже в Карпиловке, другие — что только разведка туда заглядывала, а третьи — что никто фашиста там и в глаза не видел.

Надо было нащупывать дорогу самим. Хотелось до Карпиловки добраться как можно скорее, медлить в такое время было бы преступно. Все соглашались, за исключением Свинцова и Бастуна. Эти двое заняли какую-то уклончивую позицию. Чувствовалось, что они боятся ехать дальше, но сказать об этом открыто не решаются. Начали вдруг рассуждать об излишней рискованности и нереальности наших планов.

— Вы боитесь? — спросил я напрямик.

Свинцов изменился в лице, руки у него задрожали. Некоторое время он молчал, потом, переглянувшись с Бастуном, сказал:

— Хоть и не боимся, а дальше не поедем. Останемся здесь, осмотримся, разузнаем и тогда решим, что делать.

Мы напомнили им о партийной ответственности, об обязанностях коммуниста и руководящего работника. Однако же нам стало ясно, что эти люди будут не только нам в обузу, но и во вред, и мы решили исключить их из нашей подпольной группы.

Наше решение их не очень тронуло. И мы еще раз убедились, что поступили правильно.

Этот прискорбный факт напомнил, что в условиях подполья мы должны особенно внимательно приглядываться к людям и лучше подбирать кадры.

Мы были уверены, что, как только доберемся до своих районов, найдем там людей хороших, честных, настоящих патриотов, которые будут самоотверженно бороться с фашистскими захватчиками.

В Карпиловку приехали уже без Свинцова и Бастуна. Гитлеровцев здесь не было. Поблизости, на железнодорожной ветке, стояли бронепоезда и сдерживали вражескую группировку, которая пыталась прорваться на Домановичи. Наши пехотные части вели бои. Положение бойцов было тяжелым. Силы были неравные, боеприпасы кончались, но люди воевали до последнего патрона.

Я зашел в райком. Здесь был только уполномоченный Полесского обкома партии второй секретарь обкома Федор Михайлович Языкович. Увидев меня, он удивился и очень обрадовался.

— Как ты сюда попал? — тормоша меня за плечи, спрашивал он.

— А ты зачем здесь? — перебил я его встречным вопросом.

Языкович коротко поведал о своих военных делах. Он приехал сюда по заданию обкома. Возводил укрепления, организовывал самооборону, а теперь занялся ранеными и не может оставить их, хотя два дня назад получил распоряжение вернуться в Мозырь.

— А где же Тихон Бумажков? — спросил я.

— Где-то там, — ответил Языкович и показал в сторону, откуда доносились частые, сотрясавшие землю разрывы. — Его давно здесь нет. Еще когда немцы подходили, он закрыл свой кабинет. С тех пор и не показывается. Командует истребительным батальоном. Вчера он и заместитель председателя райисполкома Павловский сожгли пятнадцать вражеских танков.

Тихона Бумажкова, первого секретаря Октябрьского райкома партии, я знал давно. На встречу с ним я возлагал большие надежды. Бумажков, как местный житель и хорошо осведомленный человек, безусловно, помог бы нам. Но он включился в дело, и отрывать его не было смысла. В душе мы только порадовались, что наши истребительные отряды, теперь уже партизанские, так героически борются с лютым врагом.

Я попросил Языковича дать нам провожатого. Глусск был занят врагом, и на Любань надо было пробираться самыми глухими дорогами. Языкович рекомендовал в проводники заведующего столовой райпотребсоюза, уроженца тех мест, куда мы ехали. Провожатый не только подробно обрисовал нам обстановку, но еще и накормил всех горячим обедом. Войтик так остался доволен обедом, что готов был целые сутки возить провожатого.

До деревни Заболотье Октябрьского района нас «сопровождал» фашистский истребитель. Он как насел на нас в начале дороги, так и не давал покоя до самой деревни.

Уже вечерело, когда мы въезжали в Заболотье. Деревня большая — не видно конца ровной широкой улицы. Печальным запустением веяло от нее, и это было так необычно! Бывало, заедешь в белорусскую деревню в эту пору — и сердце радуется! Конец летнего трудового дня всегда сопровождался веселыми песнями девчат, говором и шутками идущих с работы колхозников, грохотом машин, ржанием лошадей. И это сразу вводило тебя в живой, светлый, родной мир, кажется, прижился бы здесь и считал бы великим счастьем завтра чуть свет выйти вместе с колхозниками в поле.

А сейчас тихо и безлюдно на деревенской улице…

Прошло несколько минут. Вот показался мальчик лет десяти. Он долго раздумывал, прежде чем подойти к машинам, но любопытство взяло верх.

— Подойди, сынок, не бойся, — сказала Степанова.

Мальчик сразу отозвался на материнскую ласку в ее голосе. В его живых голубых глазах засветилась улыбка, и он смело подошел к нам.

— Как же тебя зовут, браток? — спросил Бондарь.

— Ляксей, — потянув носом, ответил мальчик.

— А, тезка, — засмеялся Алексей Георгиевич. — Будем знакомы, меня тоже зовут Алексеем. А сколько тебе лет?

— На троицу пошел одиннадцатый, — спокойно, доверчиво ответил мальчик.

— В школу ходишь?

— Ходил, а теперь говорят, будто нашу школу закроют, потому что везде фашисты.

Мы вышли из машин и сели на скамейку у забора.

— А скажи, Алексей, — продолжал я разговор, — у вас фашисты были уже или нет?

— Вчера были, — ответил мальчик. — На мотоциклах приезжали. Крутились по улице часа два, кур ловили, искали чего-то. Один как шлепнется с чердака, голову до крови разбил. Забрали кур и куда-то уехали.

— А отец твой дома?

— Нет, нету, пошел в Красную Армию.

— Кто же у вас дома?

— Дед, я да мать.

— Сходи-ка позови своего деда, скажи, что из Мозыря дяденьки приехали, хотят с ним поговорить.

— А что, в Мозыре тоже фашисты?

— Нет, там наши части.

— А кто вы такие? Дед, может, меня спросит, какие такие дяденьки.

Мы ответили, и тут кстати вспомнили, что в машине у нас было немного конфет. Шофер дал мальчику несколько штук, и он побежал. И сейчас же возле машины появились мальчишки. Дали гостинцев и им. Было ясно, что вслед за детворой придут старшие — мальчишки служили разведкой для них. В это тревожное время люди по вечерам не показывались на улице — сидели по хатам.

Через некоторое время к нам подошли несколько стариков и женщин. Они поняли, что мы люди свои, и начали разговаривать. О посещении деревни гитлеровцами они рассказывали совсем не так, как маленький Алексей. По словам Алексея, мотоциклисты только покрутились по улице и, поохотившись на кур, скрылись восвояси. А на самом деле они жестоко допрашивали крестьян, угрожали им расстрелом, если они не выдадут коммунистов, сельских активистов и попавших в окружение красноармейцев, которые, может быть, прячутся в деревне. Ничего не добившись, гитлеровцы забрали с колхозной птицефермы всех кур и уехали.

Мы попросили позвать председателя сельсовета или кого-нибудь из местного актива. Несколько замявшись, крестьяне ответили, что председатель сельсовета у них есть, только они не знают, где он, ничего не известно им и об активистах. Вот разве только доктор. Он инвалид, воевать идти не может, от врага не прячется и, как раньше, сидит в своей больнице, лечит больных.

Одна из женщин вызвалась сходить за доктором.

Это был еще не старый, высокий худощавый человек, хромой на левую ногу. Он поздоровался и назвал свою фамилию — Крук. В разговор вступил охотно, но только после того, как узнал, кто мы. На вопросы отвечал с достоинством, уверенно, без растерянности. Было видно, что ему можно довериться. Из разговора выяснилось, что доктор Крук родом из Руденского района и очень беспокоится за судьбу своих близких, которые там остались.

Мы поручили ему собрать коммунистов, комсомольцев и деревенский актив. Вскоре пришли председатель сельсовета Русаков, председатель колхоза Пакуш, ветеринарный врач Левкович. Пока не подошли остальные, мы завязали с ними разговор. Интересно было знать, что они думают, как намереваются поступать в будущем.

Из беседы выяснилось, что люди здесь не сидят сложа руки. В Заболотье создана партизанская группа из семи человек под командованием Русакова и Пакуша. Группа готова к действию, только оружия маловато и нет ясности, конкретности в планах.