Я дрался на Т-34. Книга вторая - Артём Драбкин

— А как проявил себя Курист в должности комбрига?

— Не так просто ответить на этот вопрос, поскольку мне есть с кем сравнивать… Подполковник Курист, эстонец из Ленинграда, но выросший на Урале, был неплохой штабник и организатор, но как танковый командир он был «среднестатистическим». Всю войну он провел на должностях комбрига. Есть поступки, которые ему можно поставить в заслугу, но общее впечатление — звезд с неба не хватал, но на грудь Звезду Героя «словить» — сподобился.

— Кто из танковых командиров пользовался доброй славой в экипажах?

— Безусловно, наш командарм Рыбалко, комкор Митрофанов, генерал Новиков, комбриг Драгунский. Маленькая ремарка. Танкисты «со стажем» неплохо разбирались, кто из командиров чего стоит, и могли дать трезвую оценку действиям своих командиров… Я и так о многом сегодня вынужден умолчать, поверьте мне…

— Расскажите о командном составе бригады, об офицерах вашего батальона.

— Как я уже сказал, комбриг — Курист Людвиг Иванович. Замполит бригады Лесной Михаил Лукьянович, ничем мне особо не запомнился. Зампотех бригады по фамилии Дикий, был родом из Харькова и оставил о себе очень хорошее впечатление. Свое дело он знал отлично. Зампотылу у нас был майор Пивоваров Александр Григорьевич, к нему претензий нет, мы всегда были сыты, одеты и всем обеспечены сполна. Начальником службы ГСМ у нас был Егоров, прекрасный парень и умница. Начальником штаба бригады был подполковник Гольдберг, а после его гибели в конце января 1945 года на эту должность пришел Василий Иванович Баренцев, очень приятный и культурный человек. Замом по строевой был майор Баутин, убит в Берлине. Запомнились еще из штабных офицеров — заместитель начальника политотдела Скопинцев и капитан Сергей Аргеландер, ветеран бригады, состоявший при комбриге в качестве офицера связи и «для особых поручений». Мы с ним много общались в Харькове после войны. Мотострелковым батальоном командовал майор Кузьмин, пожилой и солидный. Танковыми батальонами командовали Голомидов, харьковчанин с четырьмя орденами БКЗ на груди, и Шапаров, но я их плохо запомнил. А моим 1-м батальоном командовал Степан Гусев, родом откуда-то с Севера, по-русски говорил с каким-то непонятным акцентом. Его командирские качества, скажем мягко, оставляли желать лучшего, и комбриг мечтал от него избавиться. Весной сорок пятого комбриг «сплавил» его на отдых во фронтовой санаторий, а назад потом в бригаду не принял. На его место был назначен Ваня Соболев, умный и смелый офицер, родом из Белоруссии. Был у нас еще хороший, толковый парень, заместитель комбата. Погиб он глупо в самом конце войны. Начальником штаба батальона был Иван Кузьмич Пех, а замполитом у нас был капитан Дроботов. Редкий был политрук, смелый, грамотный. И человек душевный и порядочный.

— Кроме Дроботова хороших политруков на войне не довелось встретить?

— Да вот почему-то не везло мне на комиссаров. Часто был с ними в конфликте. Возможно, тому причиной и мой прямолинейный характер. Всегда говорил людям в лицо все, что о них думаю, дипломат из меня никудышный, хвостом вилять перед комиссарами жизнь так и не научила. Помню своего политрука роты во время службы в Иране. Полуграмотный человек, по фамилии Бердников. Ни на один наш вопрос толком ничего ответить не мог. Так кто бы такого политрука уважал? Сам я в партию вступал за час перед боем, под Сталинградом. Но я и без партийных агитаторов знал, за что я воюю, и всегда верил в нашу победу. Даже в самые страшные дни в 1942 году. Верил! Там же, зимой, произошел один эпизод с замполитом батальона. В районе села Покровское комбат поставил мой взвод в заслон. Появляется комиссар и отдает мне приказание: «Поменяй позицию, переставь танки». Отвечаю ему: «Без приказа комбата свои танки из заслона не отведу!» Он начал меня материть, угрожать, достал пистолет из кобуры и на меня его направил. Я с башни спрыгнул, с маленьким ломиком в руке, и этой железякой огрел комиссара по кисти руки. Пистолет упал на снег. Я забрал его оружие и сказал: «Вали отсюда на… дорогой ты мой товарищ политрук». Он побежал жаловаться комбату Данилову. Майор Данилов лично пришел ко мне забирать «комиссарский» пистолет и сказал: «Молодец, Маслов. Правильно все сделал». Прислали как-то нового замполита. Появляется во время затишья: «Маслов, мы хотим тебя к ордену представить». — «Не за ордена воюю». — «Ну так сиди без награды». — «Вы, товарищ комиссар, главное, себе не забудьте очередной орденок на грудь прицепить». — «Ты, Маслов, за меня шибко не переживай». А что за него переживать. Он получил свой орден, а мне дали, как бы в насмешку, медаль «За боевые заслуги». Напрашивается вопрос — кто из нас двоих ходил в атаки и горел в танке, а кто в теплой штабной хате лозунги выкрикивал? Судя по врученным наградам, комиссар воевал, а я на гармошке в тылу поигрывал… Справедливо… Или вот случай под Харьковом. Мы воевали в Двухречном районе, возле совхоза № 10. Один молодой лейтенант выскочил целым из подбитого танка, и его, чтобы малость оклемался от пережитого, перевели в тыл батальона. Все равно на тот момент «безлошадных» танкистов было намного больше, чем «свободных вакансий» в экипажах. То ли померещилось лейтенанту, то ли нервы у него сдали, но вдруг он начал кричать: «Немцы! Танки!» Началась паника. Тут появляется наш комиссар и начинает «борьбу с паникерами». Отдает приказ комендантскому взводу под командованием пожилого мужика Воробьева расстрелять лейтенанта-танкиста. И ведь расстреляли… Ни за «хрен собачий». Просто так. Для «наглядности». И не «особист» приказ отдал, а наш замполит… Так что вы от меня хотите, как я должен к ним после этого случая относиться? Я и без кнута от комиссаров-соглядатаев спокойно воевал. Любил свою Родину и жизни ради нее не жалел.

— В вашей бригаде пытались каким-нибудь образом сохранить в живых боевых танкистов, ветеранов бригады?

— Не могу ответить точно. И да, и нет… Опытные люди очень нужны в бою. В соседнем батальоне был экипаж Куперштейна-Грабского, полностью составленный из Героев Советского Союза, получивших это звание за Киев, еще осенью 1943 года. Так мне кажется, что они этим экипажем до конца войны все вместе и довоевали. У нас, например, был Герой Советского Союза механик-водитель танка Мацак. Чтобы дать ему хоть какую-то возможность выжить, его приказом перевели водителем на ремонтную «летучку».

— Перед атакой танкисты пили?

— В моей роте нет. Я это запрещал и за этим строго следил. Слишком много народу «по пьянке», по-глупому, погибло на моих глазах. Пьяный человек не может успешно вести танковый бой, а если еще и экипаж неопытный, то их поджигали моментально. Я вам уже рассказал случай под Владиславовкой в Крыму в начале 1942 года. Чем не пример. Я уже лежал в госпитале, в Кисловодске, как мне сообщили о гибели моего механика-водителя Вани Михайленко. Совсем мальчишка, ему еще и семнадцати лет от роду не было. Доброволец, сам из Смоленской области. Его послали эвакуировать с поля боя подбитый танк. Он выпил для храбрости. Даже до танка не дошел. Убило его… С тех пор я возненавидел тех, кто пил перед атакой. Если у кого-то поджилки трясутся перед схваткой, так иди, сволочь, и тихо застрелись в сторонке, а не водкой себя разогревай… Я все понимаю, можно было выпить на переформировке, на отдыхе, но перед боем…