Воскресший для мщения - Сергей Рокотов

От этих мыслей Алексею стало легче на душе, словно он освободился от какого-то тяжелого груза. Вдруг он поверил Инне, и мир для него снова стал красочным. Он хотел ей верить... Он заснул крепким сном...

Утром, увидев Меченого, он улыбнулся.

- Улыбаешься, капитан? - усмехнулся Меченый. - Вот это правильно, плюй на все, легче жить будет...

- Понял кое-что, - ответил Алексей. - Кажется, до меня теперь многое дошло...

- Я же говорил, что ты тугодум. Вот, через четыре года кое-что дошло, а ещё через три совсем все дойдет, так что откинешься умным чуваком...

... В этот ещё довольно холодный мартовский день впервые почувствовался едва заметный запах весны...

- А что это за Гнедой? - поинтересовался вечером у Меченого Алексей. Порассказал бы мне о нем. Как-никак, заочный корифан, интересно узнать о том, что тебя заказал...

- Гнедой-то? - задумался Меченый. - О нем мало кто теперь что знает, а если и знают, стараются забыть. Ему лет сорок пять, на нем два мокрых дела... Но... он не сидел ни за одно. За первое его посадили, а через несколько месяцев выпустили, а за второе вообще оправдали и из зала суда на волю выпустили...

- Крутые связи?

- Возможно. А возможно и другое - не совершал он их вообще, убийств этих... Легенду себе создавал. Вот она и пригодилась, легенда эта. А так... известно, что первая ходка у него была по сто семнадцатой за изнасилование, и ещё одна, году в восемьдесят шестом - за мошенничество. В целом он и пяти лет на зоне не провел... А теперь - авторитет, большими бабками ворочает, под ним несколько сотен ходит, в особняке живет... А больше про него я ничего не знаю. Говорят, он из культурных - то ли артист, то ли режиссер в прошлом, а по национальности то ли немец, то ли турок, то ли и то и другое... Пудрит мозги, короче, как может. Чтобы правду никто не узнал.

- А как бы о нем узнать поподробнее? Никак нельзя?

- Почему нельзя? Если надо, значит можно и узнать. Есть у меня один кореш, - улыбнулся черными обломками зубов Меченый. - Бароном кличут. Сейчас он на воле, под Москвой живет, на даче, собак разводит... Любит он это дело, всю жизнь мечтал... И сбылось, как ни странно. Дело он одно сделал удачное пару лет назад, дело жизни, что называется, какое, понятно, говорить не стану, тем более, он и сам мне ничего не говорил. Но ему на всю остатнюю жизнь хватит, он одинокий, ни жены, ни детей, живет со сворой собак километрах в пятидесяти от Москвы. Дачка хорошая, добротная, деревянный сруб двухэтажный, с русской банькой, был я у него незадолго до... Ну, понятно... Он ведь меня звал с ним там жить, помогать ему по хозяйству. А я так не могу - тоска... Ну недельку-другую ещё выдержу, а так тоска... А ему кайф, хоть он меня лет на десять помладше будет. Ему только недавно полтинник стукнул, хоть он и седой весь, такой же как ты, только кудрявый. А связи у него налажены. Узнать он может все, что угодно. Особенно если я его об этом попрошу...

- А почему? - не удержался и полюбопытствовал Алексей.

Меченый бросил на него неодобрительный взгляд за излишнее любопытство.

- Твое-то какое до этого дело? То слова из тебя не вытянуть было, за то я к тебе и привязался, не люблю пустобаев, а теперь на радостях ты кучу вопросов в минуту стал задавать. Что да как, да почему? Говорю, что узнает, значит, узнает... Зря базарить не стану.

... Только летом Меченый получил маляву от Барона.

Меченый долго и внимательно изучал послание, а потом поделился с его содержанием с Алексеем.

- Ну что, капитан, - усмехнулся он. - Узнал он кое-что ради нашего с ним корифанства. Фук этот Гнедой, настоящий фук, и больше ничего.

- Это как?

- Бывает и так. Подставное лицо, по-научному. Плавает на поверхности, как оно и не тонет, а всем делом заправляет какой-нибудь прикинутый джентльмен в галстуке и, например, с депутатским мандатом или удостоверением члена правительства. И Гнедой этот тащит ему в зубах, как пес, большую часть своего навара. Ну а перед подчиненными он пахан, и джентльмен помогает ему в том, чтобы все так думали. Гнедой, к тому же, я говорил, артист, играет свою роль отменно и воздействовать на бритоголовых умеет. Держит всех в узде, а порой и сам себя крутым считает. Но... вопрос в том, что если чьи-то высшие интересы столкнутся, Гнедого этого могут запросто прихлопнуть, как блоху или гниду. Кстати, его первым погонялом и была Гнида. Это потом он в Гнедого перекрасился опять же с чьей-то высокой подачи.

- А кто же этот высокий покровитель? - насторожился Алексей.

- Ну ты и спрос... Ну, разговорился, молчун-капитан, - неодобрительно качал головой Меченый. - На черта это тебе? Человек, высоко сидящий, ни миллионами, десятками, сотнями миллионов ворочающий, а то и миллиардами. Бизнесмен, собственник заводов, фабрик, предприятий многочисленных... А таких Гнид у него видимо-невидимо... И, кстати, между прочим, имеющий прямое отношение к тюменской торговой компании, - подмигнул ему Меченый. О чем, я, если помнишь, предполагал и раньше...

- Точно, - восхищенно воскликнул Алексей. - Соображаешь...

- А тут только ленивый не сообразит. Человек ты меленький, и предприятие твое малое, но интересы ты затронул больших людей, сначала интересы, а потом амбиции. Сам посуди, заденешь "жигуленком" тачку какого-нибудь босса на улице, с тебя же три шкуры сдерут, а тут все же побольше самой крутой тачки получается по твоим рассказам. На товар их нагрели, они пахану пожаловались, тот приказал с тобой разобраться и твое предприятие сравнять с землей. А ты колыхаешься, твой дружок Серега колыхается, и не просто колыхается, а обращается за помощью к такому человеку, которого опасается не только этот Гнедой, но и джентльмен в галстуке.

- К Черному?

- К нему самому. К Григорию, вору в законе, настоящему, не дутому... А Черный к джентльмену не звонит, враги они лютые с давних пор, но друг друга опасаются. Паритет у них, как говорится, по научному. А звонит Черный напрямик через голову джентльмена фуку Гнедому. И дает ему распоряжение от тебя отстать. А отстать тот уже не может, потому что джентльмен брови свои нахмурил. Не привык, чтобы не по его было... Вот Гнедой и крутится, как угорь на сковородке, юлит перед обоими, которых боится как огня... Один покровитель, другой враг, но оба страшны в своем гневе... Так-то вот в наше время бизнесом заниматься, капитан. Сотрут в порошок, и могилы твоей не найдут, если высоким людям дорожку перебежишь, даже ненароком...

- Да..., - покачал головой Алексей. - Ну и в поганое же время довелось нам жить на этом свете...

- Да ладно, - досадливо отмахнулся от его слов Меченый. - Базаришь, как тетка в очереди за колбасой... Всегда у нас поганое время было, и всегда большие люди всеми делами заправляли, а таких, как мы давили, как мелочь под ногами. Только раньше это одни люди были, а теперь другие, если раньше главным была только власть, паскудством и предательством заслуженная, то теперь это прежде всего бабки, крутые бабки, дающие опять же ту же власть. А власть дает ещё большие бабки и ещё большую власть. Так вот и крутится этот мир, капитан. А нам что главное - чтобы перед смертью можно было бы самому себе в глаза поглядеть. И пока... вроде бы за пятьдесят восемь годиков, что землю топчу... Впрочем, не кажи гоп, до смерти еще, может быть, далеко... Что будет, то и будет...

- А я вот, - призадумался над его словами Алексей. - Могу я в глаза самому себе посмотреть или нет? - Снова почему-то ему вспомнились печальные глаза Инны, глядящие на него, сидящего под конвоем в клетке и слушающего приговор судьи Грибанова и себя, в ярости рвущего в клочки её письмо на глазах у адвоката Сидельникова.

- Это уж тебе судить, капитан, - усмехнулся Меченый и закурил "беломорину"...

5.

Февраль 1999 г.

- Ну, прощай, капитан, - обнял Алексея Кондратьева Меченый. - Удачи тебе. Верю в тебя, что теперь у тебя будет все по уму, что таких делов, как тогда ты больше не навертишь... Ты теперь чувак мудреный, через семерик лет зоны прошедший. А мне ещё полтора чалится, - вздохнул он. - Привык я к тебе, скучно без тебя тут будет... Выживу ли, не знаю, здоровьишко, сам знаешь, пошаливает... И сердце, и печень, и ещё хрен знает, что там в моем отбитом нутре есть... Ладно, чему быть, того не миновать... Адрес Барона я тебе дал, езжай к нему, он поможет... И к сыну моему наведайся в Нижний, узнай, как он там. Как-никак, без матери он теперь, и семейный... Если в чем нуждается, опять же обратись к Барону, тут он и вовсе не откажет.

Алексей обнял Меченого, и пошел оформлять в тюремную контору документы на освобождение.

Настроение было какое-то странное, никакой особой радости от своего освобождения он не ощущал. Ехать было не к кому. Никого, кроме ставшей ему чужим человеком сестры Татьяны и её пятнадцатилетнего сына Сашки у него не было. Год назад умерла мать, а несколько раньше - в конце девяносто седьмого Меченый мрачно протянул ему газету.

"На Востряковском кладбище в Москве произошел мощный взрыв. При взрыве погибло десять человек, и ещё восемь было тяжело ранено. В этот день участники афганских событий пришли на кладбище помянуть своего друга Николая Сатарова, заместителя председателя Фонда афганцев-инвалидов, застреленного год назад в собственной машине. На Востряковском кладбище погибли председатель Фонда Олег Шелест, управляющий делами Сергей Фролов..." Далее Алексей читать не стал. Слезы застилали ему глаза. Сергей, Серега, Сержик, веселый, одноногий, неунывающий майор Фролов... Взорван на кладбище... О трагической гибели Сатарова Сергей написал ему в зону. С командиром десантного батальона Николаем Сатаровым Алексей был хорошо знаком, они вместе участвовали в боевых операциях. Эх, Сергей, Сергей, его единственный верный друг... Что будет с его Настей и Маринкой? Ей, наверное, около семи лет...