Мама и смысл жизни - Ирвин Ялом

— Это было в Милл-Вэлли, часов в восемь утра, в одном из этих модных-старомодных калифорнийских заведений — кафе, совмещенном с книжным магазином.

— Как оно называется? — не отступил Эрнест, когда Хэлстон замолчал. — Опишите все, что связано с вашей встречей.

— Доктор, я не понимаю. К чему все эти вопросы?

— Сделайте мне одолжение. Если вы обрисуете эту сцену как можно живее, вам легче будет вспомнить все чувства, которые вы испытывали.

Хэлстон запротестовал, заявив, что ему совершенно не интересно вспоминать эти чувства. Эрнест напомнил ему, что разработка эмпатии — первый шаг в работе над отношениями с женщинами. Поэтому, если Хэлстон вспомнит свои переживания и то, что могла чувствовать Артемида, это будет для него очень полезным упражнением. Эрнест знал, что это объяснение очень слабое, но отчасти похоже на правду.

Хэлстон старательно перечислял все детали того судьбоносного дня, Эрнест слушал изо всех сил, но узнал лишь несколько новых мелких деталей. Кафе называлось «Книжное депо», Артемида была любительницей чтения — Эрнест решил, что эта информация может оказаться полезной. Она сказала Хэлстону, что сейчас перечитывает всех великих немецких писателей — Манна, Клейста, Бёлля — а в тот самый день купила новый перевод «Человека без свойств» Музиля.

Подозрительность Хэлстона росла, и Эрнесту пришлось сдать назад, потому что в любой момент его пациент мог сказать: «Может, вам сразу дать ее адрес и номер телефона?»

Конечно, именно этого Эрнесту хотелось больше всего. Сэкономило бы ему кучу времени. Но у него уже было достаточно информации для начала.

Несколько дней спустя, ясным солнечным утром Эрнест поехал в Милл-Вэлли, поставил машину и вошел в кафе «Книжное депо». Он осмотрел длинный, узкий магазин, который располагался в бывшем железнодорожном депо, а затем — веселенькое кафе при магазине и дюжину столиков, нагревающихся на утреннем солнце. Женщины, соответствующей описанию Артемиды, не было видно. Хэлстон подошел к стойке и заказал бублик с большим количеством семечек у официантки, нос и губы которой были щедро увешаны кольцами.

— С чем вам? — спросила она.

Эрнест прочитал меню. Авокадо нету. Может быть, Хэлстон все придумал? Эрнест в конце концов решил воспользоваться случаем и заказал плавленый сырок с рубленой зеленью и двойной порцией огурцов и пророщенных семян.

Усаживаясь за столик, он увидел, как она вошла. Пышная цветастая блузка, длинная юбка цвета сливы — любимый цвет Эрнеста; бусы, цепочки и все прочее; конечно, это Артемида. Она еще красивее, чем он ее себе представлял. Хэлстон не упомянул и даже, возможно, не заметил блестящих золотых волос, уложенных в прическу в европейском стиле — в узел на затылке, закрепленный черепаховой заколкой. Эрнест растаял: все его прекрасные венские тетушки, первые объекты его подростковых эротических мечтаний, носили именно такую прическу. Он быстро оглядел Артемиду, пока она делала заказ и расплачивалась у стойки. Что за женщина — прекрасная во всех отношениях; пронизывающие бирюзово-синие глаза, полные губы, подбородок с изящной ямочкой; рост примерно пять футов четыре дюйма[23] в сандалиях на плоской подошве; волнующее, колеблющееся тело идеальных пропорций.

Настал момент, всегда повергающий Эрнеста в растерянность — как завязать разговор с женщиной? Он вытащил «Избранника» Манна, купленного накануне, и положил на стол так, чтобы заглавие было на виду. Может быть, это даст возможность провести открывающий гамбит — то есть если она выберет столик по соседству. Эрнест нервно оглядел полупустое кафе. Множество незанятых столов. Он кивнул, когда Артемида проходила мимо, и она кивнула в ответ, пробираясь к незанятому столику. Но — mirabile dictu[24] — через несколько секунд она вернулась.

— О, это «Избранник»! — как ни невероятно, заметила она. — Удивительно!

Клюёт! Клюёт! Но Эрнест не знал, как теперь вытащить рыбу на сушу.

— Я… э… простите… — начал заикаться он. Он был в шоке; такой шок настигает неудачливого рыбака, который уже отчаялся и вдруг поражен — за леску кто-то дернул. Эрнест множество раз в течение многих лет использовал книги в качестве приманок, но у него ни разу не клюнуло.

— Ваша книга, — объяснила она. — Подумать только, я прочитала «Избранника» много лет назад, но с тех пор не встречала ни одного человека, который бы его тоже читал.

— О, мне она очень нравится. Я ее перечитываю каждые несколько лет. Я люблю и некоторые новеллы Манна. Я только начал перечитывать все его книги. Это — первая.

— Я только что прочитала «Обменные головы», — сказала Артемида. — Что у вас дальше на очереди?

— Я начну с самых любимых. После этой будет «Иосиф и его братья». А потом, наверное, «Феликс Круль». Но, — он привстал, — может быть, присядете?

— А последняя? — спросила Артемида, пристраивая свой бублик и кофе на столик и садясь наискосок от Эрнеста.

— «Волшебная гора», — без запинки ответил Эрнест, не показывая ни своего удивления, ни растерянности — как теперь вываживать такую крупную рыбу? — Она просто пережила свое время — бесконечные лекции Сеттембрини мне теперь кажутся скучными. «Доктор Фаустус» тоже в самом конце. Всё это музыковедение — слишком много специальных подробностей, и, к сожалению, тоже скучно.

— Абсолютно согласна, — сказала Артемида. Она полезла в сумку, которую принесла на плече, и достала спелое черное авокадо и несколько пакетиков с семечками. — Правда, меня всегда завораживала параллель между Ницше и Леверкюном.

— О, простите, я не представился — так увлекся нашим разговором. Меня зовут Эрнест Лэш.

— Артемида, — сказала она, очистила авокадо, намазала половину на свой бублик и посыпала разнообразными семечками.

— Артемида. Какое прекрасное имя! Кстати, снаружи потеплело. Может быть, захватим столик и присоединимся к вашему близнецу?

Эрнест очень тщательно подготовился.

— Моему близнецу? — недоумевала Артемида, пока они перебирались на солнце. — Моему близнецу? Ах, Аполлону! Золотые стрелы братца Аполлона. Вы необычный человек — я всю жизнь живу с этим именем, и вы первый, кто вспомнил об Аполлоне.

— Но, вы знаете, — продолжал Эрнест, — я должен сознаться, что, может быть, ненадолго отложу Манна ради нового перевода Уилкинс — «Человека без свойств» Музиля.

— Какое совпадение, — у Артемиды округлились глаза. — Я как раз сейчас его читаю.

Она опять полезла в сумку и достала книгу.

— Просто замечательная вещь.

С этого момента Артемида не сводила глаз с Эрнеста. По правде сказать, она так пристально смотрела на его губы, что Эрнест каждые несколько минут на всякий случай неловко обмахивал усы, убирая возможные крошки.

— Мне очень нравится жить в округе Марин, но здесь иногда не с кем поговорить на серьезные темы, — сказала она, протягивая Эрнесту ломтик авокадо. — Последний раз, когда я говорила об этой книге, оказалось, что мой собеседник даже не слышал про Музиля.

— Ну, Музиль — это не для всех. — Какая жалость, подумал Эрнест, что такой удивительной душе пришлось какое-то время терпеть общество унылого, застегнутого на все пуговицы Хэлстона.

Следующие три часа они счастливо блуждали среди трудов Генриха Бёлля, Гюнтера Грасса и Генриха фон Клейста. Эрнест посмотрел на часы. Почти полдень! Какая невероятная женщина, подумал он. Утро он расчистил, но с часу дня у него шли пять часовых сессий подряд. Время убегало, и Эрнест вернулся к делу.

— Мне скоро нужно уходить, — сказал он. — Страшно не хочется, но меня ждут пациенты. Мне было так приятно с вами разговаривать — просто не передать словами. Мне этот разговор помог вылезти из своей скорлупы. Как раз то, что мне сейчас нужно.

— Как это?

— У меня проблемы, — вздохнул Эрнест, надеясь, что эти слова, тщательно отрепетированные накануне, прозвучат естественно. — Недели две назад я навещал свою старую подругу. Я ее не видел пару лет, и мы провели вместе замечательные сутки. По крайней мере, я так думал. Утром я проснулся и обнаружил, что ее нет. Исчезла. Без следа. Меня это выбило из колеи. Очень сильно.

— Это ужасно. — Артемида проявила даже больше участия, чем надеялся Эрнест. — Она играла важную роль в вашей жизни? Вы надеялись, что будете снова вместе?

— Ну, нет, — Эрнест подумал о Хэлстоне и о том, что Артемида могла чувствовать по отношению к нему. — Не совсем. Она была… как это сказать… скорее приятельницей, подружкой для постели. В общем, я не очень расстроен, что ее потерял. Главное, что меня расстраивает — незнание. Почему она сбежала? Из-за меня? Я каким-то образом сделал ей больно? Что-то сказал? Был невнимательным любовником? Во мне есть что-то совершенно неприемлемое? Вы понимаете, о чем я. Вызывает бурю неприятных вопросов.