Невыносимая любовь - Иэн Макьюэн

20

Второй раз за этот день и второй раз за всю жизнь я сидел в полицейском участке – на этот раз на Боу-стрит, – ожидая, когда меня вызовут для дачи показаний. В статистике подобное совпадение называется случайным группированием – удобный способ лишить его значимости. Не считая Клариссы с Джослином, в комнате находилось еще семеро свидетелей – четыре посетителя, сидевших за двумя соседними столиками, два официанта и метрдотель. Мистера Тэпа собирались допрашивать завтра в больнице. Его отец и дочь были еще слишком шокированы, чтобы отвечать на вопросы.

Прошло лишь несколько часов, но мы уже попали в заголовки вечерних газет. Один из официантов сходил за газетой, мы сгрудились вокруг него и с неожиданным возбуждением прочли о собственных переживаниях, выраженных в типичных клише, типа «возмутительный случай в ресторане», «кошмар среди бела дня» и «реки крови». Метрдотель указал на фразу, где я был назван «известным писателем научно-популярного жанра», Джослин – «видным ученым», а Кларисса всего лишь «очаровательной спутницей». Наклоном головы метрдотель профессионально выразил нам свое почтение. Из газеты мы узнали, что Колин Тэп был помощником министра по торговле и промышленности. Он был бизнесменом, недавно выдвинувшимся из рядовых членов парламента и предположительно имел «обширные связи, а также и многочисленных врагов на Ближнем Востоке». В статье говорилось также и о «бесстрашном случайном посетителе», который спас жизнь Тэпу и таинственным образом исчез. В газете были и второстепенные заметки о «разгуле фанатиков» в Лондоне, о доступности оружия, а также комментарий по поводу постепенного исчезновения «той невинной жизни без насилия, к которой мы привыкли». Это заключение казалось таким знакомым и в то же время ужасно сиюминутным. Будто бы эту тему включили в план давным-давно, и события, свидетелями которых мы стали, произошли, только чтобы дать повод для написания статьи.

Свидетельскими показаниями занимались двое детективов, но тем не менее какое-то время у них ушло на подготовку. Взволнованные прочитанным, мы вернулись на свои места, и над нами разлилась плотная тишина. За частыми зевками следовали усталые улыбки, означающие, что все понимают, насколько этот процесс заразителен. Полицейские наконец-то собрались с мыслями и пригласили Клариссу и Джослина. Она вышла через двадцать минут и села рядом со мной дожидаться крестного. Она вынула Китса из обертки, чтобы понюхать страницы. Потом она взяла мою руку и, сжав ее, прошептала мне на ухо:

– Чудесный подарок. – А потом: – Слушай, Джо, ты просто расскажи им все, что видел, ладно? Не начинай свою обычную песню.

По какой-то брошенной ею фразе я уже понял, что она не узнала Перри. Сейчас я не собирался с ней спорить, я рассчитывал только на себя. Поэтому я просто кивнул и спросил:

– Ты отвезешь Джослина?

– Да. И буду ждать тебя дома.

Вышел Джослин, мы пожали друг другу руки, и они уехали. Я остался ждать, размышляя, что скажу полицейским. Вышел метрдотель, зашел один из посетителей, а затем один из официантов. Меня вызвали предпоследним, и вежливый молодой человек, представившийся детективом Уоллесом, пригласил меня в кабинет.

Прежде чем сесть, я произнес заготовленную речь:

– Я должен немедленно заявить, что знаю, что именно произошло. Пуля, попавшая в мистера Тэпа, предназначалась мне. Вмешавшийся в происходящее посетитель, сидевший в одиночестве за столиком, – это человек, который меня преследовал. Его фамилия Перри. Сегодня с утра я уже жаловался на него полиции. Пожалуйста, свяжитесь с инспектором Линли из участка на Харроу-роуд. Я говорил ему даже то, что Перри может нанять кого-то, чтобы со мной расправиться.

Пока я это говорил, Уоллес сосредоточенно глядел на меня, хотя, на мой взгляд, и без особого удивления. Когда я закончил, он указал мне на стул:

– Понятно. Начнем с самого начала.

Он принялся записывать мое имя, адрес и мой рассказ о случившемся, с того момента, как я вошел в ресторан. Дознание велось с необходимым педантизмом, и Уоллес время от времени прерывал меня не имеющими прямого отношения к делу вопросами: он хотел знать, о чем мы говорили за столом, в какой-то момент он просил меня охарактеризовать настроение моих спутников, расспрашивал, что мы ели, и попросил оценить качество обслуживания. Дважды он спрашивал, слышал ли я крики Перри или мужчин в пальто. Когда мы все выяснили, он прочел вслух мои показания, голосом выделяя каждое предложение, как будто это были пункты схемы контрольного испытания. Мне немедленно захотелось отказаться от авторства этой прозы. Он дошел до фразы «неподалеку от нас за столиком в одиночестве обедал мужчина, в котором я узнал...». Тут я прервал его:

– Простите. Вы меня не так поняли.

– Вы его не заметили?

– Заметил, но сначала не понял, кто это.

Уоллес нахмурился.

– Но вы столько раз видели его, когда он стоял у вашего дома, и все прочее.

– Он подстригся и, кроме того, сидел к нам спиной.

Уоллес сделал исправление и дочитал до конца. Когда я расписывался, он сказал:

– Если вы не возражаете против пребывания в участке, мистер Роуз, я хотел бы через какое-то время продолжить нашу беседу.

– Я не возражаю против пребывания в участке, – произнес я. – По городу ходит человек, который хочет меня убить.

Уоллес кивнул и улыбнулся, точнее, слегка растянул сомкнутые губы.

Все очевидцы произошедшего в ресторане разошлись, и теперь мне пришлось ждать в приемной вместе с группой разгневанных американских туристов, у которых, как я понял, украли багаж из автобуса возле гостиницы. Там же, но чуть поодаль сидела и молодая женщина. Она качала головой, отгоняя от себя какие-то мысли, и безуспешно пыталась сдержать слезы.

Пока со мной была Кларисса, я принял решение не напирать на полицию слишком сильно. Достаточно и фактов. Моя предыдущая жалоба подшита к делу, сцена в ресторане является безусловным подтверждением. Перри должны были выдвинуть обвинение в покушении на убийство, и пока этого не произошло, я нуждался в защите.

Теперь, когда из всех свидетелей остался я один, возбуждение угасло, и я почувствовал себя одиноким и уязвимым. Перри был повсюду. Я позаботился о том, чтобы сесть лицом к двери. И подальше от единственного окна. Каждый раз, когда кто-то входил, у меня холодело под ложечкой. Паранойя нарисовала мне, как он стоит напротив выхода из участка в окружении тех мужчин в пальто. Я встал, подошел к выходу и выглянул на улицу. Не обнаружив его, я не испытал ни облегчения, ни удивления. Такси и обычные автомобили доставляли толпы зрителей на вечернюю оперу. Было примерно семь пятнадцать. Время свернулось в петлю. Счастливые люди, спешившие мимо меня домой, в бары и кафе, не ощущали свободы, которой они были облагодетельствованы и которой был лишен я: они ничем не обременены и никто не хотел их убить.