Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко

Против ожидания, она вовсе не была какой-нибудь ищущей приключений амазонкой.

Невидная, скромно одевающаяся, вежливая, и — это чувствовалось — искренне доброжелательная, она вызывала невольную симпатию у всех нас.

Она числилась помощником капитана базы, но не пыталась чем-то руководить или вмешиваться в нашу жизнь. В основном ее обязанности сводились к отбору книг и фильмов, к закупке одежды и прочего ширпотреба для острова. Я общался с ней всего два раза: когда вместе с ней делал синхронный перевод какого-то жутко тупого фильма о приключениях русских братьев-бандитов в Нью-Йорке и когда переводил сборник ужасов — я читал, а она повторяла на своем языке, записывая на магнитофон.

Свободное время она проводила или читая книги — языки она знала, к нашему удивлению, лучше всех на базе, — или беседуя с кем-то из нас. Ей вообще было интересно наблюдать за нашей жизнью.

Я вкратце объяснил Онтлайнаме ситуацию, сообщив, что младший боцман Адриан Пустошник зарекомендовал себя с самой лучшей стороны и прослужил необходимые семь лет, так что формальных препятствий к свадьбе нет.

К моей искренней радости, она не стала возражать или что-то проверять, видно сочтя, что капитан — пусть и самый молодой на базе — не станет обманывать высокое начальство по пустякам.

Онтлайнама быстро отстучала на компьютере что-то.

Затем вытащила два бланка — серый и розовый; протянув их мне, сообщила, что поскольку Мэри Джексон сейчас отдыхает, то уж пусть я сам их заполню как-нибудь на том языке, который мне удобнее.

Поблагодарив, я вышел и, устроившись на лавочке у входа, принялся заполнять бумаги.

Оба листка были помечены одним маленьким треугольником в правом верхнем углу. Если смотреть на этот треугольник долго, то начинают болеть глаза и кружиться голова. Это не что иное, как оттиск магической печати, который никак невозможно подделать и которым заверяются все более-менее важные бумаги на базе.

В первой я написал, что, в соответствии с пунктом Устава 789-01, младший боцман Адриан Пустошник может получить, как гласил тот же Устав, «для брачного сожительства» любую из имеющихся на базе женщин, — разумеется, выразивших такое желание и не состоящих в браке.

Вторая бумага была распоряжением временно выделить из резерва одного (1) младшего боцмана или способного к занятию этой должности для команды капитана В. Кирпиченко (вымпел «Левиафан»). Основание — пункт 2349-1 Устава: вступающему в брак полагался трехнедельный отпуск.

Оба требования я адресовал четвертому вице-капитану базы Мидаре Акар.

Все время, пока я писал, Адриан стоял у меня за спиной, пытаясь разобрать, что я там накарябал, и только что не открыв рот от напряжения.

— На, — протянул я ему бланк разрешения. — Как говорится, совет да любовь. И не обижай жену. Извини, что на свадьбе не буду, — сам знаешь, отплываем завтра.

Поклонившись мне в пояс и прижав ладонь к сердцу, Адриан убежал.

Я проводил взглядом человека, с которым мы бок о бок прожили последние шесть с лишним лет, начав службу простыми матросами.

Вначале я был Васькой и Василем. Теперь превратился в Василия Васильевича и господаря капитана.

В это, последнее, плавание я пойду без него. Оно и к лучшему: член команды сбежавшего капитана — не самая лучшая рекомендация.

Ну, не поминай лихом, младший боцман. По крайней мере, одно доброе дело в последний день я сделал.

Я вернулся в дом.

Пройдя во вторую комнату, я оглядел ряды кассет и бобин, лазерных дисков с записями фильмов и музыки, в основном из тех мест, где говорили по-русски и по-польски: языки, которые я знал настолько, чтобы находить удовольствие в том, чтобы смотреть и слушать.

Тут же лежало несколько кристаллодисков — маленьких плоских пластинок, которые годились лишь для одного аппарата на базе. На них можно было различить выдавленную крошечными символами дату — 2036 год.

Если мне чего-то будет не хватать, так это песен, фильмов и книг. Но вот их я взять с собой никак не мог. И по дороге, и там, куда я собираюсь вернуться, все это будет не просто подозрительным, а откровенной неопровержимой уликой.

Оружие я взять с собой тоже не мог — да и подозрительно бы это выглядело.

Интересно, кому все это достанется?

Книги и прочее частью разберут мои соотечественники (условно говоря), часть отправится в библиотеку. Одежда и другое барахло пойдет на склад.

В доме поселится тот, кто займет место капитана и получит мой вымпел с извивающимся на волнах змеем.

Мечи и топоры отправятся к Ли-оружейнику и, скорее всего, будут ржаветь где-нибудь в углу, покрываясь паутиной.

Одну вещь из коллекции я все-таки решил взять с собой.

Это был необычный короткий кинжал с лезвием из металла странного розового цвета, без рукояти, надевавшийся на руку, подобно кастету. На лезвии был отчеканен золотом необыкновенно сложный и красивый символ: клеймо, а может — иероглиф неведомого языка.

Вещь эту я выиграл в карты в Дормае, и откуда он — его прежний хозяин рассказать мне не успел.

Собственно, на этом сборы и кончились.

Больше никаких вещей из этого мира я забирать с собой не мог — и в пути, и, тем более, в моем мире они могут навести на нежелательные подозрения.

Потом я лег, но сон не шел.

В голову по-прежнему лезли всякие, чаще всего не очень веселые, мысли.

Дважды на моей памяти ловили и наказывали беглецов. И сейчас мне поневоле приходили мысли о том, что ждет нас в случае неудачи.

Хэоликийцы, как бы там ни было, — народ, набравшийся цивилизации. Поэтому им чужда излишняя жестокость, а тем более жестокость бессмысленная. Однако, как известно, жестокость осмысленная является непременным атрибутом цивилизованного человека.

Тут не сжигают заживо, не разрывают лошадьми или не скармливают хищным насекомым, как кое-где, хотя то, что ждет несчастных, едва ли лучше.

Сначала над неудачливым беглецом устраивается суд, на котором обязаны присутствовать все, кто есть на базе, бросив буквально все дела.

На суде командор базы и другие хэоликийцы, если они есть, произносят длинные витиеватые речи о преступившем долг и обманувшем тех, кто дает ему пищу и кров. После выносится приговор — всегда одинаковый. Потом вся база собирается на плацу, выстраиваясь полукольцом вокруг склепов. По жребию отбирается пятеро товарищей приговоренного, обязательно из его экипажа. Именно им предстоит исполнить приговор — отказавшийся должен разделить судьбу смертника. Для начала им приходится взломать склеп, потом вытащить из него кости предыдущей жертвы, которые они сжигают на разведенном тут же костре и выбрасывают пепел в море. При этом приговоренный имеет возможность наблюдать за всеми процедурами из окошка камеры, стоящей как раз напротив. Затем, связанного и с вырезанным лингвестром, дабы проклятия обреченного не смущали публику, его приковывают внутри и вновь замуровывают склеп. Иногда оставляют кувшин с водой — чтобы муки продлились дольше. Иногда даже немного еды…