Дерево дракона - Виктор Каннинг

– Почему же, верю, – спокойно проговорила Мэрион и внезапно со всей отчетливостью представила себе картину будущего. Она вдруг вспомнила мать, которая, мурлыча себе под нос какую-то песенку, по локоть белыми от муки руками раскатывает тесто на кухонном столе, и отца, погожим ранним утром читающего в саду «Санди экспресс» перед тем, как приступить к обрезке молодых побегов на своих любимых хризантемах. Вспомнила брата, ведущего за ручку крохотного сыночка, пытающегося сделать свои первые шаги… О Господи, только не это!

Мэрион отвернулась, а Моци проговорил:

– Я вижу, вы все поняли. Ну, вот и отлично! Только не думайте, что я поверю вам даже после того, что здесь было сказано. Если сегодня ночью наш план сорвется, если что-нибудь пойдет не так, как задумано, я буду считать, что в этом виноваты вы. Но если все пойдет по плану, то уже завтра вы будете вместе с нами на пути в Кирению и оттуда можете ехать куда угодно. Даю вам слово.

Дверь открылась и закрылась снова, и Мэрион поняла, что он ушел. Подойдя к окну, она облокотилась о серый каменный подоконник и выглянула наружу. Склоны Ла-Кальдеры заливал солнечный свет. Подножие хребта, с зарослями пуансетии, сплошь покрывали красные цветы, яркими огоньками горевшие среди сочной зелени. Выше, на фоне синего неба, словно гигантские нелепые карикатуры на людей, беспорядочно громоздились огромные грушевые деревья. Мэрион часто любовалась этим видом, и теперь каждая веточка, каждый кустик, каждый камень стали знакомы ей до боли.

Слова Моци заставили ее осмыслить сказанное. Значит, и он проснулся сегодня, полный сил и решимости действовать, и поспешил уведомить ее об этом. Теперь, если она пойдет к Джону Ричмонду и расскажет ему правду, новых смертей уже не миновать… Мэрион закрыла рукой глаза, представив себе картины ужасающей жестокости. Далеко отсюда, в Англии, однажды днем или ночью… У них есть масса способов совершить это. Визг тормозов на дороге…, изуродованное тельце ребенка… Или…, лежащая на берегу под ивой удочка ее отца, корзинка с бутербродами, а чуть подальше, ниже по течению…

О Господи, только не это! Нет, только не это!

С восходом солнца ветер усилился, и корма «Дануна», стоявшего на якоре у причала, отчаянно вздымалась на волнах.

Солоноватый тошнотворный запах вяленой трески сделался совсем невыносимым. Стоявший на вахте лейтенант Имрей, завидев над вершиной Крепостного холма длинное облако, очертаниями напоминавшее кобылий хвост, отметил про себя, что ветер будет дуть еще не больше часа. Не оборачиваясь, он обратился к матросу, стоявшему позади него на мостике:

– Поглядывай за губернаторским домом. Как покажется машина, доложишь.

– Слушаюсь, сэр.

Имрей прокашлялся, безуспешно пытаясь как-то избавиться от этого тошнотворного запаха, стоявшего в воздухе. Вот чертова вонь!… Он посмотрел на часы – семь. В далеком Херефордшире его Делия сейчас, должно быть, возвращается с утренней верховой прогулки… Яичница с беконом и три спаниеля, молча и послушно рассевшиеся вокруг кухонного стола на маленькой ферме. Сердце Имрея защемило от ностальгии. Он представил себе, как несется в машине по Оксфордскому шоссе по направлению к Глостерширу. Эта картина возникла в его воображении столь отчетливо, что ему даже показалось, будто он слышит рев мотора и визг тормозящих шин… Из дома навстречу ему выбегает она… Имрей тяжело вздохнул.

А внизу, в своей каюте, перед небольшим квадратным зеркальцем Эндрюс разглядывал расплывшийся под глазом синяк.

Заметив, что глаз уже почти заплыл, он скорчил недовольную гримасу.

– Если спросят, скажу, конъюнктивит. Вполне похоже.

– Сырого мяса бы приложить или печенки, – посоветовал старшина Гроган, допивая чашку чаю и покуривая.

Эндрюс сел за стол и тоже закурил сигарету.

– Вот ублюдок! – гневно выдохнул он. – Я бы убил его, да ведь нет же, ей нужно было обязательно вмешаться! И такое, знаешь ли, коварство…

– Что?

– Да коварство, говорю. Знаешь, есть такие бабы… Я…, как дурак, лечу к ней на крыльях любви… Платочек ей купил, прихватил бутылочку винца…

– А вылетел с подбитым глазом.

– Все из-за нее, черт бы ее побрал! Представляешь, прихожу я, а там сидит этот ее хахаль. Поверишь? Эдакая огромная обезьяна. Папаша с мамашей вокруг него крутятся, обхаживают, и она мурлычет, что твоя кошечка… Он, видите ли, недавно заделался совладельцем какого-то ржавого корыта, что возит бананы, и вот, – посмотрите, уже лапает своими граблями мою девчонку. Альберто его зовут. Только что вернулся из плаванья, чтоб ему перевернуться! И представляешь, они, оказывается, помолвлены. И все это время она ни словечком не обмолвилась!

– Ладно, брось переживать. Другую найдешь. Только на этот раз, уж пожалуйста, такую, чтоб не работала на рыбной сушильне. Мы все тебе только спасибо скажем.

– Э-эх! Вот только друзья и утешат в трудную минуту, – с горечью проговорил Эндрюс. – Я бы отделал его, если б не она.

Начала меня за руки хватать… В общем, убрался я оттуда ни с чем. Если на Море получим увольнительную, обязательно напьюсь. Это единственное, что может подлечить мое разбитое сердце.

– Хочешь, составлю тебе компанию.

Эндрюс пристально посмотрел на Грогана:

– А у тебя-то что стряслось?

– Ну, с сердцем-то у меня все в порядке. В конце концов, его можно, как ты говоришь, подлечить в любом порту. Да вот какая новость: сестрица моей хозяюшки с ребятишками опять переехала к нам. Ее-то амбал снова ушел в плаванье, а хозяюшка моя, добрая душа, пригласила ее и племянников пожить у нас. В прошлый раз его не было два года, и я тебе доложу, отпуск у меня тогда получился веселый. Она ведь, знаешь, из этих, из слезливых, вечно глаза на мокром месте. Как только вспомнит о нем, тут же начинается рев. Так поливала слезами, что линолеум на кухне вздулся. И боже меня упаси хоть слово пикнуть, чтоб остановить этот поток…

– Вот и отлично, Гроги. Надо будет выпить за мое разбитое сердце и за твой вздувшийся линолеум…

Тем временем в своем кабинете в губернаторской резиденции Нил Грейсон складывал в портфель бумаги, которые намеревался взять с собой на Мору. У подъезда тарахтел заведенный мотор губернаторского автомобиля. Дверь тихонько отворилась и снова закрылась, и даже не оборачиваясь, Нил уже знал, что это Дафни. Звук ее приближающихся шагов привел его в сладкий трепет. Шелест шелкового платья привел в трепет сердце, и в его воображении возникла легкая, изящная фигурка. Чтобы немного поддразнить Дафни, он не стал оборачиваться и через мгновение почувствовал, как она взяла его за локти.

– Нил!

Он медленно повернулся и привлек ее к себе. Господи, как же она хороша! И ой влюбился, как мальчишка, чувствуя в себе настоящую, упрямую мужскую силу; ему было совершенно безразлично, что будут говорить о них остальные. Они любят друг друга, и никто на свете ему больше не нужен. Он нежно поцеловал ее в губы.

– Как я буду жить без тебя целых три дня? – воскликнула Дафни.

Он снова поцеловал ее:

– Время пролетит быстро. И потом, я буду звонить тебе оттуда.

– Милый, я так люблю тебя, что начинаю чувствовать себя виноватой. Нет, не из-за того, что происходит с нами, а из-за…

Господи, ну разве это не ужасно – так сильно любить и даже не иметь возможности сказать об этом?! – Она смущенно рассмеялась и сердито прибавила:

– Поцелуй меня. Только по-настоящему.

– Нас легко застукать. Сэр Джордж может войти сюда в любую минуту. – Он улыбнулся.

– Плевать на всех! Поцелуй меня!

Он страстно привлек ее к себе, и когда снова отпустил, она, улыбаясь, отступила и проговорила:

– А теперь у меня для тебя маленький сюрприз.

– Надеюсь, приятный?

– Я вовсе не намерена скучать без тебя целых три дня и еду на Мору вместе с вами.

– Ах ты маленькая плутовка! Ты обманом выманила у меня этот поцелуй! Значит, ты уговорила отца?

– Да. И буду ночевать на «Дануне». В крепости не хватает комнат, и к тому же она считает, что это было бы не совсем удобно. Зато днем, мой любимый, мы сможем видеться.

– А Тедди?

– Ворчал, конечно. Терпеть не может женщин на борту.

Только ему все равно пришлось уступить.

Нил взял ее за руку:

– Тебе лучше поторопиться. Я слышу шаги сэра Джорджа.

Через пять минут вместе с сэром Джорджем Кейтором они уже ехали в машине. Сэр Джордж был в превосходном настроении. Ему нравилось совершать путешествия, а Мора была таким местом, где ему всегда хотелось остаться подольше. Он чувствовал, что этот остров представляет собою неизведанное поле для исследований флоры и фауны с точки зрения связи между материками. И на этот раз он надеялся раздобыть несколько образцов для своей коллекции, к примеру, редкой бесхвостой ящерицы, обитающей на Море. Такие же ящерицы, по его предположению, должны были водиться в Вест-Индии. Кроме того, на склонах Ла-Кальдеры встречается интересная разновидность фризии, имеющая более мощную корневую систему, чем ее европейские собратья.