Секреты Российского флота. Из архивов ФСБ - Василий Христофоров

Далее […] сообщает:

«Оборона 30-й батареи как величайшего сооружения была организована непродуманно. Во-первых, на оборону 30-й батареи командование сектора бросило измотанную предыдущими боями 8-ю бригаду, которая, потеряв почти все свое автоматическое оружие еще до прихода на рубеж Б-30, оказать крепкое сопротивление врагу не могла. Во-вторых, правый фланг 8-й бригады был все время открыт, по приказу там должна была действовать 40 КД, на самом же деле там этой дивизии не было. Был такой момент, когда Вельшанский говорил, что 90 СП подчинен ему, а 90 СП говорил, что Вельшанский подчинен им[204]. При взятии высоты 42,7 Вельшанский сознательно шел на лишние жертвы, прекрасно понимая, что высоту ему своими силами не взять, а все-таки на это шел. И комбат Хотин, Хиславский и целый ряд других командиров заранее были обречены на смерть. Бывают моменты, когда [надо. — Сост.] жертвовать всем, но на высоте 42,7 этого не было. Штаб 8-й бригады как таковой отсутствовал, весь штаб использовался в качестве посыльных для восстановления положения. Учитывая, что бригады как таковой не было, отсюда Вельшанский сознательно пошел и на ликвидацию своего штаба. Еще нужно отметить нездоровые взаимоотношения между Вельшанским и командованием 4-го сектора»[205].

[…] по этому же вопросу сообщает:

«Оборона района Микензевых гор была очень трудна, так как противник все время держал этот район под сильным артиллерийским и минометным огнем. Личный состав, не имевший отдыха, не выдерживал и пытался отойти. К тому же, однажды полковник Вельшанский, приехав на КП, обругал весь коллектив батальона, гнался за бойцами с револьвером в руке, стреляя беспрерывно в воздух. Такая выходка Вельшанского произвела еще худшее впечатление, и ряд бойцов и командиров (лейтенанты Васильев, Савельев, ст. лейтенант Фурсов, политрук Овчарук) заявляли, что “с такой сволочью, как Вельшанский, воевать нельзя, лучше бы нас убило, чем видеть такой позор”».

Об отрицательных проявлениях среди личного состава бригады отмечены следующие факты: во время интенсивного обстрела 1-го батальона противником старшина Шевчук в присутствии многих краснофлотцев выкрикивал контрреволюционные высказывания по адресу руководителей Партии и Правительства и командования 8-й бригады, говоря при этом:

«Нашу Родину продали, мы окружены немцами, нужно спасаться, кто как может».

Когда краснофлотцы предупредили его прекратить контрреволюционные высказывания, Шевчук пытался применить оружие и призывал краснофлотцев последовать его примеру, за что Шевчук был перед строем расстрелян.

Краснофлотец — писарь штаба бригады Глотов Владимир Дмитриевич, 1907 г. рождения, среди писарей штаба заявил:

«Мне при любом правительстве будет обеспечен хлеб. Бояться плена нечего, немцы наших пленных не расстреливают».

Показаниями свидетелей факты подтвердились, материал на Глотова передан военному прокурору.

Нами арестован краснофлотец хозкоманды тыла Туапсинской военно-морской базы Бушковский Сергей Павлович, 1915 г. рожд., русский, беспартийный, который, будучи на Крымском участке фронта в составе 164 артдивизиона 25 Чапаевской дивизии[206], при отходе дивизиона отстал, встретив немецкую легковую машину с немецким офицером, бросил винтовку и сдался в плен. Находясь в плену у немцев, Бушковский рассказал офицеру немецкой армии из какой он части и дал согласие работать в пользу немецкой разведки, при этом он получил задание совершать диверсионные акты в частях РККА, в ночное время пускать ракеты, давать знать немцам о скоплении наших войск. О вербовке немецким офицером Бушковский на допросе показал:

«После разговоров с офицером немецкой армии я из-за боязни того, что меня могут избить и издеваться, я дал согласие выполнять задание, которое мне будет поручено. Он подвел меня к машине и дал мне подписку, которую я ему подписал. Подписка содержала в себе обязательство, что я обязуюсь выполнять диверсионные акты в частях РККА. Офицер немецкой армии дал мне задание совершать диверсионные акты в той воинской части, где я буду находиться, а также в ночное время я получил задание пускать ракеты, чем давать знать немцам о скоплении наших войск. Офицер немецкой армии для выполнения его задания по сигнализации вручил мне ракетницу и 12 ракет. Для подрыва дальнобойных орудий я должен был приобрести ручные гранаты, которые использовать для совершения диверсионных актов».

Для передачи сведений, собранных по заданию офицера немецкой армии, Бушковский должен был перейти линию фронта, явиться к коменданту города, а если в селе, то к старосте, который направит его к соответствующему лицу. Вернувшись в свою часть, Бушковский скрыл, что, будучи в плену у немцев, был ими завербован.

Дело следствием закончено и направлено военному прокурору Туапсинской военно-морской базы[207].

Краснофлотец района СНИС[208] Емельянов о ходе военных действий на подступах к Севастополю […] заявил:

«Лучше всего дают фашистам матросы, а вот нацмены, те, как только начинают рваться близко снаряды или мины, уходят и прячутся подальше от фронта».

Краснофлотец этой же части Зимингур […] о ходе боев под Севастополем сказал:

«Вновь прибывшие части с Кавказа — нацмены, воевать абсолютно не хотят, при первом же выстреле мины или снаряда бросают оружие и убегают с поля боя. Если в дальнейшем будем оборонять Севастополь этими войсками, можно полагать, что и не удержим немцев».

Ранее нами арестованы краснофлотцы компоста 1-го отдельного артдивизиона Главной военно-морской базы ЧФ[209]: Лихолат Василий Трофимович, 1920 г. рождения, украинец, беспартийный; Романюк Павел Климентьевич, 1920 г. рождения, украинец, исключенный из комсомола; Емельянов Леонид Васильевич, русский, 1918 г. рождения, член ВЛКСМ; Вальцев Владимир Васильевич, 1921 г. рождения, русский, б/п; Марченко Андрей Никитович, 1917 г. рождения, украинец, беспартийный — будучи радистами слушали антисоветские передачи, передаваемые фашистскими радиостанциями на русском языке, распространяли содержание этих передач среди краснофлотцев и намеревались перейти на сторону врага — изменить Родине. Старшина радистов Б-35[210] старший сержант Враженко Ефим Иванович, 1916[211] г. рождения, член ВКП(б); старшина радистов 1-го ОАД старший сержант Середенко Василий Григорьевич, 1914 г. рождения, кандидат в члены ВКП(б); краснофлотец Б-35 Драгомащенко Владимир Филиппович, 1920 г. рождения, член ВЛКСМ — все они вместе с указанными выше лицами слушали фашистские передачи и распространяли их среди краснофлотцев.

Военный трибунал Черноморского флота, рассмотрев данное дело, приговорил: Лихолата, Романюка, Емельянова к расстрелу; Вальцева, Враженко, Драгомащенко к 10 годам ИТЛ, с поражением в правах на 2 года каждого. Середенко приговорен к 8 годам ИТЛ, приговор исполнением отсрочен до окончания военных действий, и Середенко отправлен на фронт.

Об изложенном информированы член Военного Совета Черноморского флота дивизионный комиссар тов. Кулаков и командующий Приморской армии генерал-майор тов. Петров.

ДОНЕСЕНИЯ ВОЕННОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ О ПОЛОЖЕНИИ В СЕВАСТОПОЛЕ

В череде тяжелых и изнурительных боев 1942 г. одним из знаковых событий стала героическая оборона Главной базы[212] Черноморского флота[213] Севастополя. Командование вермахта отлично осознавало стратегическое значение этого участка советско-германского фронта, открывавшего путь к нефтеносным районам Кавказа. Войскам Севастопольского оборонительного района (СОР)[214] — Приморская армия[215] и Черноморский флот — пришлось отразить три штурма гитлеровских войск — в ноябре и декабре 1941 г., в июне — июле 1942 г. Развязка для оборонявших Севастополь наступила в начале июля 1942 г.

После успеха в мае 1942 г. на Керченском полуострове немецкая 11-я армия[216] начала подготовку к решительному наступлению на Севастополь. Защитникам города, войскам СОР, находившимся почти семь месяцев в осаде и проявившим в боях мужество и героизм, сдержать натиск гитлеровских войск не удалось. К 1 июля сопротивление прекратилось, но отдельные группы советских воинов продолжали сражаться вплоть до 9–12 июля. Из справки начальника Управления Особых отделов НКВД СССР[217] B.C. Абакумова от 1 июля 1942 г.: «В беседе со мной […] командующий Черноморский флотом т. Октябрьский[218], находящийся в Новороссийске, о положении в Севастополе сообщил: […] в ночь с 30 июня на 1 июля противник ворвался в город и занял районы: вокзал, Исторический бульвар, Херсонесский аэродром и др. Оставшиеся бойцы дерутся героически, в плен не сдаются, при безвыходном положении уничтожают сами себя. […] Севастополя, как города, нет, разрушен»{148}.

30 июня 1942 г. в 18.00 командование СОР получило разрешение Ставки Верховного Главнокомандования (Ставка ВГК) на эвакуацию только высшего и старшего комсостава, а также партактива города. Не имея возможности эвакуироваться, в плену оказалось около 80 тыс. наших бойцов и командиров{149}. До сих пор не объяснены причины отказа Ставки от организации масштабной эвакуации всех войск из Севастополя на Кавказ, хотя опыт в проведении такого рода операций, с учетом обороны Одессы, Таллина и полуострова Ханко, у командования был.