Пуговка для олигарха (СИ) - Володина Таня

Он ждал их на берегу озера. Порывисто встал с камня, на котором сидел, и сделал несколько шагов навстречу. Длинные полы чёрной габардиновой рясы, больше похожей на халат с запахом, разлетелись в разные стороны. Мелькнули кроссовки, надетые на босу ногу.

— Спасибо, что пришла.

Он взял люльку-переноску и осторожно поставил в лодку. Подал руку Наде. Она чуть коснулась его пальцев и легко вспорхнула на корму. Карельские девчонки умели управляться с лодкой, а многие гребли, как заправские рыбаки.

Глеб сел за вёсла и в три сильных гребка вырулил из камышовых зарослей на открытую воду.

Над озером носились чайки, по воде на длинных паучьих лапках бегали водомерки, в кустах заливались птицы. Припекало солнце. Надя глянула на Верочку: та крепко спала, раскинув сжатые кулачки в стороны, капюшон люльки защищал малышку от солнечных лучей. Она привыкла спать на свежем воздухе.

Глеб бросил взгляд через плечо и направил лодку к острову — но не к монастырскому подворью, а к дальнему мысу, словно хотел его обогнуть.

Не скрывая интереса, Надя рассматривала монаха, сидевшего перед ней. Он был мало похож на прежнего Глеба Тимофеевича. Из-под льняной скуфьи, некогда чёрной, а теперь посеревшей от солнца и частых стирок, выглядывали волнистые волосы — ещё не длинные, но уже дотянувшиеся кончиками до наглухо застёгнутого воротничка рясы. Густая дикорастущая борода покрывала подбородок и скулы. И только глаза оставались прежними — бархатными, карими, внимательными. Как когда-то в машине, они скользили по её лицу и голым плечам, опускались ниже, задерживались на коленках. И, как тогда, у Нади перехватывало дыхание от этого откровенного мужского взгляда. Осознавал ли он, как действует на неё, или просто не мог удержаться? «Между нами что-то происходит, и я не могу это контролировать», — сказал Глеб в тот день. Сегодня происходило то же самое. Надю пронизывало знакомое ощущение взаимности их чувств и непреодолимости их влечения. Но сейчас они были неизмеримо дальше друг от друга, чем год назад: между ними стояла не Полина, не брачные клятвы, не родственный долг, а бог. Жену можно подвинуть, а бога?

— Надежда, — сказал Глеб, подняв вёсла и уложив их вдоль бортов, — я понимаю, что любые мои слова могут быть расценены как трусость, эгоизм и желание снять с себя ответственность. Я понимаю, что опоздал, и ничего уже не вернуть. Но я хочу объясниться. Выслушай меня, пожалуйста.

Он говорил тихо, боясь разбудить дочку. Лодка мерно покачивалась, а Надя вспомнила свой сон в ночном клубе: она переплывала озеро, а кто-то ждал её на том берегу — мужчина в белой рубашке. Не в чёрной рясе. Сон сбылся, да совсем не так: мужчина в белом стал монахом.

— Я слушаю.

— Я не знал про план Полины. Я был уверен, что ты сделала аборт, вернулась в Юшкино и сошлась с Данилой. Я видел вас зимой — вы казались такими счастливыми, ждали первенца… Мне и в голову не пришло, что ребёнок не от него, — Глеб медленно подбирал слова. Ему с большим трудом давался разговор. — Я не знал, что ты была девственницей, когда пришла ко мне. Не знал, что ты забеременела в ту ночь. Я обязан был убедиться, что с тобой всё в порядке, но я был занят другими вещами, более важными, как мне тогда казалось: мировым соглашением, проблемами в семье и на работе. Теперь, когда я знаю всё, я бы поступил иначе, но… — он провёл мозолистой рукой по лицу, желая скрыть заблестевшие от слёз глаза. — Какой смысл это обсуждать? Я безмерно виноват перед тобой. Прости меня, если сможешь.

— Я тебя прощаю, — искренне и без раздумий ответила Надя. — Ты же не знал.

На душе от этих слов полегчало. Он не был гадом, каким выставляла его жена. Он не желал Наде зла, не откупался от неё деньгами и не бросал в сложной ситуации. Он просто верил, что поступает правильно.

— Я надеюсь, ты счастлива с мужем, — сказал он.

Он решил, что они с Данилой женаты! Вполне логичный вывод, учитывая, что Данила договаривался о крещении Веры и вёл себя как её отец. Надя не стала разубеждать Глеба. Пусть думает, что она благополучно замужем, если ему так проще. В их случае это всё равно ничего не меняло.

Рядом с лодкой подпрыгнула рыбка, блеснув серебряной чешуёй. Глеб снова взялся за вёсла.

— Когда ты узнал правду? — спросила Надя.

— Три дня назад. Я летал в Москву, разговаривал с Полиной и Рафаэлем.

— А до этого ты с ними не разговаривал?

Он покачал головой:

— Нет. Марта начала процедуру развода в тот день, когда ты уехала из Москвы. Я не встречался с Полиной.

— Так ты разведён? — спросила Надя.

— С августа прошлого года.

— А три дня назад она выложила тебе правду?

— Она сейчас замужем за Иваном Ломидзе, ты его знаешь — он единственный сын богатого грузинского банкира. Полине нечего больше бояться и незачем мне врать. Она была предельно откровенна.

— Тётя Поля вышла замуж за Вано? — поразилась Надя. — А как Рафаэль это воспринял? Не ревновал мамулю?

— Рафаэль ушёл в армию. Я ездил к нему в часть, мы провели вместе целый день. Мне кажется, у него есть шанс… Не факт, что армия поможет, но и не навредит.

Надя поняла, о каком шансе шла речь. О шансе стать человеком, а не самовлюблённым, заносчивым и эгоистичным маменькиным сынком. Глеб любил приёмного сына даже после всего, что тот натворил. Поймёт ли Рафаэль когда-нибудь, как повезло ему с отчимом?

Они обогнули остров. Перед ними открылась уютная песчаная лагуна, защищённая со всех сторон зарослями можжевельника. Дно, усеянное мелкими камешками, просвечивало сквозь кристально чистую воду, в ней сновали рыбки, а над поверхностью вились радужные стрекозы. Солнечные блики прыгали по безмятежной глади озера. В лагуну вёл узкий, едва заметный пролив. Пробраться в это живописное местечко мог только тот, кто хорошо знал береговую линию.

Затерянный кусочек рая на земле.

— Я взял морс, пирожки с яблоками и всё, что нужно для пикника. Плед, зонт от солнца, полотенце. Если ты не против, давай проведём здесь пару часов? Мне бы хотелось познакомиться с дочерью.

Он сказал это таким тоном, что Надя чуть не разревелась.

Если ты так хотел детей, то зачем же ушёл в монастырь?! И что ей теперь делать? Возить дочку в гости к папе-монаху? Что за нелепая ситуация!

— Глеб, — сказала она дрожащим голосом, — я всё понимаю, у тебя были причины уйти в монастырь. Я не оспариваю твоё решение и даже не обсуждаю. Не лезу в твои дела с богом. У меня только один вопрос: когда Вера подрастёт, как она будет к тебе обращаться? Папа или отец Пафнутий? Какое у тебя новое имя? — Надя всхлипнула. — Ты же не думаешь, что сможешь участвовать в воспитании? Это вообще нормально — папа-монах? Вам разрешено иметь детей?

— Надя, но я не монах.

— Ты в рясе, у тебя на голове шапочка! И борода!

Он встал в лодке в полный рост. Снял шапочку, аккуратно сложил и засунул в карман. Развязал пояс и быстрым движением плеч скинул рясу — так Надя скинула халат год назад, оставшись в чём мать родила. Только Глеб не был голым: он был одет в шорты и белую рубашку с воротником-стойкой. В её рубашку, сшитую с любовью и нежностью! Собираясь на встречу, он тоже надел самое красивое, что у него было.

— Но… Ты послушник? Готовишься стать монахом? — уточнила она.

— Нет, я рабочий в монастыре. Трудник. Волонтер. Отец Сергий предложил пожить здесь в течение года и помочь с реставрацией храма. После этого он обещал благословить меня и отпустить грехи. Это случится уже через неделю. Я планирую вернуться в Москву — накопилось много работы. Марта зашивается.

Так вот как разбираются с грехами! Едут к крёстному отцу и восстанавливают старую церковь. А она-то гадала!

— То есть ты не женат и не связан обязательствами перед богом?

— Есть только один человек, перед которым у меня обязательства, — ответил Глеб.

— Кто?

— Вера.

Это всё, всё, всё меняло!

Глава 52. Моя пуговка

— Я не против, если ты пообщаешься с Верой, — сказала Надя, и Глеб направил лодку в лагуну.