Этюды черни - Ольга Анатолиевна Ускова

Глава 6. Дирижер реки

…Каждый помнит какую-то русскую реку, но бессильно запнется, едва говорить о ней станет: даны человеку лишь одни человечьи слова. А ведь реки, как души, все разные… нужно, чтоб соседу поведать о них, знать, пожалуй, русалочий лепет жемчужный, изумрудную речь водяных. Но у каждого в сердце, где клад заковала кочевая стальная тоска, отзывается внятно, что сердцу, бывало, напевала родная река…[45]

В. Набоков

Дина устало потерла глаза. Ипполит уже умел задавать очень сложные задачки. Гораздо более сложные, чем они с Андреем задавали своему Искусственному Созданию.

Чтобы встряхнуться, она решила попробовать медитационные практики, которыми потчевали ее здесь местные психоаналитики: «Представьте себя рекой. Быстрой и изменчивой… Реко-о-ой».

И она мысленно действительно оказалась на берегу старооскольской речки несколькими месяцами ранее.

В конце того лета Дина вернулась к Андрею из Старооскольского лагеря для детишек с диагнозом ДЦП в совершенно растрепанных чувствах. Подсистема «Пуговка» давала очень приличные результаты, и почти у 30 % малышей возник очевидный прогресс в общении и просто в общем состоянии здоровья. Родители поверили в эту тему, заработало сарафанное радио среди сообщества семей с похожими проблемами. Данные начали стремительно собираться в программу для обучения, и нашлось много волонтеров по разметке и подготовке «умных» данных для Ипполита.

Но в последнюю неделю Дининого пребывания в лагере туда из-за «ленточки» приехал Владыка Дионисий и вместе с ним – стайка детей, собранных священниками епархии по подвалам разрушенного боями города, а также волонтер Егор, немолодой, потрепанный житейскими бурями, очень худой человек, с хвостом длинных, давно не мытых волос, перехваченных бечевкой.

– Вот, прошу любить и жаловать, – улыбался отец Василий, размещавший детей по домикам и старающийся успокоить чрезмерно суетящуюся вокруг новых гостей Динку, которая при виде усталых, замученных малышей совершенно потерялась. Она то совала каждому ребенку какие-то конфеты и игрушки, то кидалась организовывать их постельки и шкафики, то просто брала кого-нибудь из мелких на руки и начинала прижимать к себе и обнимать.

Отец Василий пытался шутками и улыбками сбить эту женскую лихорадку, мешавшую спокойно заниматься вновь прибывшими, и тут на помощь ему неожиданно пришел новенький волонтер, Егор. Он остановил рукой Дину, когда она проносилась мимо с очередной коробкой конфет для маленьких беженцев:

– Послушай, милая. Притормози. Дело у меня к тебе есть. Срочное! Вопрос жизни и смерти.

Дина возмущенно посмотрела на грязную худую мужскую руку на своем плече и уже открыла рот, чтобы поставить на место этого человека. Но что-то в тембре голоса, в интонации и, самое главное, в кисти руки с вытатуированными басовым ключом и кусочком нотного стана заставило ее замереть. Она впилась глазами в запыленное морщинистое лицо мужчины и вдруг охнула и села мимо скамейки прямо на траву:

– Горыныч? Это ты? Горыныч!

Егор сел рядом с ней:

– Ну, слава Богу! Все-таки узнала же. А то я сам себя-то того уже и не помню толком. В зеркало не смотрюсь, а тут случайно глянул, как-то и не понравилось. Решил впредь глаза закрывать у зеркал-то. Ну, привет, Динка-Джаз. Ты в норме. Хотя корму, конечно, наела будь здоров. Капитан бы не одобрил…

И тут Динку прорвало. Она уткнулась в жутко вонючую защитную куртку Егора и… «разверзлися хляби небесные». Она ревела и ревела, промочив насквозь его серую футболку, потеряв возможность слитно произносить хоть одно слово, икая и хрюкая, она не помнила, чтобы когда-нибудь она выкамаривала что-то подобное. Но сейчас рядом с ней сидел человек из ее юности. Из мира, которого больше нет. Его и самого-то уже почти невозможно было узнать, так мало в нем осталось от той чудесной их общей жизни. Мира Динки-Джаза и Горыныча. Их студенческие клички были ни о чем и плотно забыты. Их студенческая любовь-дружба казалась наивной и смешной из тьмы прожитых лет. И все-таки он был жив, он был рядом.

И когда-то он был скрипачом в большой и веселой компании Капитана. И татухи они тогда вместе набили: он на руке, а она – на щиколотке. Он – басовый ключ, а она – скрипичный.

Много-много лет назад им обоим было по девятнадцать годков. Она только что со свистом выставила вон очередного воздыхателя. Воздыхатель ей нахамил. И Горыныч приперся ее утешать на правах близкого друга.

Динка, пританцовывая по комнате, рассказывала:

– Понимаешь, снова-здорово! Сидит и нудит: «Ты попользовалась мной и пошла дальше… Ну что тебе нужно? Что не так-то?» – Дина тогда мягко и насмешливо звенела голосом на разные лады и собирала чашки со стола. – «Что не так-то?… Что не так-то!… Что не так-то!?», ну, я и выставила его, он мне даже угрожать пытался, типа «Пожалеешь!» Пожалею… пожалеешь… пожалеем… – кружилась по комнате Динка.

Она знала это свое состояние, когда очередной претендент на нее, пришедший с серьезными намереньями, чтобы оформить и застолбить всё, что внутри переливалось и искрилось и чем она и так делилась совершенно бескорыстно, хватал пальцами воздух и очень злился, а у нее внутри возникал светящийся столп брызг, и она уже двигалась дальше, оставляя далеко позади растерянную мужскую фигуру. «Ты меня использовала!» – удивленно и обиженно звучало из-за поворота, но уже совсем ничего для нее не значило.

Егор со своей скрипочкой восторженно выслушал весь этот девичий позерский бред и потащил ее в рок-кабаре к Дидурову. Подвальное помещение в районе кинотеатра «Ударник» уже стало культовым в андеграундной тусовке набухшей переменами Москвы конца восьмидесятых. Егор считал Динку талантливой поэтессой и договорился познакомить с ее стихами местных заправил…

Из того вечернего выступления ей запомнились какой-то мальчик с гитарой цвета хаки и бессовестно синие глаза Дидурова, который, конечно же, сразу предложил перенести прослушивание девичьих виршей к нему на дачу, поскольку в кабаре трудно сосредоточиться. Это было скучно и предсказуемо. Дидуров был толст, пьян и понятно похотлив.

Про свои стихи она и так знала – ничего особенного, просто повод позиционирования в тусе. Энергии и потоков в этом зале не наблюдалось вовсе. Егор рассосался куда-то за сцену. Дина двинулась к выходу.

– Капитан! Разрешите представиться, я Капитан! – очень худенький парень с огромными глазами выткался прямо перед девушкой в портвейновых парах дидуровского кабаре. – Вы же Река? Я правильно почувствовал! Меня тянет к водным стихиям! Профессиональное!

Это был Сергей Курехин. Исток Динкиных потоков. С этого знакомства в разгар Перестройки