Дьявольские наслаждения - Джиллиан Хантер

Это была его брачная ночь.

Он старался не думать о покойном муже Эммы. Конечно, мелочно и нечестно ревновать к тому, кто уже умер.

Эйдриан был человеком действия, человеком, которого жизнь научила выживать. И теперь, чтобы выжить, ему необходима Эмма. Пусть это говорит о его слабости — ему все равно. Она для него — тепло свечи в зимней мгле. Ему ничто не нужно и никто не нужен, кроме нее.

Он снял фрак, а она скрылась за ширмой, чтобы умыться. Эйдриан открыл дверцу шкафа и заглянул внутрь, потом подошел к окну и посмотрел вниз — не видно ли карет?

Эмма высунула голову из-за ширмы и удивилась:

— Уж не хочешь ли ты признаться в нашу брачную ночь, что ты шпион?..

— Я проверяю, не прячутся ли где-нибудь твои братья.

— О Господи! Ты что, их нашел? — воскликнула она.

Он засмеялся:

— Нет.

— Слава Богу. Не поможешь мне? Не могу расстегнуть последний крючок. — Она появилась из-за ширмы с распущенными золотыми волосами и повернулась к нему спиной.

— Конечно. — Сердце у него сильно забилось. Он притворился, что никак не может справиться с застежкой, а на самом деле едва сдерживался, чтобы просто не вырвать крючок.

— Осторожно. — Она повернула к нему голову. — Материя очень тонкая и…

Он положил обе руки ей на плечи и решительным жестом сорвал платье из дорогой ткани, прошитой серебряными нитями. Та же участь постигла и нижнее шелковое белье. Эмма пыталась протестовать.

— Эйдриан, это мое подвенечное платье!

— Ты же не собираешься снова его надевать, — пробормотал он, понимая, что это его не оправдывает.

— А наши дети? — негодовала Эмма. — Если я захочу передать это платье дочери? Ты подумал о том, что у нас может быть дочь?

Он погладил ее обнаженные плечи.

— Я только об этом и думаю. — И прошептал, наклонив к ней голову: — Если у нас будет дочь, то, надеюсь, точно такая, как ты.

— Эйдриан, — прошептала она в ответ, — я всегда хотела иметь детей.

Он улыбнулся и, подхватив на руки, отнес в постель.

— Подари мне прелестных дочек, которые будут похожи на их мать. Подари мне сыновей. Подари мне себя, Эмма.

Она смотрела, как он нетерпеливо сдергивает с себя одежду, и, помимо воли, ее охватило возбуждение. Она не могла отвести глаз от его наготы и видела, что он это заметил. Если бы покойный муж застал ее наблюдающей за тем, как он раздевается, то быстро бы прикрыл интимные места платком.

Эйдриан же, этот бесстыжий и свободный от предрассудков авантюрист, потянулся и выгнул спину, показывая ей свое потрясающее тело.

— Господи, до чего же тесная одежда, — пробормотал он, не сводя полуприкрытых глаз с ее лица.

Она лизнула уголки губ.

— Я понимаю почему. — И невинным тоном спросила: — А ты не хочешь прикрыться? Шейным платком, например?

Он засмеялся и прижал ее к себе.

— Завязать вокруг бедер? — шутливо произнес он, целуя ее. — Для этого тоже есть определенные правила?

У нее замерло сердце, потому что его твердая мужская плоть упиралась ей в живот.

— Не думаю.

— Какое облегчение! Потому что, когда дело касается невоспитанности…

Эмма уткнулась лицом в подушку, чтобы он не услышал ее стона. Но любая попытка скрыть от мужа свое нарастающее возбуждение была обречена на неудачу. Он осыпал поцелуями ее грудь, а у нее стянуло живот. «Господи, прости меня, — мысленно произнесла Эмма, — но я веду себя, как сластолюбивая Венера».

— Если мне предстоит обучать тебя манерам джентльмена, — со вздохом сказала она, — то нам придется начать с наблюдения за твоим ужасающим поведением.

Он усмехнулся:

— Уж в чем, а в этом, по моему скромному мнению, я весьма преуспел.

Она приподнялась на локте. Грудь у нее пылала от его жарких поцелуев.

— Тогда покажи, чтобы мы могли начать обучение. Он просунул язык между ее губ и стал ласкать ей рот, вызывая у нее новый прилив желания. Эмма вцепилась пальцами ему в спину, в упругие ягодицы.

— Я весь горю, Эмма. Твои прикосновения…

— Тогда можно мне…

Она не успела закончить, как он все понял и приподнялся. Она ощутила в своей маленькой ладошке его огромный член и осторожно погладила.

У Эйдриана дрогнули плечи, затем он выгнул спину, показывая свою радость от ее легкого касания. В ответ она встала на колени и прижалась лицом к его груди.

— Никогда я не жаждал женской ласки и нежности, как твоей, жена моя, — с хрипом вырвалось у него.

— А я никогда не хотела вот так коснуться мужчины, — прошептала она в ответ. — Но признаюсь, если ты сию минуту не продолжишь своего ужасного поведения, то я…

Он потянул ее на себя, и она оказалась под ним. Лоно у нее пульсировало с такой силой, что казалось, вот-вот разорвется. Она развела бедра. Он понял и принял ее призыв. Тайна, сладкая тайна мужской силы снова была готова открыться для нее. И она тоже сильна, сильна своей слабостью, подчиненностью его силе.

Когда, наконец, она ощутила эту силу у себя внутри, в голове пронеслось: как чудесно быть не только женой, но и дамой с некоторым опытом, сознающей, что даже для внешнего приличия есть свое время и место.

Как и для страсти.

Новобрачные проспали бы все утро, если бы Бонес, камердинер Эйдриана, не поставил к дверям поднос с обильным завтраком вкупе с подарками и визитными карточками с поздравлениями.

Недовольно ворча, Эйдриан открыл дверь, но Эмма мягко попеняла ему на неблагодарность.

Ей всего три раза в жизни подавали завтрак в постель. Правда, она не хотела, чтобы это вошло в привычку.

— Не могу сказать, что мне очень удобно завтракать без одежды, — сказала она, а он довольно улыбнулся и положил ей в рот дольку испанского апельсина.

— Ты на редкость скандальная молодая дама. Должно быть, поэтому я в тебя влюбился, — шутливо произнес он.

— Не вздумай сказать это своему отцу, когда будешь представлять меня ему.

— Яне тороплюсь и не горю желанием это сделать.

— Так я и поняла. Но тебе никуда не деться от неизбежного, и ты не обретешь душевного покоя, пока не покончишь с этим.

— Вот что неизбежно. — Он просунул руки под ее голые бедра, и она оказалась под ним.

Снова раздался стук в дверь. На этот раз Бонес был так взволнован, что Эйдриан не стал его прогонять.

— Это ваш брат, милорд. Я взял на себя смелость впустить его. Он сказал, что не уйдет, не встретившись с вами.

— Мой брат? — не поверил Эйдриан. — Бонес, ты уверен?

Эмма села и с возмущением сказала:

— Он, скорее всего, ошибся. Только у моих братьев хватит наглости прервать завтрак в первое же утро нашего медового месяца. Кто именно из негодяев заявился, и что у него за оправдание на этот раз?