Волк среди волков - Ханс Фаллада

- Все видели слизняков. Возьмите бутылку, нет, вон ту!

Штудман с равнодушным видом взял бутылку, посмотрел ее на свет. Он абсолютно уверен, что в шампанском ничего нет и что гостю это известно не хуже, чем ему. Он обманул каким-нибудь трюком коридорного и Тухмана - с какою целью, Штудман еще не знает, но не замедлит узнать.

- Осторожно, господин директор! - крикнул на этот раз коридорный Зюскинд, и Штудман обернулся. Но уже опоздал.

Разглядывая бутылку, Штудман отвел глаза от приезжего. Непостижимо тихо тот проскользнул из кровати прямо к двери, запер ее и теперь стоял там с ключом в одной руке и с пистолетом в другой, поднятой вверх.

Штудман не один год провел на фронте, направленное в него дуло пистолета не могло сразу вывести его из равновесия. Его больше испугало выражение ненависти и безысходного отчаяния на лице загадочного незнакомца. Это лицо было сейчас вполне спокойным, на нем не было никакой гримасы - скорее улыбка, злобно-насмешливая улыбка.

- Что это значит? - спросил коротко Штудман.

- Это значит, - сказал тихо, но очень отчетливо приезжий, - что здесь командую я! Кто не слушается, застрелю!

- Вы хотите отнять у нас деньги? Стоит ли? Для вас это такой пустяк! Вы разве не барон фон Берген?

- Коридорный! - сказал незнакомец. Он стоял великолепный, в пурпуровой, затканной желтым пижаме, слишком роскошной для его желтого, больного лица.

- Коридорный, налейте в семь бокалов коньяк. Я считаю до трех. Кто не выпьет, получит пулю в лоб. Ну, готово?!

Устремив на господина Штудмана молящий о помощи взгляд, Зюскинд приготовился наливать согласно приказу.

- Что за шутки? - недовольно спросил Штудман.

- Извольте выпить! - приказал гостеприимный гость. - Раз... два... три! Пейте!! Слышите? Вы должны выпить!

Он опять перешел на крик.

Все смотрели на Штудмана, Штудман медлил. Незнакомец крикнул еще раз:

- Пейте! До дна! - и выстрелил. Закричали не только женщины. Будь Штудман один, он мог бы отважиться на борьбу с незнакомцем, но забота о растерявшихся слугах, о репутации гостиницы требовала осмотрительности.

Он обернулся, сказал спокойно:

- Что ж, пейте! - Поглядел с подбадривающей улыбкой в испуганные лица слуг и выпил сам.

Коньяк в бокале для шампанского - потребуется несколько очень больших глотков. Штудман быстро осушил свой бокал, но он слышал, как другие за его спиной давились и фыркали.

- Пить до дна! - задиристо приказал незнакомец. - Кто не выпьет, будет расстрелян.

Штудман не решался обернуться, ему нельзя было отвести глаза от незнакомца; он все надеялся, что тот на мгновение отвлечется и тогда можно будет отобрать у него оружие.

- Вы стреляли в потолок, - сказал он вежливо. - Благодарю за осторожность. Могу я теперь узнать, зачем вам нужно поить нас допьяна?

- Для меня важно не пристрелить вас, хоть и это было бы мне нипочем. Для меня важно, чтобы вы напились. Никто не уйдет живым из комнаты, пока здесь не будет выпито все до капли. Кельнер, налейте теперь шампанское!

- Прекрасно, - сказал Штудман, которому важно было поддерживать разговор. - Это я уже себе уяснил. Мне только интересно было бы узнать, почему мы должны напиться?

- Потому что я хочу позабавиться. Пейте!

Чья-то рука сунула в руку Штудмана через его плечо бокал с шампанским. Он выпил, затем сказал:

- Значит, потому, что это вам в забаву. - И с напускным равнодушием: Полагаю, вам известно, что вы душевнобольной?

- Я уже шесть лет, как под опекой и посажен на цепь, - сказал так же равнодушно гость. - Кельнер, теперь опять... ну, скажем, по полстакана коньяку. - И словно в пояснение: - Я не хочу слишком торопиться, удовольствие надо растянуть. - И опять равнодушное пояснение: - На фронте я не мог выносить стрельбу, все стреляли только в меня. С тех пор стреляю я один. Пейте!

Штудман выпил. Он почувствовал, как алкоголь легким туманом затянул его мозг. Уголком глаза, не поворачивая головы, он видел, как коридорный Зюскинд проскользнул в другой конец комнаты, крадется к двери в ванную. Но барон тоже это увидел.

- К сожалению, заперто, - сказал он с улыбкой, и Зюскинд, огорченно пожав плечами, снова исчез из поля зрения своего шефа.

Потом Штудман услышал, как одна из женщин тихо взвизгнула за его спиной и как зашушукались мужчины. "Осторожно, старший лейтенант! Осторожно!" прозвучало в нем, и в голове у него опять прояснилось.

- Понимаю, - сказал он. - Но как же мы удостоились чести пить с вами здесь, в отеле, когда вы содержитесь в учреждении закрытого типа?

- Сбежал! - коротко рассмеялся барон. - Они там такие губошлепы. Вот будет ругаться старик, тайный советник, когда меня опять изловит. Я, между прочим, успел наделать приятных дел, не говоря уже о стороже, которого я стукнул по кумполу... Что-то медленно у нас идет, - буркнул он вдруг. Слишком медленно. Еще коньяку, кельнер. По полному бокалу!

- Я попросил бы шампанского, - рискнул возразить Штудман.

Но это был ложный шаг.

- Коньяку! - закричал тем свирепее гость. - Коньяку!.. Кто не выпьет коньяку, пристрелю!.. Мне все равно, - многозначительно обратился он к Штудману. - У меня графа пятьдесят первая, мне ничего не будет. Я дворянин, имперский барон фон Берген. Ни один полицейский не посмеет ко мне прикоснуться. Я душевнобольной... Пейте!

"Это добром не кончится, - думал в отчаянии Штудман, в то время как маслянистая жидкость медленно лилась ему в горло. - Бабы там сзади уже хихикают и смеются. Через пять минут он и меня доведет до такого состояния, какое ему нужно, и будет любоваться, как здоровые, точно обезумевшие скоты, ползают на четвереньках перед душевнобольным. Надо уловить момент..." - Напрасная надежда. Неотступно внимательный, сумасшедший стоял у двери, готовый нажать взведенный курок, и не допускал ни единой оплошности.

- Наливайте! - приказал он опять. - По бокалу шампанского, чтобы освежить рот.

- Правильно, хозяин, правильно! - воскликнул кто-то; кажется, лифтер. Остальные одобрительно рассмеялись.

- Вы дворянин и рыцарь, - снова пробует Штудман. - Вношу предложение выпустить из комнаты хотя бы обеих женщин. Из нас же остальных никто не попробует тем временем выйти, даю вам честное слово...

- Выгнать дам?.. Не пройдет! - запротестовали сзади. - Верно, Миццекен? Мы не каждый день так мило и благородно веселимся...

- Слышите? - улыбнулся насмешливо барон. - Пейте!.. Теперь опять коньяку. Садитесь же, наконец! Так, хорошо, на диван. Впрочем, можно и на кровать! Вы тоже сядьте, любезный господин директор! Живо! Думаете, я шучу? Стреляю! Вот! - Раздался выстрел. Крики. - Так... выпейте сперва еще. Теперь устраивайтесь, как вам удобней. Сюртуки на стулья, воротнички долой, а ты, девочка, скинь фартук... Да, можете спокойно снять и блузки...

- Господин барон! - возмутился Штудман. - Мы не в борделе. Я отказываюсь...

И при этом он чувствует, что под влиянием спирта воля и действия у него идут вразброд: сюртук уже висит на спинке кресла, он развязывает галстук...

- Я отказываюсь... - еще раз слабо возражает он.

- Пейте! - закричал барон. И насмешливо: - Через пять минут вы перестанете отказываться. А теперь шампанского!

Раздался грохот, звон разбитого стекла. Коридорный Зюскинд повалился поперек стола, потом упал на пол. Он лежал и хрипел, по-видимому, без чувств...

Заведующий винным погребом сидел на кровати и смеялся, тиская толстой лапой грудь девицы. Немолодая уборщица обняла одной рукой мальчишку-лифтера, другой - боя; она раскраснелась и, казалось, уже ничего вокруг себя не видела.

- Извольте пить! - бесновался сумасшедший. - Теперь вы, господин, наливайте! Шампанского!

"Еще три минуты, и я пропал, - подумал Штудман, потянувшись за бутылкой. - Через три минуты я буду не в лучшем виде, чем остальные..."

Он почувствовал в руке холодное и твердое горлышко бутылки, и вдруг в голове у него совершенно прояснилось.

"Это же так легко..." - подумал он.

Бутылка с шампанским обернулась ручной гранатой. Он отступил и сплеча запустил бутылку в голову господина в красном. Прыгнул сам вслед за ней.

Барон выронил ключ и пистолет, повалился, закричал:

- Вы ничего не смеете со мной делать! Я душевнобольной! Я по графе пятьдесят первой! Не бейте меня, не надо, вас привлекут к ответу! У меня есть свидетельство на право охоты!

А фон Штудман в пьяном азарте без устали колотил злосчастного безумца и думал между тем, все больше свирепея: "Как это я попал впросак! Он же просто трус, из тех, что на фронте кладут в штаны при звуке барабана! Мне бы с первой же минуты съездить его по морде!"

Потом ему стало противно лупить и лупить это мягкое, трусливое, хнычущее существо, он увидел рядом на полу ключ, поднял его, встал, шатаясь, отпер дверь и вышел в коридор.

Толпившиеся в холле посетители, которых загнала сюда разрешившаяся ливнем гроза, затряслись в перепуге, когда увидали наверху, на широкой, застланной красными дорожками парадной лестнице шатающегося мужчину в одном жилете, в разодранной рубашке и с окровавленным лицом. Сперва его заметило только несколько человек, и среди них водворилась выжидательная тишина; а там стали оборачиваться и другие и пялить глаза, точно не веря себе.