Маньчжурские стрелки - Богдан Сушинский

«Мы догоняем войну, а война догоняет нас, — старательно выискивал Курбатов окулярами бинокля хоть какие-то признаки жизни на этом омертвевшем предвечернем берегу. — Создается впечатление, что мы появились у Дона, словно возродившиеся из небытия половцы. Там, за Доном, недавно сожженная неким неведомым врагом русичей земля, по которой теперь уже нам придется пройтись огнем и мечом».

Пока они пробирались Сибирью и потом, от Урала до Волги, — все воспринималось по-иному. Они шли но территории, занятой красными, где безраздельно господствовали партийные бонзы и агенты НКВД, и потому имели полное право, даже обязаны были сражаться. Но с тех пор, как группа вступила в полосу недавних боев, где в каждом селе всяк уцелевший молился на красноармейцев как на спасителей, Курбатов вдруг почувствовал, что отряд его маньчжурских стрелков, по существу, превратился в некий тыловой придаток откатывавшейся к Карпатам и Дунаю германской армии. И воспринимают их рейд, в лучшем случае, как отход осатаневшей группы переодетых полицаев, которых ненавидели пуще немцев лютой ненавистью.

Но что он, Курбатов, мог предпринять? Приказать группе вернуться в Маньчжурию? Он никогда не отдаст такого приказа. А если отдаст — его не выполнят. Что еще в его арсенале? Сдаться коммунистам? Но это значит не только самим пойти на гибель, но и дать красным повод утверждать, что Белое движение окончательно деморализовано. Отказаться от вооруженной борьбы с властью и перейти ни нелегальное положение? Превратиться в шайку уголовников?

«Что ты занервничал? — решительно осадил себя Курбатов, еще раз осматривая излучину реки. — Что произошло? Увидел руины, оставленные немцами? А сколько руин оставили на этой земле коммунисты? Германца русский народ, конечно, разобьет, но свободным он станет лишь тогда, когда освободит свою землю от жидобольшевиков, восстановит храмы и разрушит концлагеря… Ты пришел сюда сражаться — так сражайся же! Вся Россия перед тобой, и каждое поле ее — поле сражения».

Подполковник не знал, о чем думает каждый из его легионеров. Но отлично понимал: они ни в коем случае не должны знать, о чем думает он. После того как отряд раскололся и группа подполковника Иволгина осталась по ту сторону Волги, Курбатов поставил условие: за все время следования — никаких воспоминаний, никаких душевных самоистязаний, никакой доморощенной слюнявой философии. Они нацелены только на схватку с врагом и в разговорах обмениваются только тем, чем необходимо обмениваться перед очередной операцией.

Князь отдавал себе отчет в том, что сохранить группу, поддержать ее боеспособность он мог, только удерживая ее на грани воинского самоотречения. Вот почему на каждую схватку настраивал себя и своих легионеров, как на бой гладиаторов.

— Справа от нас — остатки переправы, — вернулся он к своим бойцам тем прежним, несгибаемым князем Курбатовым, каким они его знали. — Сейчас мы спустимся туда и сколотим плот…

— Если будет из чего. — лениво проворчал Радчук.

— Я сказал: мы спустимся к переправе и смастерим плот. К ночи мы должны переправиться через Дон и хотя бы километров на двадцать уйти от него в сторону Украины. Входить в Украину будем севернее Харькова, где начинаются леса Сумщины, — возрождал он в памяти данные карты. — Если во время оккупации этого края немцами там действовала целая партизанская армия, сможем действовать и мы.

— Есть ли смысл идти в Украину? — спросил Власевич, неохотно поднимаясь со своего тронного пня. — Не лучше ли спуститься вниз по Дону да попробовать поднять казачков? Вспомните старика-казака, что показывал дорогу сюда. Целые отряды казаков с Дона и Терека против коммунистов пошли. Значит, жива еще вольница, жива!

Курбатов молча смерил поручика оценивающим взглядом, как бы прикидывая, способен ли он, в самом деле, остаться здесь, чтобы поднять казаков, и, так и не утвердившись в окончательном мнении, приказал:

— К переправе, поручик, к переправе…

Солнце уже клонилось к закату, охлаждая и без того холодноватую донскую воду. Хотя сапоги и одежда уже основательно промокли, стрелков это не останавливало. Не имея никаких инструментов, они тем не менее отрывали от настила бревна и вязали их кусками проволоки или сбивали поперечинами, используя ржавые гвозди, которые удавалось извлекать из колод. Затем Власевич принес четыре небольших вязки камыша, а Радчук превратил куски досок из бортов разбомбленной машины в весла — и плот можно было спускать на воду.

— Красные! — неожиданно разрушил эту созидательную идиллию капитан Кульчицкий, отправившийся на вершину ближайшего холма, чтобы там, у полузасыпанных окопов, поискать еще что-либо подходящее. — На машине. Человек десять! — сообщил он, сбегая к реке. — Движутся сюда.

Гул мотора уже доносился из-за перелеска, но у диверсантов еще оставалось несколько минут. Курбатов не сомневался, что эти, на машине, едут по их душу. Но что можно было предпринять? Они еще успели бы столкнуть плот на воду, однако он способен был удержать максимум троих. Ведь рассчитывали-то преодолеть реку за две ходки.

— Бери двоих, командир, и отходи, — предложил Власевич, пристраиваясь со своим карабином у подбитого немецкого танка. — Мы с Радчуком прикроем.

— Поздно, на плаву перестреляют. Радчук, за мной! Обойдем их по кромке берега и попробуем ударить с тыла. А вы подпускайте поближе…

— Только то и делаем, что подпускаем поближе. — заверил его Власевич.

16

Очевидно, это пришел по свою погибель какой-то отряд самообороны или местные истребители… Пробираясь по оврагу к машине, Курбатов видел, что высадившиеся из нее мужики были одеты в какое-то полувоенное отрепье и пребывали в том возрасте, в котором уже и в ополчение принимают неохотно. И только однорукий, что командовал ими, выглядел совсем молодо, судя по всему, списанный подчистую сержант.

— Вон тамычки, у тех бугорков, залечь! — сипловатым голосом командовал он своим воинством. — Я их сам проверю. Может, и не диверсанты они вовсе.

— Как узнаешь-то? — поинтересовался один из истребителей. — Думаешь, они без документа? Так они тебе и скажут! А документ — он завсегда при них…

Переговариваясь, мужички прошли в трех шагах от засевших стрелков — гурьбой, словно поспешили в питейную лавку за несколько минут до ее закрытия.

— Гранат у них наверняка нет, — прошептал Радчук.

— Дробовиками воюют, — презрительно поддержал Курбатов. — Надо бы убрать водителя, чтобы ни один не сумел вернуться. — И, тронув поручика за плечо, указал рукой на вышедшего из кабины шофера.

Вначале ему показалось, что тот намерен был догонять истребителей, но водитель замялся, положил винтовку назад, на сиденье машины, а сам уселся на холмик рядом с приоткрытой дверцей.

Князь давно наслышан был об особом пластунском таланте Радчука, но лишь теперь ему представилась возможность лично убедиться в нем. Буквально на глазах у водителя штабс-капитан преодолел открытую часть перелеска, по-кошачьи подкрался к борту и предстал перед мужичком в замасленной кожаной тужурке в то мгновение, когда тот уже не мог не то что дотянуться до винтовки, но даже сообразить, откуда появился перед ним этот «красноармеец».

— Тих-хо! — негромко, но властно скомандовал ему Радчук. — Ложись! Лицом вниз.

Когда еще через мгновение с этим воякой было покончено, подоспевший Курбатов сел за руль, и они не спеша двинулись догонять жиденькую цепь истребителей.

Преодолев перелесок, диверсанты выехали на равнину и лишь тогда услышали первый винтовочный выстрел.

— Власевич, — без труда определил Курбатов, видя, как храбро поднявшийся на холм однорукий командир истребителей упал навзничь и покатился по склону. — Первая ставка смертельной рулетки поручика.

— Осенняя охота на рябчиков в разгаре, — язвительно поддержал его Радчук. — Подгоняйте машину поближе — и бьем дуплетом.

Уже со временем Курбатов и сам понял, что их поведение в этой стычке было демонстрацией безумия. Но тогда он, похоже, поддался гипнозу слов Радчука. Считая, что за рулем машины сидит свой, истребители восприняли ее появление как пехотинцы — появление на поле боя танка. Двое бросились к ней, чтобы укрыться за кузовом, еще один, не разобравшись, что к чему, вскочил на подножку рядом с Курбатовым, приказывая повернуть назад. Но князь расчетливо выстрелил в него из пистолета, а Радчук тотчас же ногой открыл дверцу и уложил еще одного из приблизившихся истребителей.

Дальше они прорывались к переправе буквально через частокол стволов. Правой рукой Курбатов пытался удержать в колее машину, левой отстреливался из пистолета, а когда машина окончательно увязла в глинистой рытвине, выбросился на обочину и, перекатившись поближе к подбитому танку, метнул в приближавшихся истребителей гранату. Сообразив, что произошло, Тирбах и Кульчицкий ринулись ему на помощь. И только Власевич остался в своем укрытии, поражая каждого, кто пытался приблизиться к командиру.