Там, на войне - Теодор Вульфович

С одной стороны — изрядное свинство: подставлять под удар воюющего рядом, даже если он дал осечку. Но с другой — «не стучи на соратника, не суй его головой в петлю. Из трибунала не выберешься». А то ведь до чего дошло: своих остерегаешься больше, чем врага смертельного! Так тоже нельзя.

Ну, это я в наше оправдание, а тогда, там, мы с одной стороны чувствовали себя полными победителями, а с другой — пока я возился с шифровкой и передавал радиограмму, моё состояние ухудшалось с каждой минутой, и не как-нибудь, а обвально.

Почему я не рассказываю, что в это время делал Петро Романченко? Да потому что этот выразительный хохол скромно братался с местным населением, тем самым, у которого мы сожгли большущую ригу, воспользовались ею как светильником. Кстати, рига уже догорала, всё еще слегка подсвечивая окрестности. Спасибо, что ветра не было, а то огонь мог бы перекинуться на соседние постройки… Теперь Петро глушил хозяйский самогон-первач и продолжал раскатисто громко смеяться, рассказывал хозяевам про то, как вылетел ствол пулемёта, как весело мы зажгли их злополучную ригу, как Тиша не стрелял потому, что двумя руками держался за задницу.

— За чью? — крайне заинтересованно спросил хозяин.

— То-то и оно! Если бы… а то ведь за свою. Собственную!

Уж его-то, страдальца, они накачали до стадии полного обезболивания.

Я тоже выпил и всё ждал: может, перестану зябнуть, ослабнет колотун… Но, хотя самогон был вполне качественный, мне он нисколечко не помог.

Мы ждали приказа немедленно двинуться вперёд, но для этого кто-то должен был подменить нас, чтобы оставить село за собой. А то ведь следом придут из второго эшелона и доложат, что село взяли они. И в приказе тиснут. Тут уж никому ничего не докажешь. Везде, повсюду мошенничество, интриги, подлог. При чём тут село, когда прохиндеи целые города оттяпывали у боевых подразделений и ордена-медали получали за несовершённые подвиги — всё дело в том, кто первый доложил, зафиксировав победу в приказе.

Холодало быстро, из охранения по одному забегали погреться, заодно можно было хлебнуть глоток-другой (но не больше). Нам сообщили, что в передовом отряде никакого шевеления нет и в помине. Я усадил за рацию одного из своих разведчиков, а сам плотно укутался в брезент на броне рядом с башней: мол, «как только эфир встрепенётся, сразу окликни». Мне уже было совсем невмоготу. Хотелось прислониться хоть куда, лишь бы не стоять, не сидеть, даже не лежать, а витать в пространстве. И это было не от самогона, ни в малой степени… Отнюдь… Упаси, спаси — просто земля вспучивалась, вставала дыбом и медленно плыла мне навстречу…

А в кругу главного командования на самом-то деле происходило нечто невразумительное. Только узнал всё это я гораздо позднее. На передовом командном пункте находились командарм Лелюшенко (генерал малодисциплинированный и с очень плохой нервной системой, зато отчаянно храбрый), командир нашего танкового корпуса Евтихий Белов (тоже генерал, но человек размеренный и спокойный) и все те, кому следовало околачиваться возле них, одним словом, устроители и управители боя, совершенно уверенные в том, что всё это гигантское сражение катится исключительно их титаническими усилиями и не имеет права задержаться хоть на минуту. Любая неудача, затык или откат есть искажение их грандиозного замысла, не говоря уже о гениальных установках штаба фронта, Генштаба и самого Верховного!..

Дорогой мой Нерославский (гвардии старший лейтенант) сделал своё дело и задержал радиограмму ровно настолько, насколько смог. Мы тем временем переползли через деревянный шаткий мосток, вышибли вражеских артиллеристов с их боевой позиции и, уж извините, захватили немалое село. На стол командующего легли сразу две радиограммы. Одновременно: «Разведка болтается у меня под ногами и бездействует…» и «Нахожусь центре села Остапе (координаты). Танков Фомичева нет. Жду подкрепления». Лелюшенко завопил (а он умел это делать):

— Где, где правда? Одна радиограмма перечеркивает другую!!

Наш командир батальона Беклемишев оказался поблизости, его тут же вызвали к командарму.

— Вот, полюбуйся. Кому верить?.. Как тут воевать?! Это твои лоботрясы?

— Так точно — мои. Верить моим.

— Почему? (так-перетак!!) Почему?! (перетак-вот так!!)

Беклемишев, человек рассудительный, внятный и не матерщинник, отвечал:

— Потому что в разведке находится мой представитель. Раз он сообщает: «Мы в Остапе», значит, они там. И ждут подкрепления.

— Ты понимаешь, что…?

— Понимаю, товарищ командующий. Если грамотный офицер передает координаты и кодовое название населенного пункта, значит, так оно и есть.

— Его фамилия, звание?

Комбат назвал меня.

— Если что не так — трибунал! — рявкнул командующий.

— Трибунал, — согласился Беклемишев.

Вот так мы с командующим и познакомились.

— Отвечаешь головой! — любезно предупредил он комбата.

— Так точно. Головой. Подкрепление уже двинулось туда. Но разрешите обратиться с просьбой?

— Ну?

— Передовой отряд Фомичева находится рядом с ними — полтора-два километра. Пусть выдвинут туда хотя бы взвод танков и сколько-то автоматчиков. Разведка сможет двинуться вперёд. Пока не рассвело.

Командарм, хоть и был разъярён, тут же распорядился:

«Разведка взяла село Остапе. Немедленно выдвинуть туда надёжное подкрепление. За населённый пункт несёт ответственность подполковник Фомичев. Командарм Лелюшенко».

Вот и первая развязка. Первый результат. И кое с кем, кое в чем расквитались. Все должны знать и помнить: нельзя цеплять разведку — это закон. И… это чревато.

Оазис и постоянные перепады погоды

Лучше бы мне, наверное, умолчать о том, как посланцы из батальона появились с малой канистрой спирта (5литров) и возвестили, что задание на разведку выполнено: «Теперь подыщите надёжное укрытие — и три дня отдыха ваши, ровно трое суток с момента получения сообщения…» Извините, где это видано в оперативной глубине, в прорыве, где всё и вся в движении, где нет фронта и тыла, где терпящий бедствие противник мечется, колобродит и сам ищет укрытие понадёжней или вынюхивает тропы, чтобы хоть как-нибудь вырваться из окружения, а наступающие армии и все их подразделения то сами атакованы, то мечутся во внезапных окружениях, хрипят и харкают, хоть и считаются успешно продвигающимися вперёд к заветной цели! — где видано, чтобы посреди всего такого найти укрытие и… завалиться спать? Да ещё на трое суток!

Мы и впрямь почти не смыкали глаз, мы действительно понесли потери, мы жрали черт-те что, всухомятку и от случая к случаю. Нам повезло, нашлось-таки более или менее надёжное укрытие, но мы… да, мы посоветовались и объявили: никаких трёх суток не будет. Продуктов достаточно, кто хочет, варит, кто хочет, спит, спирт по двойной норме, сутки — и догоняем батальон. Нельзя сильно отрываться от основных сил. Да и неприлично… Протестов не было. Подранка Тимошу отправили с тем же посланцем на поиски госпиталя или хоть какой-нибудь санчасти.