Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С возмущенной критикой против Зубока выступил Блюменталь. «Жесткая критика, которую мы здесь слышали, является вполне уместной, и неправильно было выступление т. Зубока, который заявил о том, что здесь были враждебные выступления. Я таких враждебных выступлений не слышал… Но неправильным является постановка тов. Зубока, когда он попытался поставить определенные условия критикующим, когда он заявил, что для того, чтобы критиковать, необходимо знать хорошо»[638], — заявил оратор. Отметим, что это выступление как бы возвращало критику в привычное русло, поскольку опровергалось утверждение Зубока о том, что судить может только профессионал.
Слово дали и Ленчнер. Она признала уместность критики, но со многими упреками в свой адрес не согласилась. Затем выступил Нотович. Если раньше он пытался сопротивляться, то теперь каялся: «Трудность моего личного положения состояла в том, что я до вчерашнего вечера (скажу прямо и искренно) не осознал своей ошибки… Фальшивые ноты своего выступления я почувствовал тогда же. Я понял, что мое выступление расходится с моим же заявлением о том, что критика и самокритика помогут нам улучшить работу»[639]. Итак, что-то произошло прошлым вечером, причем явно после перерыва в заседании. Совершенно, очевидно, что с историком была проведена «воспитательная беседа», на него надавили. Это показывает, что активно использовалось и неформальное давление.
Ф. В. Потемкин выступил примирительно, указав, что многие речи были слишком эмоциональными. Последним говорил Деборин. Он вновь признал ошибки, но подчеркнул: «Среди нас нет врагов, а есть глубоко заблудившиеся товарищи, которые должны осознать в первую очередь всю серьезность своих ошибок»[640]. Итак, руководитель сектора четко следовал своей тактике признавать срывы, но не относить их на счет сознательных «идеологических диверсий», а квалифицировать как ошибки.
Подводя итоги заседанию, можно с уверенностью констатировать, что часть обвиненных сотрудников готовы были сопротивляться, отстаивая свою невиновность. Это явно не вписывалось в планы по организации кампании с целью поиска врагов и их морального подавления. Даже давление вне рамок заседаний оказывалось, видимо, не всегда действенным. Кто-то ломался, а кто-то держался.
3. Сектор Средних веков Института истории АН СССР
Не менее напряженно, хотя и с меньшим накалом страстей, прошло заседание сектора истории Средних веков, возглавляемого академиком Е. А. Косминским. В центре внимания оказались два сборника, подготовленные сектором, — «Византийский временник» и «Средние века».
Судьба этих изданий непроста и полна неожиданных поворотов. «Средние века» вышли из печати в 1946 г. и были посвящены памяти выдающегося отечественного медиевиста Д. М. Петрушевского. В сборник входили воспоминания об историке и очерки его жизни и творчества, а также исследовательские статьи. Авторами стали Р. Ю. Виппер, Е. А. Косминский, А. О. Неусыхин, С. В. Бахрушин, В. Ф. Семёнов, В. М. Лавровский, Н. А. Машкин, В. В. Стоклицкая-Терешкович, Н. П. Грацианский, С. А. Архангельский, Б. Ф. Поршнев и другие историки, составлявшие цвет советской медиевистики и антиковедения. Данное издание стало своеобразным смотром состояния отечественной медиевистики, элементом формирования корпоративной идентичности, шагом к классикации (возведению в статус классика[641]) учителя целого поколения. Е. А. Косминский даже утверждал, что Петрушевский воспитал нынешних историков-марксистов. Беда в том, что Д. М. Петрушевского[642] нельзя было назвать советским историком. Наоборот, его имя часто склонялось именно как пример отказа от марксизма и материалистического понимания исторического процесса[643]. Хорошо были известны его неокантианские взгляды.
На сборник была опубликована положительная рецензия З. Мосиной. Тем не менее, в конце отзыва можно было обнаружить и упреки. Так, рецензент не нашел в издании разоблачений западноевропейской историографии. Двусмысленно можно было истолковать и заключительную фразу: «Наконец, необходимо критически оценить то богатое наследство, которое содержится в трудах таких замечательных ученых, как Виноградов, Савин, Петрушевский, полностью определить с точки зрения марксизма-ленинизма то место, которое они занимают в развитии нашей исторической науки»[644]. Таким образом, с одной стороны, признавался большой вклад историков, а с другой, ставился вопрос об их оценке. То есть положительная оценка творчества Петрушевского, представленная в сборнике, не признавалась убедительной и правильной.
Не меньший резонанс вызвал первый том новой серии «Византийского временника», когда-то выходившего еще до революции и закрытого в 1927 г. Издание возобновили в 1947 г. Первый выпуск новой серии был посвящен 100-летию выдающегося византиниста Ф. И. Успенского. Специальные очерки о научном пути историка написали Б. Т. Горянов, Н. С. Лебедев и А. Г. Готалов-Готлиб, в сборнике была дана библиография трудов Ф. И. Успенского и литературы о нем, составленные С. Н. Каптеревым. Кроме того, давался отчет о Сессии Отделения истории и философии Академии наук СССР, посвященной памяти Ф. И. Успенского. Вообще половина издания оказалась посвящена историографическим вопросам, истории и состоянию византиноведения в мире и СССР.
Необходимо отметить, что публикация сборников, в которых отдавалась дань традициям дореволюционной науки, не являлась чем-то экстраординарным. Частичная реабилитация ранее нежелательных имен началась вместе с ослаблением идеологического пресса и появлением некоторой плюрализации еще в военное время. На этой же волне и произошла реабилитация византиноведения и славяноведения[645].
28 октября 1947 г. открылось специальное заседание группы по истории Византии, посвященное обсуждению первого тома «Византийского временника». Как и следовало ожидать, открыл его руководитель сектора Средних веков и византино-ведческой группы Е. А. Косминский. Он признал, что в сборнике слишком подчеркивается связь между дореволюционным и советским византиноведением, а различие не проведено отчетливо. Более того, «следовало также провести резкую грань между советским византиноведением и всей буржуазной исторической наукой»[646]. Серьезным недостатком было признано отсутствие отдела критики, где бы велась борьба против буржуазных теорий. Отсутствие таких статей было расценено как выбор редакцией «оборонительной» позиции по отношению к западной историографии, а необходимо было «наступать на идейно-политическую реакцию»[647].
Следом выступал заведующий сектором Фундаментальной библиотеки АН СССР К. Р. Симон. Он поддержал требование выделить отдел критики, заявив, что в византиноведении советские историки должны внимательно следить за работами зарубежных ученых и критически их анализировать. «Если почти вся современная буржуазная наука, за редким исключением, отличается реакционностью и антинаучностью…. то в трудах по византиноведению этот общий коренной порок буржуазной науки проявляется едва ли не с особенной яркостью»[648], — говорил К. Р. Симон. Ясно, что акцентирование на идеологической значимости такой, казалось бы, далекой от злобы
