Основы флирта с обнаженным оборотнем (ЛП) - Харпер Молли

— Для такого «нехоженого» места этот привал, видимо, пользуется большой популярностью. Ты всех девушек приводишь сюда? — Я с напускным подозрением прищурила глаза, стряхивая с плеч рюкзак.

— Только тех, кто знает о волчьих делах, — сказал Купер, складывая растопку в каменный круг. — То есть тебя и только тебя.

Я сбросила поклажу.

— Разве ты не посвящал своих подружек в «волчьи дела»?

Купер моргнул пару раз, словно я сейчас сморозила ужасную глупость.

— Не было у меня никаких подружек, а если и были, то ни с одной из них я не продержался достаточно долго, чтобы посвящать в «волчьи дела».

— Это что-то невероятное. И почему мы об этом раньше не говорили?

— Ты не спрашивала.

Я прокутила назад наши разговоры.

— А ведь верно. Никудышная я подружка.

— Ну, зато ты набрала дополнительные очки, вызволив мою ногу из медвежьего капкана. Такое нельзя не учитывать.

— О, благодарю тебя, Господи, за систему судейства с поправкой на прошлое. Только в этом случае я могу рассчитывать на победу.

Лагерь разбили на удивление быстро. Видимо, воспоминания о том, как родители часами плутали, выискивая открытые концертные площадки для кемпинга, расположенные по фэншую, исказили мое восприятие походной жизни. Толстый двойной спальный мешок заменил палатку. Пока я разворачивала мешок на безопасном расстоянии от костра, Купер без каких-либо комментариев достал туалетную бумагу и лопатку. Я предпочла до поры до времени не думать об этой напасти.

— Что теперь? — спросила я, пока уютно пылающий костер согревал мои босые ноги.

— Теперь я пойду на охоту, — ответил Купер.

У меня отвисла челюсть, но я тут же почувствовала себя глупо, поскольку не подумала о том, что Куперу придется добывать ужин. Иначе что мы будем есть? Он усмехнулся и, покопавшись в рюкзаке, достал пакеты с сосисками и булочками для хот-догов.

— Очень смешно, — проворчала я, шлепнув шутника по плечу. И хотя я понимала, что грядет нечто особенное, видеть проблески возвращения старого Купера было отчасти приятно. Казалось, он не столько боялся моей реакции, сколько никак не мог решиться на этот большой «разговор». Теперь, когда решение было принято, он мог и расслабиться.

— Будешь продолжать в том же духе, не получишь сморов, — пригрозил он, когда я направилась к краю поляны, чтобы набрать длинных палочек для поджаривания еды. Потом кое-как протерла находки и требовательно протянула руку за хот-догом.

— Я и сам могу приготовить, — заявил Купер теперь уже возмущенно.

— Мужчины почему-то вменили себе в обязанность готовить на свежем воздухе. — Я забрала у него пакет и нанизала сосиски. — Впрочем, игрек-хромосома изначально устроена так, что в нее заложен ген «чем зажаренее моя еда, тем я мужественнее». Я предпочитаю колбасные изделия, не утратившие ненатурально-красного нитратного цвета. Поэтому буду готовить сама, спасибо.

Купер надолго замолчал.

— Пытаешься найти скрытый смысл в словах «колбасные изделия»? — уличила я Купера, держа импровизированные шампуры над огнем.

— Ну да, ты же мне не оставила других занятий — проворчал он.

Мы съели неприлично много хот-догов и сморов, а затем предусмотрительно подвесили остатки еды и мусор на дерево в нескольких ярдах от спального мешка. Похолодало, я надела термобелье и толстые шерстяные носки, а вот Купер не тревожился о таких пустяках.

— Ну и как тебе? — спросил он, подтягивая меня к коленям и целуя в шею.

— Отдыхать на природе — все равно, что быть дома, только очень хлопотно.

— Для меня это тоже нелегко, знаешь ли, — проворчал он. — Я привык сидеть у костра среди разодетых упитанных чужаков, надуваться импортным пивом и делать вид, что смеюсь над их шутками.

— Тяжело же тебе приходится! — сказала я, утирая притворные слезы жалости.

Купер погрузился в молчание, забавляясь тем, что сплетал пальцы наших рук.

— Ты хотел поговорить. Давай поговорим.

Он откашлялся и отпустил мои руки. Я решительно схватила его за подбородок и заставила посмотреть мне в глаза. Глубоко вздохнув, он произнес:

— Прошел примерно год после того, как я стал альфой, и вот, как-то ночью, к нам нагрянула другая стая. Чужаки вытащили Мэгги из дома, и их альфа пригрозил, что если я не передам им контроль над долиной, то он прямо здесь, у меня на глазах, разорвет Мэгги горло. Эта стая пришла из предместий Ванкувера. Они иссушили свои земли до последней капли. Их альфе Джонасу ничего не оставалось, кроме как перебраться на более плодородные охотничьи угодья. До него дошел слух, что наша долина вполне пригодна для этих целей. Они немало потрудились, чтобы разведать обстановку: знали об уязвимых местах наших земель, расположение деревни, сколько в стае волков, способных сражаться, и что я не очень сильный альфа.

Купер вздохнул, нервно теребя мои рукава.

— Я стоял там, в лесу, окруженный семьей. И я смог придумать только предложить проходимцам место в долине. Разделить с ними наши земли. Джонас отверг мое предложение. Этот чертов ублюдок, державший мою сестренку за шею, так тряхнул Мэгги, что я до сих пор слышу, как клацнули ее зубы. Все выжидающе посмотрели на меня, словно я должен знать, как нам действовать дальше. И хуже всего было то, что Мэгги даже не испугалась — она знала, что ее старший брат все уладит. Я потерял свою чертову голову от страха, а Мэгги вроде как ухмылялась мне: мол, давай, Купер, вышвырни этого гада отсюда.

— И что же ты сделал?

— Ничего. Я просто окаменел. Выражение лица Мэгги, когда до нее дошло, что я понятия не имею, что делать… Я по сей день вижу в кошмарах это ее лицо. — Он вздрогнул. — Хочешь знать, чем все закончилось? Моя маленькая сестренка вцепилась зубами в руку Джонаса, врезала ему по яйцам и обозвала говнюком.

— Ничего себе! Даже не верится.

Он слабо улыбнулся.

— Она всегда была жестче меня. Но я — быстрее. И когда Джонас потянулся к ее горлу, я сумел перекинуться раньше Мэгги. Я помешал ему, но обе стаи начали превращаться, и уже ничто не могло остановить кровопролития. Мэгги никак не хотела отступиться от Джонаса. Она все бросалась и бросалась на него, сколько бы я ее ни удерживал. Сзади на меня обрушился другой волк, и я отвлекся. Тогда Джонасу удалось повалить Мэгги. Его зубы приближались к ее шее, и тут я сорвался. Одно из тех редких отчетливых воспоминаний, что хранит моя волчья память — это как я, не думая ни секунды, убиваю напавшего волка, отшвыриваю Джонаса от Мэгги, придавливаю его к земле и вырываю глотку.

Одно лишь воспоминание о той расправе заставило Купера побледнеть. Я сжала его руки, пытаясь вернуть в настоящее.

— А что случилось с другими волками той стаи?

— С одним расправилась Мэгги. Но остальных, всех по очереди, я убил сам. Кто-то из наших хотел мне помочь, но я не позволил. В чужой стае было двенадцать волков, и когда я опять обратился в человека, понял, что убил их. — Купер зарылся лицом в ладони, словно не мог взглянуть мне в глаза.

Я растерялась, не в силах понять, с чем это связано. Я потрясла его за плечо.

— Но разве это не здорово?

— Нет, не здорово! — завопил он.

— Ты спас сестру. Защитил дом и стаю. Не вижу в этом ничего плохого.

— Я убил людей, Мо! Да, конечно, порой у них вырастали клыки и шерсть, но они были людьми, такими же, как любой человек из моей стаи. Мужчинами и женщинами. И я убил их всех до одного. Что-то во мне способно на такие поступки. Я не мог пережить того, что сделал. Все твердили, что отец гордился бы мной, что я показал себя замечательным лидером. А я каждую ночь с криком просыпался от кошмаров. Все было напрасно. Я больше не мог находиться с родными. Не доверял себе рядом с ними. Я их не стоил.

Купер неотрывно смотрел на огонь, и губы его едва шевелились, когда он сказал:

— Мэгги могла бы простить мое замешательство. Забыть о том, как я убивал людей у нее на глазах. Но когда я не смог опять стать ее бестолковым старшим братом, она возненавидела меня. Она ненавидела меня за неспособность играть роль, на которую, очевидно, годилась лучше меня, за предательство стаи. Когда я уехал, она словно бы вздохнула с облегчением, потому что у нее появилась причина.