Английская лирика первой половины XVII века - неизвестен Автор

Не может хаос так преображаться,

Не могут женщины так наряжаться!

Он, чуден и тысячелик,

Меняет образ каждый миг:

То он приобретает ясный вид,

А то незрим и, словно дух, сокрыт.

Гора поддельных лондонских монет

Не столь обманчива, о нет;

Рисует гроздь Зевкис - в приманку птицам,

И мы прельстились обликом цветистым:

То вещь, ничтожную на вид,

Наш взгляд, как лупа, укрупнит,

А то, от вещи удалясь, наш взор

Сочтет звездой летящий метеор.

Ум - славный титул, выше всех наград,

Его любой присвоить рад,

И в умники у нас производимы

Премногие, как кардиналы в Риме.

И зря! - Сей титул не дают

Ни тем, кто тешит праздный люд,

Ни тем, чья речь цветиста, наконец:

Нет, истинный мудрец - всегда мудрец!

Нет, ум - не в том, кто свой бескровный стих

Вместит в пять стоп хромых;

Пусть всем душа, как нашим телом, правит,

А низшим силам - ум пределы ставит.

Встарь поэтический порыв

Сложил из камня стены Фив.

Но ныне нет чудес: ни городов

Стихами уж не сложишь, ни домов.

Нет, ум не сыплет блестки всякий раз:

Искусство - вне прикрас.

Считай - у тех в носу алмаз горит,

Кто беспрестанно шутит и острит!

Коль звезды густо и подряд

Висят, не различит их взгляд.

Так много их, что трудно нам смекнуть,

Что звезды составляют Млечный путь.

Ум - не в пустой игре созвучных слов:

К тому любой школяр готов.

Кто видит в этом ум - того прельстит

И анаграмма или акростих.

И пусть в стихах не прозвучит

То, что девиц ввергает в стыд:

Пусть автор, покраснев, такую грязь

Сожжет, своих читателей стыдясь.

Нет, ум - не в буйной сцене, где грозит

Сломать подмостки Баязид,

Не в виршах, где метафоры - в излишке,

Не в Сенеки прерывистой одышке,

Не в том, чтоб снова и опять

Друг другу все уподоблять ...

Так что ж есть ум, коль мы должны его

Чрез "не" определять, как Божество?

Ума творенье все в себе взрастит

И мирно совместит,

Так со зверьми в своем ковчеге Ной,

Вражды не зная, жизнью жил одной,

И так прообразы всего

(У малого - с большим родство)

Несмешанно соседствуют, чтоб в них,

Как в зеркале, был виден Божий лик.

Любовь, что двух сливает в одного,

Виновница того,

Что я тебя обидел: за себя

Тебя я принял и учил, любя.

Исправь пером, не обессудь,

Мой грех; а спросит кто-нибудь,

Что я поставлю в образец уму,

Твои стихи прочту в ответ ему!

Перевод Д. В. Щедровицкого

ЭПИКУРЕЕЦ

Пусть вино краснеет в чашах,

Роз венки - на кудрях наших!

Радуйтесь - веселье зыбко,

Как вина и роз улыбка!

Кто в венке из роз - тот смейся

Над златым венцом Гигеса!

День сей - наш: чего страшиться?

День сей - наш, и он вершится!

Так насладимся же им сами,

Пока побыть он хочет с нами!

Отгоним суету, тревоги:

Днем завтрашним - владеют боги!

Перевод Д. В. Щедровицкого

Эндрю Марвелл

МОЕМУ БЛАГОРОДНОМУ ДРУГУ МИСТЕРУ РИЧАРДУ ЛАВЛЕЙСУ НА КНИГУ ЕГО СТИХОВ

С тех давних пор, как с музой вы сдружились,

Век выродился, нравы изменились.

На каждом - духа общего печать:

Заразы времени не избежать!

Когда-то не было пути иного

К признанию, чем искреннее слово.

Был тот хвалим, кто не жалел похвал,

Кто не венчался лавром, а венчал.

Честь оказать считалось делом чести.

Но простодушье кануло без вести.

Увы, теперь другие времена,

В умах кипит гражданская война;

Признанье, славу добывают с бою,

Возвышен тот, кто всех сравнял с землею.

И каждый свежий цвет, и каждый плод

Завистливая гусеница жрет.

Я вижу этой саранчи скопленье,

Идущей на поэта в наступленье:

Пиявок, слухоловок и слепней,

Бумажных крыс, ночных нетопырей,

Злых цензоров, впивающихся в книгу,

Как бы ища преступную интригу

В любой строке, - язвительных судей,

Что всякой консистории лютей.

Всю желчь свою и злобу языкасту

Они обрушат на твою "Лукасту".

Забьет тревогу бдительный зоил:

Мол, ты свободу слова извратил.

Другой, глядишь, потребует ареста

Для книги, а певца - вернуть на место,

Зане со шпагой пел он красоту

И подписал петицию не ту.

Но лишь прекрасный пол о том узнает,

Что Лавлейсу опасность угрожает,

Их Лавлейсу, кумиру и певцу,

Таланту лучшему и храбрецу,

Сжимавшему так яро меч железный,

Так нежно - ручку женщины прелестной,

Они в атаку бросятся без лат

И своего поэта защитят.

А самая прекрасная меж ними,

Решив, что сам я - заодно с другими,

В меня вонзила взгляд острей клинка

(Ей ведомо, как эта боль сладка!).

"Нет! - я вскричал, - напрасно не казни ты,

Я насмерть лягу для его защиты!"

Но тот, кто взыскан славою, стоит

Превыше всех обид и всех защит.

Ему - мужей достойных одобренье

И милых нимф любовь и поклоненье.

Перевод Г. М. Кружкова

ЮНАЯ ЛЮБОВЬ

Ангел мой, иди сюда,

Дай тебя поцеловать:

В наши разные года

Нас не станут ревновать.

Хорошо к летам твоим

Старость пристегнуть шутя;

Без оглядки мы шалим,

Словно нянька и дитя.

Так резва и так юна,

Радость у тебя в крови;

Для греха ты зелена,

Но созрела для любви.

Разве только лишь быка

Просит в жертву Купидон?

С радостью, наверняка,

И ягненка примет он.

Ты увянешь, может быть,

Не отпраздновав расцвет;

Но умеющим любить

Не страшны угрозы лет.

Чем бы ни дразнило нас

Время - добрым или злым,

Предвосхитим добрый час

Или злой - опередим.

Дабы избежать вреда

От интриг и мятежей,

В колыбели иногда

Коронуют королей.

Так, друг друга увенчав,

Будем царствовать вдвоем,

А ревнующих держав

Притязания отметем!

Перевод Г. М. Кружкова

СКОРБЯЩАЯ

Скажи, отгадчик провиденья,

Ты, звездочет и книгочей:

Что значит Близнецов рожденье

В купели звездной сих очей?

Печаль, отяготив ресницы,

Застыла так, что зыбкий взор

Как будто в вышину стремится,

Небес приемля приговор.

И нарастает постепенно,

И разрешается в слезах,

Дабы росою драгоценной

Усопшего осыпать прах.

Но злоречивцы утверждают,

Что сей росе - не тяжко пасть:

Она лишь ночву увлажняет,

Чтоб заронить иную страсть.

В плену гордыни изнывая,

Она себе слезами льстит,

Сама трепещет, как Даная,

Сама, как дождь, благовестит.

Иные заключают дале:

Мол, так она поглощена

Надеждами, что все печали

Выбрасывает из окна.

Не платит долг воспоминанья

Тому, кто мертв и погребен,

А черни мечет подаянье,

Другого возводя на трон.

Как знать! Неведомая бездна

Слез этих горьких глубина.

Ловцам жемчужин бесполезно

Пытаться в ней достать до дна.

Пусть судят или осуждают

Не стану умножать обид:

Но, если женщина рыдает,

Я верю, что она скорбит.

Перевод Г. М. Кружкова

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛЮБВИ

Моя любовь ни с чем не схожа,

Как странно в мир пришла она,

У невозможности на ложе

Отчаяньем порождена!

Да, лишь отчаянье открыло

Мне эту даль и эту высь,

Куда надежде жидкокрылой

И в дерзких снах не занестись.

И я бы пролетел над бездной

И досягнуть бы цели мог,

Когда б не вбил свой клин железный

Меж нами самовластный рок.

За любящими с подозреньем

Ревнивый взор его следит:

Зане тиранству посрамленьем

Их единение грозит.

И вот он нас томит в разлуке,

Как полюса, разводит врозь;

Пусть целый мир любви и муки

Пронизывает наша ось,

Нам не сойтись, пока стихии

Твердь наземь не обрушат вдруг

И полусферы мировые

Не сплющатся в единый круг.

Ясны наклонных линий цели,

Им каждый угол - место встреч,

Но истинные параллели

На перекресток не завлечь.

Любовь, что нас и в разлученье

Назло фортуне единит,

Души с душою совпаденье

И расхождение планид.

Перевод Г. М. Кружкова

ГЛАЗА И СЛЕЗЫ

Сколь мудро это устроенье,

Что для рыданья и для зренья

Одной и той же парой глаз

Природа наградила нас.

Кумирам ложным взоры верят;

Лишь слезы, падая, измерят,

Как по отвесу и шнуру,

Превознесенное в миру.

Две капли, что печаль сначала

На зыбких чашах глаз качала,

Дабы отвесить их сполна,

Вот радостей моих цена.

Весь мир, вся жизнь с ее красами

Все растворяется слезами;

И плавится любой алмаз

В горячем тигле наших глаз.

Блуждая взорами по саду,

Везде ища себе усладу,

Из всех цветов, из всех красот

Что извлеку? - лишь слезный мед!

Так солнце мир огнем сжигает,

На элементы разлагает,

Чтоб, квинтэссенцию найдя,

Излить ее - струей дождя.