Мстители двенадцатого года - Валерий Гусев

У «отдельно стоящего дуба» взвод рассыпался. Донеслось: «Сабли вон! Сабли к атаке! Рысью — марш!».

Застучал, нарастая, дробный конский топот. Пронзил его тонкий заливистый свист. Взвод сменил аллюр, мчался галопом. Стремительно стелились над землей лошади, привстали на стременах всадники. Сверкали над их головами блестящие беспощадные клинки. Казалось, не остановят их напора ни пули, ни картечь, ни встречная атака.

— Молодцы! — кликнул старый князь, азартно крутивший лошадь на месте — так бы и сам влился в атакующий строй.

Один за одним взлетали над траншеей, ровно на мощных крыльях, гулко ударяли копытами по ту ее сторону. Иной гусар, низко наклоняясь с седла, успевал рубануть саблей по жерди, выбивая из рук «пехоты» ее «ружья».

За траншеей изгородь, не меньше двух аршин в высоту. Тяжелые кони перемахивали ее с легкостью диких ланей. И только один вдруг замешкался. Неопытный всадник не точно послал его в прыжок на препятствие. Конь сбился с ноги, затоптался и в азарте сделал прыжок с места. Ему прыжок удался, лишь слегка задел брюхом верхушку плетня, а всадник вылетел из седла и кубарем покатился ему под ноги. Вскочил, прихрамывая, догнал и поймал лошадь, неловко — видно, сильно ушибся — взобрался в седло.

Старый князь вспылил.

— Буслаев! В обоз его! Пока к седлу не привыкнет! Зови его сюда, пред мои грозны очи.

Незадачливый гусар соскочил с коня, отдал честь, тяжело дыша.

— Кто таков? — сурово спросил полковник.

— Рядовой Ефрем Кольцов, ваше высокоблагородие.

— Ты что же, мерзавец, всех славных гусар позоришь? С коня падать взялся? Да ты знаешь, скотина, что гусар с коня падает только с пулей в сердце? Тебе бы плетей хороших, да твое счастье, что я с утра весел. В обоз его, корнет! Сей же час.

Гусар понурился, ковырнул землю носком сапога.

— Как стоишь, обормот? У тебя что, в ж… зудит? Так я бы тебя плетью почесал! Кругом! Марш!

— Батюшка, — вполголоса обратился Алексей, когда гусар отошел, — уж больно круто. Новобранец…

— Я вам не батюшка! — взлетел над полем гневный бас. — Извольте обращаться по чину! Не в кабаке, милостивый государь!

— Я вам не милостивый государь, господин полковник! Извольте…

— Что?! Бунтовать? Не зря, видать, на вас доносы пишут. Развели в эскадроне миролюбие! Я вас научу дисциплину воинскую блюсти! Щенок! А ну-ка, на конь, живо! Покажи, каков ты в деле есть! — А то он не видел, бок о бок с сыном воюя.

Буслай, смеясь, делал Алексею отчаянные гримасы за спиной полковника. Да не в добрый час. Обернулся полковник.

— Что рожи корчишь, корнет? Ты офицер русской армии или обезьяна? Ступай по своим делам, только и знаешь на гитаре романсы бренчать! Цыган!

Волох подвел Алексею Стрелку, сочувственно придержал стремя. Алексей наклонился к нему, шепнул:

— Вы что с ним пили поутру? От бешеной коровки молочко?

— Никак нет, господин поручик, коньячком завтракали. Но маленько. Потому, видать, и серчают. Вы уж не оплошайте.

Алексей остановил лошадь под поредевшей сенью старого дуба, проверил пистолеты, подвигал саблю в ножнах, опустил ремешок кивера. Полковник взмахнул перчаткой.

Капризная Стрелка на этот раз без обычных фокусов пошла в галоп. Легко перемахнула траншею, еще изящнее взяла плетень. И вот тут Алексей, доверившийся ей полностью, бросил повод, выхватил оба пистолета и разом влепил по пуле в брюхастых «болванов» — только труха соломенная полетела. Мгновенно кинул пистолеты в ольстры, выхватил саблю — один «болван» остался без головы, другой — без половины кивера.

— Отменно! — похвалил его полковник. — Вот бы все твои молодцы так-то. А то они у тебя только с коней падать горазды.

— Я, батюшка, — напомнил Алексей, — тоже падал.

— Ты вместе с конем пал, это не зазорно. Ладно, — сделал вид, что смягчился, хотя в душе и без того мягок, — не гони его в обоз. А вот пристегни его в обученье к Александрову. Это ему большой стыд будет, вместе с девкой обучаться. Да, а кто ж в атаке так славно свистел?

— Да он и свистел, батюшка. И песельник славный.

— Вот-вот, к бабам его. Пусть им свистки свистит и песни играет. Пока к седлу не прирастет. — Повернулся к строю.

— Вот что, братцы, слушать всем. Я вами доволен. Живет во всех вас суворовский дух русского солдата. И офицеры у вас хороши. Вы берегите их. В бою, коли офицер погибнет, всем плохо придется. Это помните. И еще крепче помните, что говаривал Александр Васильевич. Пуля — дура, штык — молодец, а солдат должен думать. — Говорил ли такое Суворов, как знать. Но командиру лучше верить, чем в его словах сомневаться. — Скачете хорошо, рубитесь отменно, а думать не умеете. Иной раз смотрю — лошадь умнее всадника выходит. — Слушали, конечно, со всем вниманием, но и с досадой. Кому понравится, коли тебя глупее скотины бессловесной почитают.

— А вы не жмурьтесь. Я пустые слова не сказываю. Я всегда дело говорю. Или не так?

— Точно так, ваше благородие!

— Третьего дни ходили вы в атаку на неприятельский резерв. Смяли и рассеяли француза. Однако могли вообще смести, коли думать умели. Слушать всем: в атаку идти следует рысью, а в карьер «марш! марш!» — в ста шагах. А вы, братцы, за версту галопом пошли. Многие кони задохнулись, строй разорвался, один только взвод на неприятеля налетел. Ясное дело, молодцы?

— Точно так!

— «Ура» кричать до поры тоже не след. Весь пыл из себя выдохнешь. «Ура» кричать — как неприятель спину покажет. Ладно я говорю?

— Никак нет, ваше высокоблагородие, — смело выступил вперед дядька Онисим.

— Ну, поучи полковника. — Князь отставил ногу, закрутил ус.

— Ежели, ваше высокоблагородие, гнать неприятеля на «ура!» в спину, то никак его не догонишь. Шибко он нашей «ура!» опасается. Как заяц от гончака летит, пулей — и то не достать.

— Хитер! А я хитрее. Вот тогда и гоните его под «ура!» без остановки до самого Парижа. Ни пожрать ему, ни водицы испить, ни оправиться не давайте — и так уж сколько на нашей родной земле нагадили.

Да, культурная нация. В церквах конюшни да отхожие места устраивали. Нет им прощенья и не будет пощады.

— Корнет Буслаев! Велите обед трубить. Коли щи будут, так и по чарке выдать.

— И свистуну? — скрывая улыбку, спросил Алексей.

Старый князь нахмурился, но натура взяла свое. Молча кивнул, потянул было руку покрутить ус, да передумал. Кинул Буслаеву вслед:

— Буслай! А кашеварам от меня скажи. Увижу еще, что шомполами варево в котлах мешают, так шомполов и получат. Горячих и досыта. — Обернулся к Алексею, улыбнулся легко: — А денек сегодня славный! Такие погоды по осени только на Руси святой бывают. Журавли-то, я чай, уже отлетели?