Тубурская игра - Макс Фрай

Обернувшись, я увидел невысокого пожилого мужчину, чье загорелое лицо можно было бы назвать непримечательным, если бы не огромные глаза цвета молодой листвы — никогда прежде таких не видел. Одет он был, как все здешние жители, в несколько слоев. Из-под клетчатой шерстяной юбки с запахом выглядывали широкие штаны до колен, а из-под них — еще одни, почти такие же узкие, как у изамонцев, заправленные в короткие стоптанные пастушьи сапоги. Поверх тонкого свитера и длинной полосатой рубахи был надет лоскутный жилет; обычно к такому наряду полагается еще пара-тройка курток, полдюжины пестрых шарфов, скрученных в один огромный жгут, и длинный непромокаемый плащ, но день выдался больно уж теплый, чтобы так кутаться.

У нас, я знаю, смеются над нелепыми нарядами тубурских горцев, и, на мой взгляд, совершенно зря. Когда то спускаешься в долину, где уже наступило жаркое лето, то поднимаешься на заснеженную вершину, да и сидя дома, никогда не знаешь, какие ветры заявятся нынче в твое селение и что за игры там затеют, удобно иметь возможность быстро избавляться от лишних деталей костюма и по мере необходимости столь же стремительно одеваться.

На голове незнакомца было несколько шапок – не огромных Сонных, конечно, а маленьких, связанных из тонкой шерсти и украшенных такими замечательными узорами, хоть в гостиной на стены их развешивай вместо картин. Еще во время прошлой поездки я узнал, что подобные шапочки носят учителя сновидений – каждая содержит определенный набор простых снов, предназначенных для учеников, а голова преподавателя – идеальное место для хранения учебных пособий в перерывах между уроками.

Зеленоглазый человек приветливо улыбнулся и сказал:

— Я согласен тебя учить. Вышел встретить, чтобы не терять времени зря.

Я опешил. Вот это удача! Теперь ни искать, ни уговаривать никого не придется, учитель снов сам за мной явился. Ну и дела.

Не знаю, как ведут себя в подобных случаях другие новички. Многословно благодарят? Молча кланяются? Предлагают будущему учителю все свое движимое и недвижимое имущество, от которого он, согласно традиции, трижды отказывается наотрез? Просто обещают стараться изо всех сил? Но я был бы не я, если бы не спросил:

— А откуда ты узнал, что я хочу выучиться на Мастера Снов?

Мой будущий учитель так удивился, что перешел на хохенгрон, на котором с приезжими здесь никто не разговаривает — просто чтобы не заставлять нашего брата лишний раз чувствовать себя дураком.

— Как будто сам мне вснился бегущий нетерпеливый. Как будто сам не единожды проснился упрямый настойчивый. Как будто сам спрашивает теперь как будто мы как будто в темном сияющем глубоком не пребывали рядом как будто соприкасаясь не говорили!

«Ну ничего себе, — озадаченно подумал я. – Мало того, что я ему «вснился», так еще и «проснился» неоднократно, оказывается. Как удалось-то?»

По вашим лицам вижу, придется еще кое-что объяснить. Сколько морочил вам головы сведениями о хохенгроне, а самого главного так и не сказал. В этом замечательном языке есть несколько сотен разных глаголов, которые приблизительно переводятся как «присниться» и «увидеть во сне»; разница — в оттенках значения. Честно говоря, даже теперь, немного изучив искусство сновидений, я понимаю гораздо меньше половины – только соответствующие процессам, в которые я был вовлечен или хотя бы становился их свидетелем. Например, глагол, который я неуклюже перевел как «вснился», означает, что какие-то эпизоды твоей реальной жизни приснились другому человеку, причем случайно, без предварительной договоренности и каких-либо осознанных усилий обеих участвующих сторон. А глагол «просниться» означает, что в чужом сне ты вел себя как человек, прекрасно понимающий, где находится и с кем говорит: высказывал просьбы, задавал вопросы, заключал договоры, давал объяснения и так далее. Тубурцы полагают, что «просниться» можно только намеренно; для этого существует специальная техника – говорят, довольно простая, но это я ни подтвердить, ни опровергнуть не могу, поскольку так с нею и не ознакомился. Мой учитель был уверен, что, если очень припечет, «просниться» я и сам распрекрасно сумею – получилось же несколько раз. Переубедить его мне не удалось, а жаль. Полезный был бы навык. Есть вещи, которые наяву обсуждать не принято, а хочется иногда – хоть плачь.

Ну вот, про значения глаголов я с горем пополам рассказал. Уже легче.

А тогда, услышав ответ зеленоглазого тубурца, я натурально онемел от удивления и смущенно замотал головой – дескать, не было ничего такого. А если и было, то я не помню.

— Ишь, — обрадовался тот, — да ты все понял! Легко, значит, будет с тобой договариваться.

Он, кстати, так и не стал выяснять, где я языку выучился, – ни в тот день, ни позже. Теперь думаю, может, я сам все о себе рассказал — когда «проснился», чтобы напроситься в ученики? И внезапный переход на хохенгрон был не следствием удивления, а проверкой?

Все может быть.

Я наконец собрался с мыслями и пробормотал:

— Как будто я не был как будто с тобой в темном сияющем. Как будто помнить нечего пусто как будто мне.

— Сам ничего не помнишь? – ласково переспросил мой будущий учитель. – С новичками такое порой бывает. Ничего, не беда. Уметь важнее, чем помнить.

Я тоже перешел на нормальный язык. Сказал:

— Спасибо. Я так рад, что ты согласен меня учить! Думал, искать учителя долго придется. Я же заранее ни с кем не договаривался, и рекомендаций у меня нет. Просто много лет мечтал выучиться на Мастера Снов, однажды решил – сейчас или никогда – и на следующий день уже был на корабле. На меня иногда находит.

— Многие молодые люди ведут себя импульсивно, — снисходительно согласился тубурец. – Наяву это трудно счесть достоинством, зато во сне бывает чрезвычайно полезно. Ну что, пошли?

— А как тебя зовут? – спросил я, поднимаясь на ноги. Тут же смутился и объяснил: — Надо же мне знать, как обращаться.

— Сновидцам имена не нужны, — безмятежно ответствовал зеленоглазый. – Впрочем, наяву у меня есть несколько прозвищ – для родни, для чужих людей, для незнакомцев и для учеников. Зови меня Еси Кудеси, а свое имя не говори, оно помешает мне тебя учить.

В другой ситуации я бы непременно кинулся выспрашивать, чем может помешать мое имя. И не следует ли мне тоже обзавестись прозвищами на разные случаи жизни? Но когда выяснилось, что передо мной не кто-нибудь, а «дядюшка Еси Кудеси», тот самый «прекрасный человек», о котором писала королю Кегги Клегги, мне стало не до вопросов. Я еще даже не начал думать, под каким бы предлогом с ним познакомиться, а он сам пришел, сообщив, будто я ему неоднократно «проснился». Бывают же чудесные совпадения! Или это сила моего желания встретить Еси Кудеси оказалась столь велика? Нет, все-таки вряд ли. Прежде ничего подобного не случалось, а то куча народу начала бы вздрагивать при встрече со мной – все, кого я очень хотел заполучить в собеседники, но постеснялся беспокоить наяву.