Здесь и теперь - Владимир Файнберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я? Интересно, каким образом?
— А это пока секрет.
— Анна, слушай меня внимательно, очень серьёзно. Ни сейчас, ни в будущем не вздумай меня каким‑то образом финансировать. От этого мне будет только плохо. Ты должна это понять.
— Понимаю, милый. Очень. Но в данном случае тебе не о чем тревожиться. Ты разбогател сам. Без меня.
— Этого быть не может. В чём дело?
— Ну потерпи. Неужели тебе самому не интересно потерпеть?
— Аня, подойди к окну, взгляни, какая метель. Может, тебе лучше не заезжать за мной? А уж о поездке за город и думать нечего.
— Нет уж, я за тобой приеду. Ты меня не лишишь этого удовольствия, да? А что касается куда после — надо что‑то решать вместе. Хотя мне бы хотелось, чтоб ты решал сам… По крайней мере, моя квартира и дача — твои.
Я хотел было возразить, сказать, что ни в коей мере не могу пользоваться тем, что связано с её мужем, но Анна перебила:
— А ты помнишь, что тебя вызывали в Союз писателей? Ты был там?
— Ох, Аня, невероятная история. Увидимся — расскажу.
— Рассказывай сейчас!
— Потерпи. Мы же увидимся через четыре часа. Неужели тебе не интересно потерпеть?
— Так нечестно!
— Нет, дорогая, ты расставила сеть и сама в неё попалась. Теперь терпи.
Закончив разговор, я взял с подставки папку, и это движение воскресило тот, показалось, очень далёкий день, когда вот так же стоял я в будке телефона–автомата со своим отвергнутым сценарием. Всего два с лишним месяца назад это было… Но до чего же плотно прошло это время, сколько всего случилось!
Где, на каком этапе произошёл поворот? Тот самый, обещанный четырьмя встречами с Н. Н. От отчаяния к надежде, к тем открытиям, о которых я и подозревать не мог, перед которыми бледнели все фантастические романы. А то, что случилось между мной и Анной!
Уже сворачивая к переулку, где находилась лаборатория, я задумался о странном сцеплении случайностей. Утром по дороге в Москву, рассказывая Анне о том, как в поисках электробритвы зашёл в соседнюю комнату, между прочим спросил: откуда у них этот плакат с быком и тореадором и почему там напечатано «Boris Smirnow»?
Спросил и осёкся. Но Анна ответила:
— У меня подруга в Испании. Прислала как‑то среди прочего такой сувенир. Там можно сказать любое имя, и тебе его вмиг впечатают в афишу.
В Союзе писателей выяснилось, что меня вызывали внести членские взносы. Оказалось, задолжал за четыре года. Отдал деньги, расписался и, когда шёл узким коридорчиком к вестибюлю, столкнулся с женщиной, которая ведала туризмом писателей. Много лет назад она оформляла поездку в Болгарию.
— Господи, как давно я вас не видела! На ловца и зверь бежит, зайдёмте ко мне.
— Зачем?
Заведя меня в кабинет, она выложила на стол расписанный на год план турпоездок.
— По разным причинам недобор групп. Горит план. Выбирайте страну, пишите заявление.
— Но я никуда не собираюсь. У меня и денег нет.
— При чём тут деньги? Сегодня их нет — завтра есть. Что вам стоит пока написать заявление? Деньги сдают в последнюю очередь, перед самой поездкой.
Из любопытства пробежал глазами список:
«Англия,
Швейцария,
страны Бенилюкса,
Болгария,
Испания,
ГДР,
круиз по Средиземному морю».
— Шикарная жизнь, — сказал я, возвращая список, — увы, это не для меня.
— Но что вам стоит написать заявление? Вот бланк, вот авторучка. Садитесь и заполняйте.
Терпеть не могу, когда на меня давят. Но в данном случае все это было так смешно и фантастично, что, вспомнив афишу с тореадором, уступил и смеха ради написал, что хочу поехать в Испанию. Поездка предполагалась в конце апреля и стоила семьсот пятьдесят рублей.
«Интересно, — думал я, нажимая звонок у двери в лабораторию, — если б не плакат, какую бы страну я выбрал?» Испания казалась столь же недостижимой, как Марс. Или какое‑нибудь созвездие Ориона.
— …Что нового, Артур? — спросила Нина, когда мы усаживались в зале перед началом занятий. — Давно у нас не были, даже не звоните. Паша о вас спрашивал.
«Знает или не знает?» Было почему‑то стыдно взглянуть Нине в глаза; с другой стороны, я испытывал чувство благодарности к ней, познакомившей меня с Анной.
— Видела Наденьку, — продолжала между тем Нина. — Она говорит, у вас неприятности на работе.
— Все в порядке. — Не хотелось не то что рассказывать, даже возвращаться к мыслям о студии.
Нина с удивлением глянула на меня и сказала:
— Вчера была у Наденьки, её Костя что‑то себя неважно чувствует.
Вошел Йовайша, сел за стол, оглядел притихшую аудиторию. Начались отчёты.
Пока очередь ещё не дошла до меня, думал, включить ли в отчёт историю с Тамарой и то, как обнаружилось, что ладонь может давать ответы, и понял: это будет нескромно. Решил обязательно поговорить с Йовайшей наедине, в перерыве, или же, на худой конец, после занятий. Хотя не хотелось, чтоб Анна ждала.
Слушая отчёты других, вспомнил о Маргарите. Худой длиннобородый человечек — Нинин знакомый — фанатически призывал собравшихся перейти исключительно на гречку, отказаться от остальных продуктов и медитировать в полдень в позе лотоса перед зеркалом, чтобы углядеть свои предыдущие воплощения.
— А кто вы по профессии, где работаете? — перебил Йовайша.
— По профессии инженер, работаю дворником, это к делу не относится.
— Извините, я попросил бы отчитываться конкретно, по тому, что было задано.
Выяснилось, упражнений дворник не делал, ибо, как он заявил, «давно всё умеет».
Толстая пожилая женщина в брючном костюме сообщила, что облучала семена своей «половой чакрой».
— Я ведь этого не задавал! — с досадой воскликнул Йовайша. — Ну и что? Каков результат?
— Потрясающий! Все семена проросли на другой день!
Было очевидно, что она бессовестно врёт.
Некрасивая робкая девица рассказала, глядя в тетрадь, что опыт с семенами у неё удался. Что облучённых рукой семян проросло на 30 процентов больше, чем необлученных, и проросли они на двенадцать часов раньше. Кроме того, она застенчиво поделилась тем, что на днях сняла головную боль у бабушки. Этой, по крайней мере, можно было верить.
Из всего услышанного меня больше всего заинтересовал отчёт лётчика, полковника ВВС.
— По поводу опыта с пшеницей распространяться не стану, — сказал тот, — у меня всё получилось. Примерно как у большинства. Но потом я решил несколько видоизменить условия игры: я облучал энергией не семена, а воду, которой полил семена. И, вы знаете, итог, как говорится, превзошёл все ожидания. И ещё хочу заметить, эти эксперименты надо бы делать здесь, в лаборатории. При комиссии. И чтоб не мы, а она объективно регистрировала результаты.
Йовайша заулыбался:
— Молодец, товарищ полковник! Комиссию создадим, и немедленно. Что касается облучения воды — вы опередили события. Как раз сегодня будет рассказано, как работать с водой, делать её носителем информации. Все вы получите соответствующее задание.
После отчётов избрали комиссию, решили одно из помещений лаборатории оснастить стеллажами и лампами дневного света, чтоб можно было ставить биологические опыты.
Во время перерыва поговорить с Йовайшей не удалось. Тот вызвал к себе в кабинет человека с длинной бородой и тётку в брючном костюме.
Полковник ВВС подошёл ко мне, когда я кончал разговаривать с матерью по телефону, стоящему на тумбочке в коридоре.
— Думается, мы симпатичны друг другу, отчего бы не познакомиться? — Он протянул руку: — Меня зовут Оскар Анатольевич. Если хотите — просто Оскар.
Я пожал широкую ладонь, тоже представился.
— Читали сегодняшнюю «Литературную газету»? Беседу за «круглым столом» по поводу экстрасенсов?
Я отрицательно покачал головой. Давно уже мы с матерью отказались от этой роскоши — выписывать газеты. Обходились радио и стареньким черно–белым телевизором «Рекорд».
Оскар Анатольевич пересказал содержание беседы. Несколько академиков и членкоров утверждали, будто кроме обычного тепла, исходящего из рук целителей, тончайшие электронные приборы ничего не зафиксировали; что если некоторые болезни и вылечивались, то исключительно силой теплового массажа. Или внушения.
Я слушал и думал о том, что ни Тамара, ни женщина в красной шапочке даже не знали о моём вмешательстве. Да и как могло дойти тепло ладони с дачи, расположенной в десятках километров от Москвы, до той же Тамары?
— Глупость всё это, — сказал я полковнику. — Читал я подобные статьи. Этим людям кажется, что они борются против идеализма. На самом деле идеалисты именно они: молятся на материю. А есть ещё сверхтонкие энергии. Если бы Ленин был не Ленин и сказал в их присутствии, что атом неисчерпаем, как Вселенная, ему б показали, где раки зимуют! Пока что не все можно измерить приборами. Например, человеческую мысль. И в мозгу до сих пор не нашли место, где она рождается. Я лично с каждым днём все сильнее ощущаю: все вокруг — тайна. И мы с вами — тайна.