По воле Посейдона - Гарри Тертлдав

Когда Соклей с Менедемом появились на берегу, с Диоклеем разговаривали двое загорелых мужчин с обветренными лицами и со шрамами на руках, ногах и щеках. Начальник гребцов, казалось, был с ними запанибрата: если не считать отсутствия шрамов, он сам мог бы сойти за одного из наемников.

— А вот и наши шкипер и тойкарх, — сказал келевст. — Они расскажут вам все, что вы хотите знать.

— Двенадцать драхм за проезд до Сиракуз, как мы слышали? — спросил один из наемников. — Верно?

Соклей покачал головой.

— Двенадцать драхм, чтобы добраться до Тарента, — пояснил он. — Не знаю, зайдем ли мы вообще в Сиракузы. И пока мы не выясним, как идет война с Карфагеном, я не смогу вам этого сказать.

— Двенадцать драхм за проезд до Италии — немалые деньги, — проворчал второй наемник, — тем более что мне придется самому покупать себе жратву.

— Так уж принято, — заметил Менедем. — Так всегда делается. Ты ведь не ждешь, чтобы я изменил общепринятые правила?

С точки зрения Соклея, глупо было выдвигать подобные аргументы, но он вовремя захлопнул рот: его двоюродный брат лучше знал, как торговаться с наемниками.

— Хорошо, хорошо, — сказал второй воин. — Когда вы собираетесь отплыть?

— У нас хватит места для пяти или шести пассажиров, — ответил Менедем. — Мы останемся здесь до тех пор, пока не наберем всех или пока не решим, что набрать такое количество нам не удастся.

— Что ж, считай, один пассажир у вас уже есть, хотя деньги вы, ребята, берете несусветные, — заявил первый наемник. — Это я — Филипп.

— Два пассажира, — поправил его второй эллин. — Меня зовут Калликрат, сын Эвмаха.

— А я — сын Мегалка, — добавил Филипп. Он указал на «Афродиту». — Значит, сегодня вы не отплывете?

— Нет, если только вдруг не объявятся еще трое или четверо пассажиров, — заверил его Соклей. — А кроме того, у нас тут есть кое-какие дела. Давайте договоримся так. Приходите на берег каждое утро ближайшие несколько дней, и тогда мы без вас никак не уйдем.

— Хорошо, — сказал Филипп.

Калликрат кивнул в знак согласия.

Оба они легко зашагали прочь, обратно в город, который стремительно разрастался на Тенаре.

— Что ж, двое у нас уже есть, — сказал Менедем Соклею. — Не так уж плохо, ведь мы стоим на якоре всего один день.

— Да, не так уж плохо, если только нам вообще сойдет с рук то, что мы сюда явились, — ответил Соклей. — Имейся тут настоящая гавань, куда заходят честные люди, нам бы не пришлось бросать якорь в стороне от берега.

— Это и есть гавань, куда заходят честные люди, — возразил Менедем с улыбкой, которую, без сомнения, считал обезоруживающей. — Мы ведь здесь, верно?

— Да, и все же я хотел бы, чтоб нас тут не было, — ответил Соклей.

Улыбка его двоюродного брата стала кислой. Но Менедем все-таки сел вместе со всеми в лодку и вернулся на «Афродиту».

Соклей приподнял бровь, когда они взобрались на акатос.

— Что-то не похоже, чтобы ты решил провести ночь на берегу, честный человек.

На этот раз Менедем не выдержал:

— Да заткнись ты!

Из чего Соклей сделал вывод, что его шпилька попала в цель.

На следующий день они заполучили еще одного пассажира, критского оружейника, изготовлявшего пращи. Звали его Ройкос.

— Я так рад отсюда убраться, — сказал он. Его протяжный дорийский акцент был куда заметнее, чем у родосцев. — Здесь все кошмарно дорого, и я проедаю свое серебро в ожидании, когда кто-нибудь сделает заказ. Не думаю, что мне будет так сложно найти работу по ту сторону моря. В тех местах всегда где-нибудь да идет война.

Он попытался сбить цену, которую назначил Соклей, но тот отказался торговаться, ибо не сомневался, что Ройкос не хочет оставаться на Тенаре. Оружейник долго жаловался, но потом сдался и сказал, что тоже будет приходить на берег каждое утро.

На протяжении следующих трех дней ни один человек не выказал никакого интереса к путешествию в Италию. Менедем на баке постоянно ворчал и весь кипел от негодования.

Соклей попытался его утешить:

— Павлины откладывают все новые яйца. А пассажиры обязательно появятся, подождем еще.

— Не ты один хочешь убраться отсюда, — огрызнулся Менедем. — Или, думаешь, мне больно нравится здесь торчать?

Соклей изумленно уставился на него.

— Я полагал, ты счастлив, как свинья, купающаяся в желудях.

— Я что, похож на идиота? — негромко спросил его двоюродный брат. — Я просто храбрюсь перед командой. Значит, я и тебя одурачил, вот как? Это славно. Мы пришли сюда, чтобы заработать деньги, но я буду благодарить всех богов, когда мыс скроется за горизонтом.

Подергав себя за бороду, Соклей пробормотал:

— Ты не так прост, каким кажешься на первый взгляд.

— Это комплимент или обвинение? — засмеялся Менедем.

Когда моряки доставили их на следующее утро на берег, Филипп, Калликрат и Ройкос уже ожидали там. И, как и в предыдущие несколько дней, Соклей сказал:

— Сегодня вряд ли, если только нам не повезет.

Наемники заворчали себе под нос ругательства.

И тут Менедем указал в сторону хижин и палаток:

— Смотрите-ка! Кажется, кое-кто хочет нас видеть.

И верно, к берегу трусил человек. Он был в тунике и сандалиях, а в холщовом мешке явно нес воинские доспехи.

— Эй, вы! — окликнул он моряков. — Я слышал, вы отплываете в Италию, это правда?

— Да, так и есть, — ответил Соклей.

— Я дам вам четверть мины, если вы доставите меня туда, — предложил незнакомец. — И если вы отплывете немедленно.

Соклей и Менедем переглянулись. Этот человек не просто хотел попасть в Италию, ему срочно требовалось попасть туда.

— Ты будешь лишь четвертым нашим пассажиром, — проговорил Соклей. — А мы вообще-то надеялись набрать шесть.

— Сколько вы берете с каждого за проезд? — поинтересовался вновь прибывший.

— Двенадцать драхм, — ответил Соклей.

Они с Менедемом опять переглянулись, на этот раз уже не с таким энтузиазмом. Если бы рядом не стояли три других наемника, Соклей мог бы назвать цену повыше.

— Тогда — порядок. Я дам вам, — вновь прибывший помедлил, чтобы подсчитать на пальцах, — тридцать шесть драхм за то, чтобы отплыть сегодня.

Он порылся в холщовом мешке и вытащил небольшой кожаный мешочек, в котором позвякивали монеты.

Филипп и Ройкос что-то пробормотали себе под нос.

Ройкос уставился на нового парня с толстым кошельком — а может, на сам кошелек. Соклей не сомневался, что они тоже поняли: если человек так швыряется деньгами, то у него наверняка имеется к тому веская причина.