Григорий Явлинский - Виктория Колобова

Механизм инфляционного налога многообразен, в отношении промышленных предприятий он выглядит примерно так. Представим себе предприятие, закупающее сырье и материалы и рабочую силу на 1000 рублей и изготавливающее из этого всего продукцию, стоимость которой на рынке в данный момент составляет 1500 рублей. Если производственный цикл составляет, например, три месяца, то в условиях темпов инфляции 1992–1993 годов за это время цены вырастают вдвое. Готовая продукция продается уже не за 1500, а за 3000 рублей и по правилам бухгалтерского учета прибыль предприятия составляет не 500 рублей, а 2000. Вся эта прибыль облагается налогом, без учета того, что для начала нового производственного цикла предприятию нужно заплатить за сырье, материалы и рабочую силу уже не 1000 рублей, как три месяца назад, а тоже в два раза больше. В результате налогом облагается по существу не только прибыль, но и необходимые издержки производства. Это ведет к неплатежам и свертыванию производственной деятельности, но государство (на данном этапе) благодаря инфляции свой доход получает [118].

В то время как государство укрепляло свои позиции, выбивая костыли из-под отечественного производства и собирая таким образом налоги для комфортной и сытой жизни, сразу раздавался ропот. Причем роптали далеко не одни шахтеры и учителя. Второй съезд Межрегионального биржевого союза, проходивший в Москве в середине мая 1992 года, констатировал следующее. Экономические условия на территории бывшего Советского Союза провоцируют и поощряют развитие нелегального бизнеса, черного рынка, коррупции государственного аппарата.

Одновременно росло напряжение во взаимоотношениях регионов и Центра. В начале 1992 года никто не получал денег из Центра, а налоги аккуратно отчислялись в Москву. Очевидно, наверху не совсем адекватно оценивали ситуацию в провинции. Вообще-то трудно понять как, кто именно и чем оценивал. Ведь, если я ежемесячно выплачиваю налоги, то с моей обыденной точки зрения могу рассчитывать и на зарплату сейчас и на пенсию потом и даже на медицинское обслуживание. Г. Арбатов говорил о шоковой терапии так: «Требовать введения в России рыночной системы то же самое, что убеждать водолаза всплывать на поверхность без декомпрессии»[119].

Провинция не хотела всплывать без декомпрессии и сделала отчаянную попытку оставить налоговые поступления на месте, чтобы было чем платить зарплату бюджетникам и пенсию старикам. Уже в первые годы (1992–1993) около 30 субъектов Федерации перестали вносить в федеральный бюджет свою долю. Они дружно требовали особого режима налогообложения, либо дополнительных федеральных субсидий. На какие же нужды расходовались налоги? К сожалению, в прессе такой информации нет, но некоторые сведения все же просачиваются, особенно, когда они окрашены конфликтом.

В Москве в январе 1992 года на пленуме Совета «Демократической России» на почве налогов произошел разрыв этого демократического движения. Некто, о ком пресса умалчивает, произнес пламенную речь, в которой взывал к совести московского правительства и других органов управления. В своей коммерческой деятельности они нередко использовали деньги налогоплательщиков. Победил в конфликте, конечно, не он, а «московско-поповское» лобби, убежденное в своем праве пользоваться деньгами налогоплательщиков[120].

Может быть, они и имели такое право, не мне судить, но все-таки непонятно, а как же быть с зарплатами и пенсиями? Правда, в 1992 их еще платили. Но не повторяется ли то же самое и сейчас? Контроля-то нет. «Бесовские» съезды имели возможность контроля. Нынешний парламент лишен контрольных функций в соответствии с Конституцией, кстати, одобренной народом на референдуме. Так что налогоплательщикам с налогами шутить нельзя.

— Вообще новые налоги, — пишет в начале 1992 года Г. Явлинский, — напоминают антиалкогольную кампанию. То есть нечто такое, что перпендикулярно всей хозяйственной жизни… Это все равно, что человек спрыгнул с 30-го этажа, а все анализируют, какой рукой он в полете двинул…»[121].

Спрыгнул с 30-го этажа отнюдь не чиновник государственного аппарата, поднимался без декомпрессии тоже не он. Но это только моя точка зрения. Есть люди, считающие, что это именно Е. Гайдар и его коллеги прыгали, поднимались, голодали… «Взяв на себя неблагодарную работу по расчистке завалов командной экономики и проведения непопулярных мер, правительство Гайдара сыграло роль камикадзе»[122]. Некоторые приписывают эту роль президенту. Но камикадзе — это очень страшно и слишком серьезно. Не люблю я статистику, вечно она страдает неточностями. Но сейчас все же приведу цифры. С 1990 по 1994 годы в нашей стране добровольно на роль камикадзе претендовали многие. За эти годы количество самоубийств возросло с 26,4 до 41,9 %, то есть более, чем в полтора раза. На месте А. С. Ахиезера я бы не стала записывать на эту роль столь высокопоставленных лиц государства, все-таки это дело личное. Пока они, слава Богу, живы и, наверное, здоровы. А вот с мнением А. С. Ахиезера, что Гайдар проводил непопулярные социальные меры, я совершенно согласна. Только вот в камикадзе сыграл не он, а те несчастные, которые не сумели мягко приземлиться, выпав с 30-го этажа из-за непопулярных социальных мер. У нас на Дону в Дубовском районе из-за постоянных задержек зарплаты покончила с собой воспитательница детского сада, одна воспитывавшая ребенка.

Пожалуй, в приведенной цитате о правомерности непопулярных мер правительства Ельцина — Гайдара мы наблюдаем замечательный образец бюрократического приема мышления. Этот прием отличается тем, что любая информация, будь то сообщение о гиперинфляции и налогах или о самоубийствах, всегда смешивается с пропагандой «за» и «против» данного правительства. Григорий Алексеевич не агитирует ни «за», ни «против», он просто объясняет, какие изменения необходимо сделать в экономике, чтобы люди могли ежемесячно получать зарплату, пенсию, чтобы восстановить обрабатывающую промышленность и народное хозяйство в целом. Но все его начинания, как уже заметил Д. Сорос, было легче выполнить, чем начать, потому что они требовали отставки правительства. Чтобы уменьшить количество камикадзе, Явлинский предлагает усилить роль правительства «в области демонополизации, создании конкурентной среды, с серьезным акцентом на защиту собственности и развитие национальной индустрии и создание финансовой системы поддержки сбережений, капиталовложений и роста, что является единственным путем к действительно финансовой стабилизации»[123]. Но все это невозможно выполнить, пока господствует компрадорская буржуазия.