Курумилла - Густав Эмар

— Настал час отомстить за те оскорбления, которыми нас осыпали целых четыре месяца, за гнусную клевету, распускаемую про нас. Но будем истинными французами: если мы сумели терпеливо перенести оскорбления, то будем же великодушны после победы. Не мы желали войны, нас подтолкнули к ней. Помните же, что мы сражаемся за свободу народа и что сегодняшние наши враги завтра будут нашими братьями. Будем страшны во время битвы и великодушны после сражения. Теперь моя последняя просьба к вам: предоставьте мексиканцам сделать первый выстрел, пусть все знают — до последней минуты мы желали мира… А теперь — да здравствует Франция!

— Да здравствует Франция! — дружно закричали авантюристы, потрясая оружием.

— Разойтись по своим постам! — скомандовал граф.

Это приказание было исполнено в удивительном порядке.

Дон Луи вынул часы. Было ровно десять. Тогда он обернулся к своим солдатам, которые не спускали с него глаз, обнажил шпагу, взмахнул ею над головой и закричал звучным голосом:

— Вперед!

— Вперед! — подхватили офицеры.

Колонна быстрым шагом двинулась вперед, в строевом порядке и держа оружие наготове.

Мы уже говорили о единственном мосте, ведущем в город, он весь был загорожен баррикадами. В конце его находился дом, занятый солдатами, которых поместили даже в погребах.

Над окрестностями царила мертвая тишина. Французы выступали, как на параде: твердо, уверенно.

Когда они приблизились к городу на расстояние ружейного выстрела, раздался страшный залп, унесший немало жизней.

Отряд немедленно устремился к городу. Завязалась неслыханная, невероятная битва. Двести пятьдесят французов, сражавшихся налегке, атаковали город в двенадцать тысяч человек, окруженный крепкими стенами и защищаемый многочисленным гарнизоном.

Прежде чем мексиканцы опомнились, французы налетели как вихрь, опрокинули защитников моста, завладели им и, не останавливаясь, вошли в город, уничтожая на своем пути всех, кто пытался оказать сопротивление.

Тут началось настоящее побоище. Французы очутились под картечью четырех пушек, которые стояли в конце улицы. Пули из всех окон градом сыпались на них.

Положение становилось критическим. Граф спрыгнул с лошади и обратился к солдатам.

— Кому нужны пушки? — закричал он, ринувшись вперед.

— Нам, нам! — И французы бросились за ним с беспримерным неистовством.

Артиллеристы были немедленно заколоты, а пушки развернуты против их прежних владельцев.

В эту минуту граф увидел Валентина и его охотников. Они сражались, как демоны, без устали убивая индейцев, которые напрасно сопротивлялись им.

— Боже мой, как хорошо! — радостно восклицал при каждом своем ударе Черный Лось. — Как умно поступил я, что приехал сюда.

— Хорошо, жарко, — с увлечением отвечал ему Весельчак.

В это время Валентин обошел город, вскарабкался на стену по забытой врагами лестнице и, не пролив ни одной капли крови, захватил пост, которым командовал мексиканский офицер.

— Спасибо за лестницу, — сказал он с насмешкой растяпе, затем отворил ворота и впустив в город французскую кавалерию.

Мексиканцы защищались отчаянно. Генерал Гверреро, льстивший себя надеждой хорошенько проучить дерзких французов, был совершенно ошеломлен их неистовством и решительно не знал, что предпринять против этих непобедимых чертей. Их ничем нельзя было остановить… Надо заметить, что французы не удостаивали вниманием выстрелы своих врагов — они сражались лишь холодным оружием.

Наконец генерал Гверреро решил сосредоточить все свои силы на Аламеда-де-Пуэбло, у входа на которую поставил пушки, заряженные картечью.

Мексиканцев оставалось человек шестьсот, так велики были их потери. Они решились защищаться до последней капли крови.

Граф отправил дона Корнелио к де Лавилю с приказом довершить поражение последних защитников Аламеды, а сам решил подойти к городу с другой стороны.

…Капитан поскакал вперед, лошадь его опрокидывала все, что попадалось ей по дороге. Он мчался так быстро, что один очутился перед неприятелем.

Мексиканцы остолбенели… Их командир велел стрелять в бесстрашного капитана. Пули засвистели над его головой, а он продолжал стоять по-прежнему неподвижно и спокойно.

Видя это, Валентин примчался к нему со всей кавалерией.

— Черт возьми, де Лавиль, — закричал он, — что вы здесь делаете?

— Жду вас, как видите, — отвечал тот совершенно простодушным тоном.

Воспламененные бесстрашными словами, французы яростно бросились на Аламеду с криком: «Да здравствует Франция!». На эти крики дружно отвечала пехота графа, которая подошла к Аламеде с противоположной стороны.

Завязался отчаянный бой, кровь текла ручьями. Граф сражался, как простой солдат, и бросался в самые опасные места. Он все время пробивался вперед, ободряя своих товарищей. Мексиканцы не могли организовать удачной обороны. Несмотря на отчаянное сопротивление, они в конце концов вынуждены были сдаться своим врагам, которых сочли за настоящих демонов.

Несмотря на переутомление всадников и их лошадей, де Лавиль со своей кавалерией бросился в погоню за бегущим неприятелем.

Эрмосильо был взят, граф Пребуа-Крансе оказался победителем.

Остановившись среди трупов, граф спокойно вынул часы. Было ровно одиннадцать.

Итак, он выполнил свое обещание. Сражение длилось всего лишь час.

— Теперь, братья, — сказал граф, вкладывая шпагу в ножны, — город наш! Довольно пролито крови, поможем раненым. Да здравствует Франция!

— Да здравствует Франция! — подхватили авантюристы.

ГЛАВА XXII. После победы

В истории трудно подыскать другой пример победы, одержанной над столь многочисленным противником при таких малоблагоприятных обстоятельствах.

Мексиканская армия в большом беспорядке оставила Эрмосильо, бросив триста убитых и раненых, весь свой обоз, артиллерию, боевые припасы и знамена — поражение было полное.

Генерал Гверреро, не помня себя от стыда и гнева, бежал во весь опор по направлению к Уресу, спасаясь от французской кавалерии, преследовавшей его по пятам.

В руки графа попало множество пленных, среди которых были несколько мексиканских офицеров.

Радость авантюристов не имела границ. Однако этот блистательный успех достался им ценою значительных потерь. Маленькая французская армия потеряла в бою двадцать человек. Эта цифра показывала, что мексиканцы отступили не сразу, а после ожесточенного и мужественного сопротивления.

В числе убитых французов было несколько любимых офицеров графа. Все эти молодые люди пали, сражаясь во главе своих отрядов, поощряя солдат личным примером.