Позволь мне любить тебя - Бриттни Шахин

и не жаждала расплаты. Слава Богу, у нее их не было. Она была светом, в котором я отчаянно хотел остаться, но как бы я ни старался, тьма всегда находила меня.

Я запустил руки в волосы, решая, чем поделиться, когда на крыльце под козырьком появилась мама.

— Хадсон служил на флоте, как и Константин, — начал я. — Но потом его мама заболела, и он ушел после восьми лет службы. Он ухаживал за ней, пока она не умерла через несколько месяцев, и тогда он решил присоединиться к ФБР. Он устроился на работу в Квантико. Получил место в Нью-Йоркском отделении. — Я перечислял факты как можно быстрее, и ее глаза расширялись от каждой детали.

Да, забавный факт: агент ФБР был с нами, когда мы совершали преступление.

— Так вот откуда вы знаете столько подробностей о ее деле? Ну, то, что вы считали ими, я полагаю.

Я покачал головой.

— Федералов обычно не вызывают на убийства, если они не происходят на федеральной территории или как-то не связаны с… ну, с делами ФБР. — Я не слишком разбирался во внутренних делах Бюро, да и не хотел разбираться. Федералы не любили таких людей, как я, которые брали правосудие в свои руки. — Так что нет, Хадсон не мог помочь в этом вопросе. Он просто хотел добиться справедливости для Бьянки. И он тоже считал, что судебный процесс — полная чушь.

— Но ведь он больше не работает в ФБР, верно? Я имею в виду, я не думаю, что агент будет владеть баром. — Она пожала плечами. — Хотя что я могу знать?

— Нет, он уволился вскоре после того, как мы убили того человека. Он плохо справлялся с этим.

— Но ты сказал, что тебя и твоих братьев арестовали. Но не его?

Я оглянулся на крыльцо, и мама помахала нам рукой, когда рядом с ней появилась Иззи. Боже, она все больше и больше походила на Бьянку. Иногда на нее было чертовски больно смотреть.

— Нет, — сказал я, прочищая горло, — его не опознали, и мы не назвали его имени. Возможно, отчасти поэтому он чувствовал себя виноватым и ушел из Бюро. — Я не знал всех подробностей, потому что он всегда был гораздо ближе к Константину. — Мы должны войти. Они ждут. — С этими словами я заглушил двигатель и взял наши чемоданы, которые засунул за сиденья после того, как отправил охранников домой.

На улице меня осенило, что Мария все еще не решается войти в дом. Она была ужасной лгуньей, что, на мой взгляд, было достойно восхищения, поэтому она явно волновалась, что отвечать на вопросы, которые, как она знала, ей зададут.

Она крутанулась на месте, врезавшись в меня, и я выпустил чемоданы, чтобы поймать ее за предплечья, забыв о том, что на нас смотрят.

— Какую историю ты им рассказал, почему я здесь?

— Я сказал им частичную правду. Объяснил, что Киара до воскресенья находится у твоего бывшего, и тебе тяжело, поэтому ты спросила, можешь ли ты присоединиться ко мне в моей поездке. Думаю, им не нужно знать, что Томас — псих и его планы изменились, а ты здесь только для того, чтобы быть упрямой занозой в моей заднице.

— Я не слышу сарказма там, где он должен быть в конце этого предложения, мистер.

Я не мог не улыбнуться на это, черт бы ее побрал.

— И, если я причиняю боль, это хорошо. Может быть, ты этого заслуживаешь. — На лбу у нее прорезались тревожные морщинки: — Ты не сказал им, что мы… ну, ты понимаешь? — Этот невинный наклон ее головы, когда она подыскивала слова, заставил мое сердце снова забиться сильнее.

— Что мы друзья, коллеги, соседи? — Я изогнул бровь. — Моя мама старой закалки, милая. Если я скажу ей, что мои рука и рот побывали между твоих бедер, у нее случится сердечный приступ.

Она отдернула руку и игриво ударила меня по груди, и я это заслужил. Но это стоило сделать ради улыбки, появившейся на ее губах, и того, что она, кажется, сбросила часть своей нервозности.

Ее глаза прищурились, и она удивленно сказала мне:

— Вот ты где.

— А?

— Это ты. Это тот, кого я знаю и люблю. Кого обожает Киара. Я вижу тебя сейчас. С прошлой ночи я видела тебя мельком то тут, то там, но я…

Мой мир, по сути, слетел со своей оси, и я перестал слышать все, что она говорила после «люблю». Возможно, она сказала это, имею в виду дружбу, но мне было все равно. Это был первый раз, когда она бросила это слово в мою сторону, и я схватился за него и приберег на тот случай, когда снова начну терять себя и мне нужно будет найти путь обратно к ней.

Но, черт возьми, она была права. Стоя с ней на дороге моих родителей, на мокрой земле, под серым небом, я мог быть тем, кем ей было нужно. И на несколько секунд я почти подумал о том, чтобы позволить полиции разобраться с делом Бьянки.

— Ты можешь оказать мне услугу? — Я потянулся к ее руке, снова забыв о нашей аудитории, потому что, возможно, у меня все-таки была надежда. Может быть, она была права, и у нее была сила, чтобы удержать меня. Не дать мне упасть слишком глубоко. Слишком сильно.

— Что угодно, — пробормотала она.

— Напоминай мне время от времени о том, кто я есть. — Я сжал ее руку. — Человек, которого ты видишь. Того, кем ты меня считаешь, по крайней мере.

Ее глаза превратились в щелочки, как будто мои слова чуть не вызвали у нее слезы.

— Я с радостью буду напоминать тебе об этом каждый час каждого дня.

— Вы двое идете или как? — воскликнула Иззи, прервав нас, и помахала рукой, как будто мы не видели, что они нас ждут. И по какой-то причине они оба, казалось, чувствовали, что лучше не подходить к нам.

— Ты готова? — Я отпустил ее.

— Я могу это сделать, — сказала Мария, задыхаясь.

— Я рядом, — пообещал я. — Всегда.

— А я-то думала, что приехала в Нью-Йорк, чтобы прикрыть тебя. — На этот раз она улыбнулась только половиной рта. Неловко, но очаровательно.

— Может быть, это работает в обе стороны?

— Только «может»?

Я взял наши чемоданы и наклонил голову, предлагая ей идти.

— Я работаю над собой, — признался я. — Я стараюсь. — И я действительно старался.

— Наконец-то! — Моя мама вскинула руки вверх, когда мы подошли, а затем с нетерпением притянула Марию к себе и прижалась к