Ручная кладь - Нина Охард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь нам предстоит еще одно испытание. После ужина нас собирают на разбор.
Мне говорят слова восхищения, утверждая, что всегда будут рады меня видеть в этом лагере. Я слушаю эту патетическую речь с легкой иронией. Я прекрасно знаю цену словам. Да и волнует меня сейчас совершенно другое. Что там с Вовкой? Мы идем в канцелярию и звоним в больницу. Там долго не берут трубку, но, наконец, женский голос отвечает, что все нормально, Володю прооперировали с ним все в порядке.
– А нога?
– Ногу ампутировали, – она говорит тоном, как будто ничего не случилось у нас светская беседа и мы просто перебрасываемся парой ничего не значащих фраз.
У меня по лицу текут слезы, я теряю способность говорить и двигаться.
Я ложусь спать и от усталости мгновенно засыпаю. Но как только я погружаюсь в сон, все возвращается: я снова бегу вверх по скале, и снова Вовка мне говорит:
– Инвалид на всю жизнь.
Я просыпаюсь. Лежу с открытыми глазами, снова засыпаю, но все опять повторяется, и еще раз, и еще. Я уже боюсь закрывать глаза. Я смотрю в темноту и прислушиваюсь.
Уже поздно, не слышно голосов и не видно людей, слышно только как стрекочут цикады.
Я одеваюсь и выхожу на улицу. Все спят, и я осторожно бреду по лагерю. Вокруг тихая прекрасная звездная ночь, такая же, как была вчера и, наверное, такая же, как будет завтра. Ничего не изменилось в этом мире, кроме меня. Неожиданно я вижу еще одну темную фигуру, она приближается ко мне и зовет меня по имени.
Это Миша.
– Не спится?
Миша садится на лестничную ступеньку, я пристраиваюсь рядом. Мы сидим молча, каждый думает о своем. Неожиданно Миша нарушает тишину.
– Это я во всем виноват, говорит он, – я не должен был вас оставлять.
– Тогда бы эта балда убила тебя, и мы остались без рации и аптечки, – возражаю я.
– Мне было бы все равно, – говорит он.
– А мне нет. Ты представляешь, что это такое: сидеть и смотреть, как кто-то истекает кровью, не имея возможности помочь?
Миша не слушает меня, он думает, что он во всем виноват.
Я вижу, как из темноты отделяются две фигуры и движутся в нашу сторону. В одной я узнаю Шурика. Вторая – девушка, которую он провожает. Шурик прощается с девушкой и подходит к нам.
– Вы что тут полуночничаете? – удивленно спрашивает он и подсаживается рядом.
Разглядев меня, продолжает:
– Что опять четверку по медицине оплакиваешь?
Я впервые за долгое время улыбаюсь. Да, действительно, я же сидела здесь, рыдала по поводу четверки!
– Кстати, врач обещал, если я все сделаю правильно, на пятерку исправить, а не исправил – добавляю я.
– Хочешь, я завтра подойду к нему и заставлю исправить? – предлагает Шурик.
Я смотрю на Сашку с выражением полного недоумения:
– Зачем, что это изменит?
Мы сидим молча, каждый думает о своем.
– Нельзя брать на себя вину за все катаклизмы мира, – спокойно продолжает Шурик, – горы есть горы, здесь всегда что-то случается, к этому нужно привыкнуть.
Я понимаю, о чем он говорит, просто я не могу заставить себя не чувствовать. Объяснить Шурику я это не могу. Мы прощаемся, и я возвращаюсь досматривать свои кошмарные сны.
Утро не приносит облегчения, но тем не менее я превращаюсь в героиню дня. Ко мне подходят незнакомые люди, здороваются, просят мой адрес и телефон, задают идиотские вопросы. Я помимо собственной воли становлюсь центром вселенной, мне неловко, стыдно, и я не знаю, куда от этого спрятаться. Я пытаюсь недоуменно вопрошать, что я такого совершила героического, с чего вдруг весь этот сыр-бор? Я не сделала ничего особенного, только то, что было нужно и возможно. В ответ слышу, что большинство людей это не делают. Меня это не утешает и не успокаивает.
В надежде спрятаться от всей этой суматохи, я снова прихожу в комнату к инструкторам. Они собираются на сборы. Завтра утром выезд.
– Мишка, давай возьмем Нинку с собой на сборы, предлагает Шурик, – хорошая девчонка.
– Я – за, – одобрительно кивает головой Миша.
Я смеюсь. Я знаю, что это шутка. Взять человека на сборы, где все посчитано, и число участников равно числу продовольствия и снаряжения, они не могут. Да я и не хочу. Я всю жизнь покоряла вершины, стремилась быть лучше, сильнее, умнее. И вдруг оказалось, что всего, что я знаю и умею недостаточно. Может, я просто стремилась не туда и делала не то? Может больше не нужно никаких вершин?
– До Тернауза можно я с вами проеду? – спрашиваю я, – хочу к Володе в больницу зайти.
– Конечно, – отвечают мне хором. – Собирайся, в шесть уезжаем.
В шесть утра мы закидываем рюкзаки в машину и садимся. Начальник учебной части каждому жмет руку, благодарит и приглашает приезжать еще. Машина выезжает за ворота лагеря и перед нами открывается потрясающая панорама. Первые лучи солнца заливают золотом снежные шапки гор. Я узнаю Ушбу, Шхельду, Дангуз-Арун, Накру и затерявшуюся в их величественной красоте, невысокую вершину, Чегет-Кара-Баши, так изменившую мою жизнь.
Женская проза
Тень
Ссутулившись под весом тяжелых сумок с продуктами, мужчина остановился отдышаться, не дойдя двух пролетов до своей квартиры. Блеклая лампочка, затянутая нелепым пыльным плафоном, плохо освещала грязный, полутемный подъезд. Мужчина тяжело дышал, опираясь на подоконник и рассеянно глядя в окно. В глазах потемнело, и странные черные тени заплясали вокруг отражений в стекле. Лучи света от лампочки и уличных фонарей освещали часть стены, образуя причудливый силуэт. Вдруг тень отделилась от стены и сделала пару шагов вперед.
– Привет Тёма, – сказала она.
Мужчина вздрогнул и обернулся.
– Ты?
Он посмотрел на тень изумленным взглядом и выронил сумки.
– Да, я. Тебе помочь?
Тень сбежала по лестнице, ловко подхватила одной рукой сумки и протянула другую Тёме.
– Нет, что ты, дома жена, – испугано прошептал мужчина, отдергивая руку.
– Да ладно, – тень рассмеялась, – когда это она нам с тобой мешала? Небось по-прежнему со своими форумскими придурками чатится?
Артём смутился, глупо улыбнулся и
